Бежать, бежать, неважно куда, главное как можно скорей бежать, он должен скрыться от магов, от собак, ото всех, кто мог его увидеть и услышать, от любого случайного прохожего, потому что они тоже умрут. Все умрут, любой, кто его заметит, кто взглянет в его уставшее в шрамах лицо, любой, кто заденет плечом или вдохнет его запах. Они убьют каждого, стирая его из жизни, из памяти, из истории. Бежать – но куда? Скрыться – где? Лишь бы не нашли, только не сегодня, только не сейчас!
…с неба в переулок упало нечто большое, лохматое, и застонало, пытаясь подняться. Трое ублюдков, во всю глотку только что смеявшиеся, отступили назад, судорожно ища свои раскладные ножи. Я же, испуганно пискнув, забилась в самый темный угол. Косматое чудище наконец-таки поднялось на ноги, пошатываясь сделало пару шагов и вскинуло голову. Это оказался давно не бритый, заросший мужчина, правую щеку рассекал шрам от виска до шеи.
Целую вечность длился один вдох. А после бывшие только что шавками, почувствовавшими свое превосходство, подонки стали шакалами, отчаянно кинувшимися на разъяренного волка, и замертво упали на асфальт. Рядом тяжело упал и волк, вконец обессиленный схваткой и получивший ножом в бок…
Почти что нирвана. Знакомая до боли тишина. Странное, не естественное спокойствие. И это проклятое чувство, что кто-то рядом. Словно снова сковали цепями и заточили где-то далеко, глубоко, где сам дьявол никогда не бывал.
Нет, нет! Просыпайся! Это сон, просто сон и надо просто проснуться!
– …стой, не убивай! – выпаливаю первое пришедшее на ум. Чувствую, как капельки пота скатываются по спине. Животный страх, я снова его испытываю, только теперь передо мной мой спаситель, гигант, сильной рукой прижавший меня к двери.
– Кто ты? – спрашивает он. У меня перехватывает дыхание, ловлю тебя на том, что бессмысленно открываю-закрываю рот. – Кто ты? – повторяет он уже со злостью в голосе.
– Я была в переулке, где ты убил тех троих, помнишь? – глубокий вдох перед еще одной скороговоркой. – Тебя ранили и… я привезла тебя сюда… здесь, дома, перевязала тебе рану… вот…
Сердце бешено бьется, кровь стучит в висках. Я так не волновалась на первой в своей жизни сессии, как сейчас, перед этим странным человеком с холодным блеском в глазах. Он убирает руку, отступает на пару шагов, все еще пристально на меня смотрит.
– Зря. Что это за место?
– Моя квартира, – удивленно вскидываю бровь, развожу руками.
– А год? Какой сейчас год?
– Две тысячи десятый… а что?
Он хмурится, садится на кровать. На бинтах нет пятен крови, значит, швы не разошлись.
– Ничего. И долго я тут?
– Два дня. Тебя вообще сильно ранили.
Смех.
Он смеется? Да что вообще, черт возьми, происходит?
– Царапина, сам бы выбрался.
Теперь уже я смеюсь, от нервов.
– Сам? Колотая рана в боку! Скажи спасибо, что легкое не задело! И обошлось без зара… – осекаюсь под его ироническим взглядом. Дура. У него же все тело – пособие, столько шрамов. – Тебе бы себя в порядок привести…
Дождь всегда спасал, смывая следы, стирая запахи, давал еще один шанс на выживание, издевался пестрой радугой в небе и заманивал в людные, но такие теплые и сухие места. А этот дождь – искусственный, грубый, только раздражает кожу и глаза, ядовит на вкус и какое-то странное ощущение после него, словно слоем грязи покрылся.
…сначала хотела рассказать все подруге, все с самого начала. Но вовремя спохватилась, ведь ОН запретил, да и час ночи, как оказалось. Я нашла свой старый дневник, где последняя запись была больше года назад, когда мы с Дэйлом начали встречаться, и все-все, что произошло за эти три дня, записала. Про нападение вечером возле клуба, про здорового Невклидия, упавшего с неба, про то, как я везла его в машине домой, не зная, о чем больше беспокоиться, о машине или о нем. Писала о своем первом медицинском опыте оказания первой (да и второй, пожалуй, тоже) помощи. О том, каким красавцем он вышел из душа (и – о боги! – я готова была отдаться на месте), как он разбил нос Дэйлу, пьяному придурку, пришедшему у меня права качать, а главное то, что он сказал – забыть о нем. Как можно забыть такого человека?..
Снова бежать. Не так быстро, но и не останавливаясь. Через ночь, через тени освященного города, вдоль шумных дорог. От заката до рассвета по опавшей листве и мусору, глотая пыль и вдыхая тяжелый запах испарений. Как бы это не убило раньше преследователей!
...я услышала их в полусне, стоило лишь сомкнуть веки. Пара пищащих голосов и один бас. Черт, черт, черт! Понимаю, что надо проснуться, но меня словно тянет в водоворот сна. Я борюсь, но не могу, сил не хватает, слышу их где-то вдалеке, а мозг уже начал обрабатывать информацию, еще чуть, и соскользну с островка осознания…
Меня выдергивает волосатая лапа, зажавшая рот, а горящие зеленым светом глаза заставляют застыть как в параличе.
– Ну и где он? – растягивая слова, спрашивает нависший надо мной монстр с огромными ушами, жабьим ртом и напрочь отсутствующим носом. Я лишь вожу глазами, пытаясь что-нибудь увидеть.
– В спальне ничего нет, – жалобно пропищал кто-то вне поля зрения.
– Обыщите еще раз, – пробасил державший меня. – Он не мог уйти бесследно. – И обратился ко мне: – Ты же знаешь, о ком я, не так ли?
От его растянутого в подобие улыбки рта меня бросает в дрожь. Пытаюсь повертеть головой, всем своим видом показывая, что – нет, не знаю. Но я знаю… Каменная стена, думать о каменной стене! Большой такой, каменной, Боже, дай мне сил, стене!
– А он считает иначе, – злобно протянул жабоподобный.
Сверху на меня уселся еще один, поменьше, под его весом я вспомнила, что у меня есть тело, но было уже поздно. Он держал в руках мешок, мерзко хихикал и елозил, от чего у меня выступили слезы. Как же это унизительно, мерзко и больно! Закончив, он достал из мешка… Боже, он достал голову! Человеческую, с капающей кровью голову! И эти знакомые в полусвете глаз чужаков очертания… Дэйл? Нет… только не он… Боже, пусть это будет не он!
Широко распахнув глаза, голова отчетливо произнесла:
– Привет, малышка!
Я кричала в лохматую ладонь, бессмысленно пытаясь вырваться…
Первое правило – никогда не имей друзей. Не заводи друзей. Вообще забудь это слово – друг. Если не можешь быть кому-то другом, то не стоит искать себе таких. Второе правило – не геройствуй. Кто бы, где бы и когда бы ни попал в беду. И третье правило – чисть за собой. Любого. Каждого.
Он нарушил все три правила, впервые за пять лет. Теперь, ощутив ее боль, его раздирала совесть. Но надо идти вперед.
…сколько прошло времени? В короткие всполохи сознания я озираюсь, вижу всю ту же камеру, ощущаю всю ту же цепь на ноге и слышу все тот же мелодичный голос, что-то успокаивающее нашептывающий на ухо. Вспоминаю, что это бард, друг виновника нашего заточения, и мне становится тепло и уютно в его объятьях, и от мысли, что он еще жив, пусть и в таком странном затхлом месте…
Порой опытная дичь зазнается и ловится в самый простой капкан новичка. Он попался, как если бы вчера вышел на улицу, так легко и просто. Как же он годами мог убегать?
Его бьют по лицу, а он улыбается. Ногами пинают в живот, а он смеется. Ему заламывают руки, надевают кандалы, а он доволен и про себя благодарит своего врага, пославшего именно этого жабоподобного идиота за ним. Им не понять, чего он рад. А он все еще жив; вымотан, снова избит, скован, но жив и еще будет жить. День или два, он будет жить.
…знакомый голос возвращает меня к реальности. Обнаруживаю себя лежащей на холодном полу, до того обессиленной, что повернуть голову кажется не возможным. Глаза привыкают к мраку, и я узнаю эту высокую мощную фигуру человека, сведшего с ума весь мир. Бард рассказал и про то, кто он, этот странный Невклидий, и про его дочь полуэльфийку, которую из-за хрупкого равновесия рас не рискнут трогать, и про этих существ из подземелья… Он много рассказывал, я много слушала, я все это повторяла на пытках, но ни разу не вспомнила даже, как он выглядел. Не смогла. Хотела – ведь тогда бы меня быстро убили, не мучили, никакой больше боли и страха. Но… но… Может, потому что я была ему обязана, может, потому что бард просил, может, то я дура, или может просто из-за поцелуя, ставшего лучшим моментом в моей жизни.
– Завтра вас повесят. Кроме тебя, – пропищал ушастый, закрепляя цепь на стене, ухмыльнулся и ушел…
Его будут пытать, жестоко и сурово, пока все не вытащат, а после убьют, задавят, как таракана, и закончится наконец-то эта безумная гонка сквозь время и место. Эльфийские города, гномские кузни, людские разрушенные деревни, страшное будущее шумных и грязных миров. Но сначала его заставят смотреть, как корчатся на виселице бард, крестный его дочери, и девушка из будущего, хрупкая случайная жертва. Только он не будет сожалеть, а закроется в скорлупе своего сознания, как она научила за пару часов до смерти.
Они не знают, что он будет жить, что память о нем сохранилась, где-то там, далеко, в узорах чернилами, и вскоре он вновь родится, осознается, вспомнит себя и продолжит долгий путь к единственной цели в своей веренице жизней – уничтожить обреченный мир.
17.12.2010