Алерсион после первой улыбки Микли тоже улыбался, но едва заметно. Так улыбаются лишь те, кто раз вступив на дорогу, предложенную им Судьбой, не сходят с неё, вечно идя навстречу невзгодам и радостям. Они идут по ней только вперёд, зажигая все встреченные сердца самоутверждающей улыбкой, такой улыбкой, которая остаётся в памяти – и сердце! – увидевшего её навсегда, принося радость от того, что до сих пор существуют сердца, способные гореть настолько ярким и ровным огнём всегда. Не смотря ни на какие лишения и беды, такое сердце никогда не потеряет веру в добро и справедливость, которые торжествуют всегда, пока в сердцах горит огонь!
– Микли, спасибо тебе! Ты Понял. С чем я могу тебя только поздравить!
Микли с жаром пожал протянутую ему руку. Он был счастлив. Просто счастлив.
– Знаешь, Ал... Мне вот только одно интересно. Почему на тебя так озлобился Кондир? Это как-то связано с Латанисом? Почему ты побледнел?..
Алерсион действительно побледнел. Но ответил совершенно спокойным голосом:
– Латанис... Это слишком личные вопросы, мой друг. Могу сказать тебе лишь одно: Кондир в детстве был не слишком сообразителен в части чувств, а детские обиды проходят зачастую значительно дольше, чем надо бы. Латанис же... Он всё равно собирался сделать то, о чём ты несомненно узнаешь. Но узнаешь через некоторое время. Согласен? – дружелюбно улыбнулся Алерсион.
– За отсутствием других вариантов ответа... Естественно, да!
В дверь тихонько постучали. Стук был таким, словно стучавший сам немного побаивался того, что его услышат. Но в то же время стук был нагловатым, словно стучавшему было всё равно, что с ним будет дальше.
Алерсион жестом велел Микли оставаться на месте, а сам, размяв руки, подошёл к двери. Сделал удивлённые глаза, будто почувствовав что-то такое, чего здесь никак не ожидал. И спросил то, что спросил бы любой на его месте.
– Кто там? Кондир, хватит уже так сопеть... – тихо сказал Светлый эльф.
Послышалось тихое позвякивание поворачиваемого в замочной скважине ключа. Дверь без скрипа открылась ровно настолько, чтобы в неё мог боком проскользнуть эльф. И он действительно проскользнул. Им был лорд Кондир.
Алерсион скрестил руки на груди и презрительно посмотрел на Кондира.
– Ну здравствуй, проклинаемый всеми прислужник Восточной Тьмы!
– И тебе привет, зазнавшийся любитель... – тут он взглянул на Микли, – опустим чего. Пытаешься растлить это юное и непорочное дитя? – усмехнулся Кондир.
Светлый эльф кинулся бы на вооружённого дрими'нокая с кулаками, но его остановила тирада Микли, тоже не слишком довольного появлением Кондира.
– Я не дитя! Мне уже шестьдесят девять! До совершеннолетия мне всего одиннадцать лет! – гневно ответил Микли, подходя к Кондиру. – Зачем вы пришли?
– Записку читал? Вижу, что читал, – ответил дрими'нокай, увидев утвердительный кивок Микли. – Это хорошо. Значит ты готов к тому, что спасаться как-то надо. И именно это как-то я и собираюсь обеспечить. Ну как, ты готов? Не слышу ответа!
Микли с вызовом в прищуренных глазах посмотрел на лорда Кондира. "Та ещё сволочь" по выражению Алерсиона выглядела загнанной, но довольно-таки бодрой. Готовой к новым свершениям. Дрими'нокай ничуть не изменился за прошедшие триста восемь лет: те же чёрные волосы до копчика; умное, но усталое и измождённое постоянной и явно нелюбимой работой, лицо, покрытое, как и всё остальное тело, светло-коричневой кожей, цветом напоминавшей скорлупку жёлудя; красивые глаза со зрачками из абсолютной черноты, в которых ничего не отражалось; аристократический, с небольшой горбинкой почти у самой переносицы, нос; рот, сейчас изогнутый в самую малость вымученной улыбке и приоткрытые этой всё равно обворожительной улыбкой белоснежные зубы с черезчур длинными для обычного эльфа клыками; и, наконец, самые натуральные уши эльфа Тьмы Восточной: длинные, в пол-ладони, но с тупыми, словно обрезанными очень острыми ножницами, концами. Одет он был в белую рубашку с кружевным воротником и несколькими прожжёными пятнами в разных частях. Рубашка не была заправлена в обтягивающие стройные ноги штаны из черной кожи лэйренкосского вепря. На ногах плотно сидели удобные, красивые и очень прочные чёрные с красным ботинки из последней коллекции Дэриэта Мальдивара, одного из самых известных темноэльфийских модельеров Срединограда. Верхней одеждой Кондира служил чёрный фрак с длинным воротником. Фалд у фрака не было. Просто полы спускались до колен, а потом шло что-то слабоопределимое. Больше всего оно напоминало призрак фиолетовой ленты, очень плотно пришитый к полам фрака. Микли пригляделся магическим зрением и не столько увидел, сколько почувствовал, что на призраке ленты двумя рядами идут руны всех четырёх эльфийских рас. Слоги складывались во что-то не только нечитаемое, но и непроизносимое. Тёмный эльф напряг ум и несколько слогов языка Тёмных эльфов сложились в дрожащую надпись: "Да не тронет меня ни одна тварь Тьмы!" Поняв, что заморачиваться на этом не стоит, Микли обратил внимание на ярко-красную ленту, спускающуюся с левого плеча на грудь и правое бедро. На уровне груди на ленте находился крупный и плоский алмаз, вокруг которого находилось несколько других камешков размером поменьше. Это явно был самодельный магический усилитель. В левой руке у Кондира был средних размеров меч с гардой, выполненной в виде крыльев дракона. Голова дракона была точно в центре крестовины, а глаза-рубины переливались в неярком утреннем свете угольями, немного присыпанными пеплом. Рукоятью меча служил язык дракона, заканчивающийся небольшим шаром с шипом. На серебристо-голубом лезвии не было ни рун, ни других знаков. Только у самой гарды находились четыре волнистых линии, сливающихся в треугольник, смотрящий вершиной на остриё меча. В правой руке дрими'нокай держал универсальный дрилл'сар, с помощью которого все заклинания получаются одинаково хорошо и без крупного перевеса в какую-либо стихию или силу. У самого лезвия в виде языка огня располагались несколько усиливающих колец. Микли одобрительно хмыкнул и язвительно спросил:
– И на какой же захолустной ярмарке продают такие потрясные ленты?
– Знаешь, если ты будешь оскорблять мои артефакты, то я могу просто уйти, закрыв за собой дверь, – вкрадчиво проговорил хозяин Кейольского замка. И ухмыльнулся. – Я жду, юный Тёмный эльф! Ты со мной или останешься с этим... этим... соблазнителем чужих братьев? – под конец фразы губы Кондира искривились от ярости.
– Латанис и я были совершенно взрослыми. И мы умели отвечать за свои поступки и чувства, – высокомерно ответил Алерсион.
Микли похабненько ухмыльнулся и ткнул локтем в бок Светлого эльфа. Алерсион, хоть ухмылки и не видел, но понял к чему клонит его тёмный собрат. Его губы на несколько мгновений осветила улыбка воспоминаний о днях давно прошедших.
– И Латанису было хорошо со мной. Очень хорошо! – добил Алерсион.
– Ты... Да как ты смеешь так говорить о моём старшем брате! – взвизгнул от ярости лорд Кондир. Он сделал шаг к Светлому эльфу, но между ними встал Микли.
– Я, между прочим, знал Латаниса гораздо лучше тебя. Я-то его уважал как видного члена Ордена Эльфопоклонников. И я его любил. А ты... ты его убил! – обвиняющий указательный перст Алерсиона упёрся бы в грудь Кондира, если бы не два метра, разделяющие их. И Микли, стоящий на страже членовредительства. – И где ты достал кристаллы терлиганара, чтобы подсыпать его в вечернее вино Латаниса?!
– Так, господа эльфы! Может, оставим почти семейные разборки в прошлом и попытаемся выбраться из этого гадюшника? – поинтересовался Микли.
Алерсион опять улыбнулся, а Кондир сурово сверкнул глазами.
– Милым и ссора в радость, – совершенно невинно заметил Микли.
– Да я с этим тощим рыжем чудовищем даже за Трон Падших не стал бы! – гневно произнёс Кондир. Уголки его губ поползли вверх. – Лучше сразу повеситься.
– Он даже не эльф! О каких отношениях может идти речь?! И цвет кожи у него... как раз для карего орка. Даже за звание Верховного ардэл-ларда и все деньги Буллуг-сотского Банка я не стал бы с ним... строить отношения!
Микли пару минут смотрел на то как они демонстративно кривят лица и отворачивают их друг от друга, чтобы через десяток секунд опять посмотреть друг на друга. Когда гневное сопение перешло в обычное дыхание, а глаза дрими'нокая и Светлого эльфа перестали метать молнии друг в друга, Микли резко и властно сказал:
– А теперь пожали друг другу руки... и помирились!
Эльфы посмотрели на свои руки и протянули их друг другу. С улыбками протянули. Пожали. А потом и крепко, по-братски, обнялись.
– Я почти перестал надеяться на то, что ты воспользуешься даром Ин'Анлеала. И я, и он рады тому, что ты... стал меняться. Микли, иди с ним! – то ли приказал, то ли посоветовал Тёмному эльфу Алерсион, отстраняясь от Кондира.
– А как же ты? – удивился Микли, грустно глядя на своего наставника, с которым он был знаком столь короткое время. – Ты разве не пойдёшь?!
– Нет. Сегодня ночью ко мне явился сам Ин'Анлеал. Я остаюсь. Но ненадолго!
– Я тоже услышал его голос. Всего одно слово. "Пора!" И я понял, что надо что-то с этими обрубками, – тут Кондир тряхнул правой рукой правое же ухо, – делать. Микли, я чувствую: мир меняется. На Полуплоскость пришло новое зло, которое кто-то должен остановить. Дрими'нокай... я... не в силах справиться в одиночку, но... Ты ведь шёл в Срединоград? И Алерсион до сих пор лард-лестр Короля Саростоса. Так что там вы, возможно, найдёте управу на это новое зло. А я... я должен был умереть триста восемь лет назад, когда ты убил Лара Зондельфуса и его приспешника...
– Ну-ну, не стоит так убиваться! – попытался утешить Кондира Алерсион. – Хорошо, что ты понял, что с Шаяной тебя ждёт вечное прозябание, мука... а затем и финальный аккорд этой печальной песни. Смерть. Но ты воспользовался даром Ин'-Анлеала! Значит, твоя душа не так черна, как того хотелось твоей бывшей Хозяйке.
– И... мои братья... смогут простить меня?! – прерывающимся от волнения голосом спросил Кондир. – Даже Латанис?! Но я же причинил ему такие муки ядом...
– Латанис тебя первым же и простил. Уж он-то в Хеллоршипе развернулся на полную мощь своих выдающихся способностей! Сейчас он Первый Дэан Повелителя Гариалтуса. Если тебе это ничего не говорит, то могу добавить, что Латанис давным-давно хотел вырваться из гранитных оков Кейольского замка. Даже под Багровые Небеса, в Хеллоршип. И там он действительно счастлив. Можешь мне поверить.
На смуглом лице Кондира появилась целая гамма чувств. Там были и радость от того, что старший брат его не проклинает, и теперь уже искренняя печаль, потому что он самолично, из-за зависти и алчности отравил родного брата, который в общем-то неплохо к нему относился, и страх того, что он может потерять всё это – перемирие с Алерсионом, почти-одобрение Микли и возможное прощение Ин'Анлеала, и много чего ещё... Но Алерсион охладил пыл Кондира одной-единственной фразой:
– Рановато радуешься: Пертинус тебя убьёт, если встретит. А Эрику и Мартину плевать хотелось на все эти дела. Они тебе даже благодарны. Ведь это ты уговорил их отправиться в Срединоград. Так что... Ещё кое-что. Что ты намерен делать?
– Первым делом надо подобающе вооружить Микли. У меня в одном из тайников лежит прекрасный меч Звёздных эльфов. На меня он реагирует... не очень хорошо, сами можете убедиться, – тут Кондир провёл рукой про прожжёным дырам в рубашке и фраке. – Но в руки самого Миклеанора Сауберриззи должен лечь. Причём охотно. С щитом работать умеешь? Или считаешь, что от мётрвого врага и защищаться не надо?
Микли, если честно, именно так и считал. В подтверждение этого он кивнул.
– А жаль... В том же тайнике у меня есть пара-тройка очень приличных магических щитов. Не хотелось бы их оставлять на поживу маггохам и уриквалдам...
– И что же вы будете делать после того, как навестите тайник? – спросил Ал.
– Если не удастся пробиться в Зал Конфиденсов, придётся с боями прорываться из гостеприимного замка. Ведь я же теперь Предатель! – слово "предатель" Кондир произнёс с нескрываемым обожанием и злорадством. – Ещё можно было бы навестить Дириала Воммета, нового управляющего моим замком... – а вот "управляющего" в устах дрими'нокая прозвучало с максимальным презрением, которое вообще возможно. Кондир на несколько секунд замолчал, явно обдумывая что-то, что ему не очень нравится, а потом немного изменившимся, более грустным голосом продолжил: – Есть ещё один вариант, но он даже мне не нравится. Воспользоваться тайным ходом на третьем этаже и выйти на три с половиной километра северо-западнее Кейольского замка, в лесу, почти у Староизумрудного тракта. Тебе решать, Микли.
Микли посмотрел на Алерсиона. Тот выглядел так, как будто перед ним держали немного мёртвую уже две недели змею со сползающей чешуёй и вывалившимися внутренностями. Кондир тоже заметил выражение лица Светлого эльфа. Ал произнёс:
– Последний план... хорош, но явно не из лучших. Что скажешь, Микли?
Тёмный эльф перед ответом думал совсем недолго. Он сказал:
– А этот... управляющий... порядочная сволочь?
– Не уверен в том, что он вообще такое слово знает, но Дириал сволочь та ещё. – Хмыкнул. Добавил: – Он даже зубы по утрам не чистит.
Микли хотел было спросить: "При чём тут чистка зубов?", но передумал.
– Ал, пошли! Нам надо... – Микли на середине предложения обернулся к другу, но... Алерсион ответил ему печальной улыбкой. Покачал головой.
– Что я без магии? А оружия в руках я не держал достаточно давно, чтобы забыть, как им пользоваться. Я остаюсь, Микли. – Светлый эльф неожиданно подмигнул юному другу и, тепло улыбнувшись, сказал: – Не надо переживать за мою судьбу. Мы с тобой увидимся ещё до заката. Идите. Кондир, ты там присмотри за ним...
– Ага! Чтобы ты потом, в спокойной обстановке смог растлить этого неокрепшего эльфа? – весело спросил Кондир, ехидно глядя на Алерсиона.
– Никто меня растлевать не собирается, – сурово предупредил Микли. – Тем более Ал мог бы меня уже растлить, если б захотел того. Но он не захотел, и видимо... я не в его вкусе! – сказал Микли и нахально рассмеялся.
– Микли, – мягко сказал Алерсион, – если б я захотел, то ты бы оказался в... хм-м... у моих ног за первые двадцать минут нашего знакомства.
Тёмный эльф посмотрел на Алерсиона совершенно другими глазами. Обернулся за поддержкой к Кондиру, но тот ничего не ответил. "Вот-вот! Это именно то, о чём я и хотел тебя предупредить. Он... такой", – говорило его выражение лица и даже поза.
– Алерсион... многого я от тебя ожидал, но таких слов... никогда! – придушенно пробормотал Микли, с недобрым прищуром глядя на друга.
– Ну не надо так переживать, Миклеанор! Алерсион – леоллит и этим всё сказано. А если он к тебе приставать станет, то просто подожги ему волосы! – и Кондир захохотал, крайне довольный своей туповатой шуточкой.
– А если к тебе станет приставать Кондир, то назови его "грязным извращенцем" и пни именно туда, куда он заслуживает, – хмуро отбрил дрими'нокая Светлый эльф.
– Что, прямо в коленную чашечку? – ухмыльнулся Микли, прекрасно понявший предложение Алерсиона. Тёмный эльф посмотрел на Кондира, смех которого перешёл в хрип. Очень злой хрип, не предвещающий Светлому ничего хорошего.
– Примерно. Только сантиметров на пятьдесят повыше, – ответил Алерсион.
– Алерсион Магнари, вы, кажется, зарываться начинаете! – прорычал Кондир, создавая вокруг себя несколько разноцветных Режущих Дуг. – Ты был лишён магии и теперь ничто не мешает мне... – Лорд Кейоль собирался добавить ещё кое-что, но, увидев разом потухшие глаза и погрустневшую улыбку Алерсиона, почему-то притих.
– А я-то уже начал думать, что ты не так безнадёжен... Что ж, этого и следовало ожидать от... такого рэя, как ты. Ощущение безнаказанности очень многое способно сделать даже с крепкой психикой... Микли?
Тёмный эльф с негодованием смотрел на Кондира. Он почти выплюнул:
– Если ты решишь убить Ала, то сначала придётся иметь дело со мной!
– Но он же леоллит! – пытаясь оправдаться хоть чем-нибудь, прошептал Кондир.
Он чувствовал в этом Тёмном эльфе могучую силу, которой вполне можно писать историю Мира. Или миров. Дрими'нокай не собирался сражаться с обладателем таких возможностей. И не потому, что ощущал свои силы кружкой с забродившим пивом, стоящей рядом с огромным озером, полным чистейшей воды. Умереть Кондир уже давно не боялся. Его остановило нечто иное. Шанс?.. Да, пожалуй, именно так. Дар Ин'Анлеала горел в его груди сверхновой звездой и упустить возможность вырваться из-под гнёта Шаяны он просто не мог. Только первые лет пятьдесят служение Хозяйке Восточной Тьмы приносило какое-то удовольствие и было более-менее разнообразным. Потом пошла наскучившая через век рутина, с которой мог бы справиться и хорошо обученный оборотень, не говоря уже о вампире. Кондир же всегда хотел чего-то большего. Что-то такое, что дано если и не ему одному, то хоть очень небольшому количеству рэев. Желательно высокопоставленных. И это что-то он вполне мог бы получить, если бы Алерсион не убил бордовых магов. Собственное небольшое королевство с очень приличным доходом от продажи изумрудной травы тому, кто больше заплатит. Теперь же, когда он отрёкся от служения Шаяне, у него оставался один путь. Дорога, даже тракт, мощённая древним, побелевшим от времени, булыжником. По этой дороге уже многие прошли и ещё больше пройдёт. На некоторых камнях можно было разглядеть надписи вроде: "Ничего, к концу станет еще труднее. Но я пройду!" Или: "Права была мама, говоря: не сворачивай с тракта! В лесу аукнется!"
Триста восемь лет назад Ин'Анлеал дал ему шанс. Время пришло. И он использует эту невероятно важную возможность на все сто процентов!
– Пожалуй, я немного погорячился, – примирительно произнёс Кондир.
Режущие Дуги вокруг него стали втягиваться в пространство, как когти в подушечки пальцев у кошки. Их не было видно, но почему-то чувствовалось, что они могут возникнуть в случае малейшей опасности для своего хозяина.
– А теперь неплохо будет, если ты скажешь, что это было недоразумение, вызванное перманентной глупостью одного из присутствующих. И побыстрее!
– Микли, я понимаю твоё негодование, но он же... леоллит! – сказал Кондир, сумев последние слова сказать именно так, как и хотел. Словно ткнул раскалённым прутом в рану, предварительно заботливо присыпанную солью.
– Да-а? – Алерсион, сложив руки на груди, побарабанил пальцами правой руки по локтю левой и пренебрежительно поднял левую бровь. – Знаешь, а я и не подозревал! Спасибо, что напомнил, – и совсем другим голосом, напористым и гордым, настолько могучим, что по силе он мог бы сравниться с Грозным Рыком Тиары, сказал: – Да, я леоллит. И я горжусь этим! Кто-то против, или мне показалось?!
– Да будь ты хоть борнглортом, мне-то что с того?! – поспешил сказать Кондир.
– Боишься, как бы мой юный друг тебя не... покарал? – явно насмехаясь, спросил Алерсион. Подмигнул Микли и чуть-чуть грустным голосом сказал: – Вам пора!
– Да мы давно уже знаем, что нам пора, – язвительно ответил лорд Кондиронкреона. – Пошли, Микли. Оставим этого... леоллита в гордом одиночестве!
Кондир тут же развернулся и в два широких шага оказался на пороге.
Микли поспешил за ним. Дойдя до порога, он оглянулся.
Алерсион уже лежал на кровати, глядя в потолок. Он почувствовал, что на него смотрит Микли и улыбнулся. "Удачи!" – услышал Тёмный эльф у себя в голове.
Микли улыбнулся в ответ и вышел из камеры, чтобы больше туда не вернуться...
* * *
Кондир шёл на шаг впереди, а Микли следовал за ним чуть сзади и на полшага левее. Вот же пятнадцать минут дрими'нокай вёл Тёмного эльфа по узеньким коридорчикам, освещаемым лишь небольшими сгустками магического огня зелёного и красного цветов. Попадались они не так часто, как хотелось бы Микли. Между двумя освещёнными участками было от двух до пяти метров темноты. Нет, темноты Тёмный эльф не боялся. Обычной. Но эта... Эта темнота будила вековечный страх, бродивший на таких задворках сознания, о которых он сам и не подозревал до этого дня.
Темнота... Она была не совсем обычной тьмой, которая приходит с ночью, а днём таится в подвалах, шкафах, под диванами и ещё в сотнях различных мест, в некоторые из которых ни один нормальный человек, да и эльф тоже, по своей воле не полезет. Эта же темнота отличалась от обычной ещё и оскалом, который более всего был похож на ухмыляющийся череп чёрного орка. В темноте этих узких коридоров, которые, как предполагал Микли, были тайными ходами, можно было различить крошечные серебряные искорки, пляшущие на верхушках языков чёрного пламени. Причём пламя это тянулось лишь по стенам и потолку, на пол попадали лишь отдельные языки, причём языки эти не приближались к центру коридора больше чем на метр с обеих сторон. И движение... Постоянное движение в языках чёрного пламени и в тех участках, где его не было. Это напрягало, пожалуй, больше всего. Смотришь – ничего не двигается. Начинаешь отводить взгляд и... Ффухх! Пробежало что-то настолько чёрное, что даже чёрный огонь и темнота скрывали это неимоверным вложением сил. Только уцепил взглядом этого... это... существо, как оно тут же застыло и снова ничего... Очень неприятное чувство, когда не знаешь, что тебя может тяпнуть за руку... или ногу... или... Микли вздрогнул и тихо спросил у Кондира на двадцатой минуте:
– Кондир, а кто это там... во тьме... шастает? Его только боковым зрением и можно увидеть. Как посмотришь прямо, кажется, что и нет никого, и тьма пуста...
– А-а-а... Эти? Не бойся, шаргенгарассы тебя не укусят. Они просто милые маленькие тварюшки, которые охраняют эти... коридоры от... кое-кого, – ответил Кондир.
– Шарген... Кто-кто? Что-то раньше я о таких... милых зверюшках не слышал. И даже не читал, а читал я много, – заметил Микли, хмуро глядя во тьму.
– Прочитать тебе часть инструкции, которую мне прислали из Кандгвика? Чернобородые, пожалуй, больше всех гномов, вместе взятых, смогли изучить подземельной фауны. И флоры. Так вот, шаргенгарассы, близкие родственники шаргеншторглов и пустынных шаргенгорвов, являются расой разумной и довольно хорошо приручаемой, если пищи в достатке. "Шаргенгарасс" в переводе с благангвика значит примерно "тёмный зверь с острыми клыками и носом". Не знаю, как насчёт носа, но зубики у них действительно остренькие. Несколько дуроголовых маггохов были изгрызены ими до состояния... Как бы это сказать более точно... дырявого мешка.
– Как они смогли изгрызть маггохов?.. Они – сама магия! Хоть и ворованная.
– Шарги и сами магические. Сам ведь видел, как они скрываются в тёмных углах. Они созданы из тьмы и во тьму после смерти уходят... противно пища и требуя, чтобы тех гадов, которые их убили, публично кастрировали. А затем медленно расчленили.
– Вот уж не думал, что они ещё и разговаривать умеют...
– Они не только разговаривать умеют. Четыре средних размеров шарга могут сожрать взрослого гнома за десять минут. Если, разумеется, он не прихватил с собой в пещеры факел и что-нибудь хорошо горящее. Размножаются шаргенгарассы... странно. Когда шарг нажрётся мяса или магии по самые... зубы, он переходит в мудрёное состояние, которое гномы называют "лапчатый шар". Состояние это длится примерно пару дней, а потом из шара выходят два, реже три шаргенгарасса очень не в духе. Лично я думаю, что шарги – несколько неудачный эксперимент какого-нибудь тёмно-эльфийского бестиолога. Кто, кроме этих ушастых хлыщей, мог создать настолько нетипичный для Подземья и – фанфары! – гермафродитный вид? Ясное дело, Тёмные. И ещё одно доказательство в пользу моей догадки: шарги понимают команды только на темноэльфийском языке. Ты, случаем, ничего про шаргов не знаешь, кроме того, что я тебе рассказал? – не оборачиваясь, спросил Кондир.
– Я, если честно, монстрологией не слишком увлекался, когда учился в Шайенда-элле. Мне ближе пиромантия и фехтование, – честно ответил Микли.
Несколько минут они шли в молчании. Тёмный эльф продолжал краем глаза следить за шаргенгарассами. Он довольно сильно хотел подойти поближе к стене и с наслаждением приложить какого-нибудь не особо быстрого зверька пинком в совершенно любую часть тела. Уж больно надоело ему почти видеть, как они бегают по стенам, ухмыляясь и шевеля длинными усами, а также что-то говорят друг другу на тёмно-эльфийском. Что-то, как думал Микли, про него. И это что-то стопроцентно было неприятным. Не станут же такие твари расписывать друг другу про его чудесные чёрные волосы? Или про великолепные остренькие ушки, которых нет у Кондира? Понятное дело, не станут, если им не дать взятку в виде нескольких центнеров свежего мяса!
– Пришли, – выдохнув, сказал Кондир и посмотрев в обе стороны коридора, добавил: – Шайесс га'риа, меа'вер! Шайесс верриа! Ну, теперь можно идти в тайничок...
Дрими'нокай сделал правой рукой некий довольно сложный жест и из кончиков его пальцев выстрелили несколько золотистых лучиков света. Они слились в небольшой шарик, размером с кулачёк младенца. Шарик вспыхнул, заслужив крайне неодобрительное шипение со стороны близлежащих шаргов, и распался на несколько десятков пульсирующих искр, полетевших к стене по разным траекториям. У стены они остановились и, засветившись яркокрасным, пропали. На самой чёрной стене в местах, где исчезли искры, появились тонкие золотые линии, которые стали ветвиться прямыми и углами, образуя сложный рисунок. Через полминуты рисунок стал виден. Как и дверь, высокий прямоугольник шириной в метр двадцать и высотой в два с половиной метра. На рисунке был изображён гномий кузнечный молот со множеством насечек и прочих украшений, выполненных только прямыми линиями.
Кондир дотронулся указательным пальцем правой руки до восьмиконечной звезды, образованной двумя квадратами, и куски камня, словно разрезанные золотыми линиями, начали уходить внутрь тайника. Когда проём стал достаточно широк, Микли с интересом заметил, что камни не исчезают, как можно было бы предположить, и не уходят вверх или вдоль по стене, что было бы логично, а выстраиваются в небольшой коридорчик, ведущий в сам тайник, в котором было довольно темно. Микли пришлось прищуриться, чтобы различить пару сундуков и нечто квадратное напротив входа.
– Ну и как тебе небольшая система охраны? – спросил Кондир, даже не думая входить в свой тайник. Он с любопытством в чёрных глазах смотрел на эльфа.
– Достаточно... достаточно необычно, – признал Микли.
– Заклинание Молота Крушащего. Сребробородые гномы передали мне его за самую малость: я всего лишь устроил небольшой побег для нескольких представителей клана Таинственной Двери. Мелочь, а приятно... Почему не входишь?
– Кондир, не знаю, как сказать. Моё зрение очень слабо видит то, что находится в твоём тайнике... И... там не сидит какая-нибудь тварь?
– Мал... кольм не... твар-рь! Он... хор-роший... гном! – из темноты донёсся голос явно раздражённого существа. Но вот гнома ли?
Этот голос был почти обычным, если бы не небольшие механические шумы и скрежет, раздававшийся при каждом произнесённом слове.
– Малкольм, ты не тварь! Ты – изверг! – язвительно ответил Кондир.
– Ну спа... сибо, дор-ро... гой хозяин! По... гроб смер-рти... не забуду...
После этой фразы из темноты донеслось что-то вроде вздоха. Хотя больше это походило на тот звук, который бы издали небольшие мехи, воздух из которых выпустили в часовой механизм с непрочно закреплёнными шестерёнками и пружинами.
– У нас гости. Ты, надеюсь, не станешь набрасываться на них с кулаками и зубами и могучими ногами? – поинтересовался дрими'нокай.
– Надейся! – и всё. Только одно слово. Понимай, как хочешь, так сказать...
– Я надеюсь, что смогу победить этого... этого! – решительно сказал Микли.
Из темноты раздался скрежещущий смех, перешедший в отвратный скрип.
– Малкольм мой... Охранник Сокровищ Несметных, – пояснил Кондир, чем заслужил одобрительный кашель со стороны двери. – Он – гномомех.
– Гномомех? Настоящий?! – у Микли глаза загорелись при этих словах.
Ещё бы! Увидеть настоящего гномомеха! Магического робота, созданного из души гнома и нескольких центнеров зачарованного металла, в который вплавлены артефакты и магические камни разной мощности. Гномомехи – одна из нескольких возможностей вернуть гнома к "как-бы жизни". Причём не все гномы принимали возможность так продолжить свою жизнь, а подавляющее большинство других рас относились к изобретению Тедри Бъомссена с нескрываемым неодобрением. Особенно способствовали внедрению негативного отношения к гномомехам Светлые и Лесные эльфы. То, что у самих Лесных были регулярные случаи ка'бал-акатта, или обращения в дерево, не упоминалось. Но кабалакты кабалактами, а гномомехи, созданные в первые годы, были слишком нестабильны, хотя и могли работать в неприемлимых для обычных гномов условиях почти без остановки. Если сами того хотели. Кампания Эллувиэля Мантессори за запрет создания гномомехов могла бы закончиться абсолютным успехом, если бы не поединок с Дирмо Стогарсом, первым гномомехом. Сражались Светлый эльф и бывший Седобородый гном на мечах. Причём эльф, отличающийся высокой даже для своей расы ловкостью и искусством владения полуторным мечём, проиграл. "Какому-то жалкому меху!" – как любили повторять что злопыхатели, что доброжелатели. И немудрено: пятьдесят два часа длился бой, к концу которого благородный эльф еле передвигался, а гномомех был также свеж и скрипуч, как и в день создания. С тех пор все уяснили, что гномомехи жить будут. Или что они там делают в своих жестяных консервных банках?
– Нет!.. Поддель... ный! Карак'тарк... бар'ум гразд!!! – выругался гномомех.
– Кондир, он точно не станет меня... уродовать? – с некоторой опаской поинтересовался Микли, который прежде дел с гномомехами не имел. И даже не видел. И тем более не дрался. Поэтому у него были веские причины опасаться Малкольма.
– Уро-одовать? Малкольм обычно не уродует. Он сразу...
– Угу. Кр-рак-к!.. И зомби... больше нет. Малкольм... кр-рутой гномомех!
– Да-да-да, всё это мы уже слышали. Крутой Гномомех С Очень Тяжёлой Левой Ногой! Ура-ура... – кисло произнёс Кондир, чем заслужил крайне неодобрительный скрежет из глубин тайника. – Если тронешь моего гостя – на шестерёнки пущу!
Угроза явно возымела действие, потому что в центре тайника раздались тяжёлые металлические шаги, удаляющиеся, судя по звуку, в дальний левый угол.
– Хорошо. И сиди там, пока я не разрешу, – добавил довольный дрими'нокай.
Микли, не дожидаясь повторного приглашения, прошёл между стенами-дверью и оказался в очень плохо освещённом помещении. Единственным источником света в тайнике Кондира были жёлтые глаза и несколько не слишком ярких кристаллов, вплавленных в разные части тела гномомеха. Микли зажмурился и мысленно произнёс формулу теневидения. Открыл глаза. Ничего не произошло. Та же темень.
– Что, совсем ничего не видно? – Микли почувствовал, что в голосе дрими'нокая послышался совсем лёгкий оттенок глумления. Тёмный эльф сказал себе, что это ещё ничего, но вот если он... Микли понадеялся, что до таких высоких градусов гнева дойдёт не скоро. А лучше всего, чтобы никогда не дошло...
– Теневидение почему-то не действует. Может...
– Ты ещё магозрение попробуй, – усмехнулся Кондир, неожиданно вставая за спиной Микли. Эльф тьмы звучно щёлкнул пальцами обеих рук и... вспыхнул свет!
Четыре магических светошара светло-жёлтого цвета устремились из центра комнаты в верхние углы, а на том месте, из которого они возникли, остался шар света, размером с приличный арбуз. Или голову некрупного дикого тролля, что примерно одно и то же. Потому что арбуз тоже совершенно не умеет думать.
Взгляду Микли предстала средних размеров комната, примерно четыре на четыре метра. По трём стенам, исключая ту, в которой была дверь, стояли высокие, метра два каждый, шкафы. Открытые. Нараспашку. Приходи, бери кто хочет что угодно. "Чего угодно", кстати, караван с двадцатью осликами. Сокровенные артефакты лежали вперемешку со свитками и книгами, возраст которых исчислялся столетиями. У дальней стены стоял большой сундук из чёрного дерева.
– Ну как? Много у меня добра скопилось за последние пару веков?
– У меня не слишком намётан глаз на такие вещи. Древних Сокровищ я видел не настолько много, насколько мне хотелось бы. А так... Просто-таки для глаз раздолье, а для души – томленье. Да, если бы я был самую малость более жадным, немного более подлым и предательским, то... Нет, даже думать об этом...
– Заманчиво, не правда ли? – голос Кондира раздался почти у самого уха Микли и тепловатый воздух изо рта дрими'нокая заставил Тёмного эльфа вздрогнуть. – Пара десятков хитроватых мертвяков и несколько маггохов уже нашли последний приют в коридорчике с шаргенгарассами. И никто до этого дня не добрался до моего маленького тайничка. Так, Малкольм? Или ты что-то скрываешь от своего Хозяина?
– Никак... нет, Хоз-зяин!.. Никого... не пущено!.. Как вы и пр-ри... казывали!
– Умница. В следующий раз закажу тебе набор шестерёнок. Ну, тот, что ты хотел.
– А зачем ему эти… шестерёнки? – спросил Микли, которому гномомех показался… не слишком дружелюбным.
– Малкольм очень любит… м-м-м… модернизировать своё тело. Ну, или жёстяную бочку, как любят говорить его недоброжелатели.
Гномомех яростно заскрежетал в своём углу, но не проронил ни слова.
– Бесится. Но против господина не попрёт. Он у меня слишком высоко ценит своё слово, – насмешливо сказал Кондир, в упор глядя на своего гномомеха. – Подберём тебе меч и начистим кое-кому кое-что, а? – хмыкнул он, открывая сундук с рунами Хоргена на железных полосах, которыми были обиты рёбра и крышка.
– Хоз-зяин я бы… на вашем… месте… – начал Малькольм, но Кондир не дал ему продолжить:
– Ты не на моём месте. – Его глаза засветились глилостно-белым светом и он добавил: – Ты никогда не смог бы оказаться на моём месте. Даже при всём желании.
Сундук с несколькими щелчками открылся и дрими’нокай сделал приглащающий жест рукой:
– Подходи, выбирай! Мне-то эти железки всё равно в руки не даются.
Микли подошёл к сундуку и заглянул в него. Мечи, сабли, булавы и молот валялись вперемешку, причём без всякого порядка. Они были просто свалены кучей, словно их обладатель нисколько не заботился о их сохранности. Впрочем, как и о внешнем виде.
Кондир явно не мог ими пользоваться, так как все они были светлыми артефактами. Микли хоть и не был специалистом в таких делах, но и он различил по крайней мере три крайне сильных светлых ауры. На мече, единственном молоте и сабле с ярко-красным лезвием.
Тёмный эльф протянул руку к мечу, у которого наружу торчала только рукоять. Мощный импусьс энергии вылетел из меча за долю секунды перед тем, как Микли схватил меч…
Он ощутил сильный толчёк и как будто кто-то неслышно спрашивает его: «Кто ты? С кем? Зачем ты берёшь мой меч?» Микли не растерялся. Не слишком-то его и впечатлила эта демонстрация собственности. Он лишь сильнее сжал рукоять меча и послал небольшую волну своей энергии. Какое-то сопротивление было, но оно было не слишком велико. Меч его принял.
Микли вытащил меч наружу. Осмотрел.
Серебристое лезвие, имевшее у гарды два небольших выступа, сантиметров по пять, было в длину немного более трёх четвертей метра. Присмотревшись повнимательнее, Микли заметил, что на разном расстоянии друг от друга клинок обвивают четыре кольца тумана. Они немного перемещались по клинку, хотя и заметить было почти невозможно. Через двадцать секунд глаза Тёмного эльфа стали дико болеть и он бросил это занятие. Гарда походила на виноградные листья что цветом, что формой. Рукоять венчала половинка молочно-белого шара, срезом глядящая от острия. Микли взвесил меч в руке. Не Готмур, конечно, но удобен и подходящей длины.
– Как его имя? – спросил он у Кондира.
Дрими’нокай выглядел удивлённым. И на вопрос он не ответил.
– Мне очень интересно узнать, как ты смог выбрать именно тот меч, о котором я говорил? – спросил Кондир, с интересом глядя на Микли, проверяющего баланс меча.
Микли удивлённо посмотрел на Кондира. На меч. Снова на Кондира. Наконец сказал:
– Я даже не знаю… Просто он привлёк моё внимание.
– Микли… Можно мне так тебя называть? – утвердительный кивок Микли послужил знаком к продолжению разговора. – Этот меч… очень ценен. Не только и не столько как оружие, скорее как память. О том, кто смог увидеть во мне не только это… – Кондир сделал сложный жест рукой, как бы охватывая себя с подбородка и до пояса.
Малкольм, как показалось Микли, возвёл глаза к небу и приглушённо заскрежетал.
Хозяин Кейольского замка не заметил этого. Он был поглощён воспоминаниями. На его чуть бледных губах появилась лёгкая улыбка. Кондир тихо произнёс:
– Гаэйер не счёл меня подонком и тварью, как его дружки. Те просто бесились от чувства собственной беспомощности, а он… Он тихо сказал, что вполне понимает мои чувства. И мою боль. Именно поэтому я поспособствовал его побегу. Как и его дружков, Грайда, Веарра и Маллеоса. Сейчас они в Срединограде и давно избавились от клейма лишения. Эх-х… Гаэйер… Может, я его и увижу когда-нибудь. Очень надеюсь на это.
Гномомех посмотрел на Микли таким взглядом, что Тёмный эльф мог только ответить ему беспомощной улыбкой. Малкольм сделал движения пальцами у виска, которые ясно давали понять: «Хоз-зяин сви… хнулся!» И, судя по печальным глазам гномомеха, он явно считал, что это произошло давно. Очень давно. И Малкольму было от этого не по себе.
Микли попытался вложить в свой взгляд достойный ответ, который смог бы показать, что Кондир не лишился остатком мозгов, а, наоборот, приобрёл нечто ценное и стоящее. Прощение. Искупление своей глупости, в конце концов. Может, у Микли не особо вышло вложить всё это в один-единственный взгляд, но Малкольм остался доволен. Хотя бы тем, что его вообще заметили.
Да, не заметить Малкольма было сложно. Причём не заметить и не открыть от удивления рот было ещё сложнее. В этом гномомехе было почти два метра роста. И центнеров шестьсот-семьсот веса. Гномомех… о, сколько в этом слове чудного железа! Зачарованная сталь, мифрил, арконий и даже хельджин слились в этом чуде магической инжинерии.
Судя по использованным для его создания магологиям, Малкольм находился в своём теле всего сто восемьдесят-двести лет назад. Сейчас он был… могучим и несколько ужасным… роботом, как сказал бы незнакомый с магическими технологиями обыватель какой-нибудь медленно умирающёй планеты. Малкольм и сейчас напоминал гнома, но только напоминал. Такой же широкий в плечах и коренастый, но гораздо выше чем Чернобородые, в которых обычно было метр шестьдесят, а то и больше росту. Общий цвет гномомеха был скорее матово-чёрным с посеребняной бородой из выпуклых пластин, шевелящихся при движении головы, и ярко-красной левой кисти, из которой переодически вырывались вспышки глубинно-багрового света. Верхние слои брони Малкольма были выкованы из чёрной стали, зачарованной несколькими мастерами Сребробородых и Рыжебородых гномов. На груди, спине и плечах – мифрильный мини-доспех. Также наплечники и передняя часть бёдер были закованы в мифрил. Ну и… что-то наподобие мифрильных трусов с отделкой из аркония, на котором были мастерски выгравированы руны Старшего Хэллаха. Также руны были на аркониевых пластинах-обручах вокруг рук и ног гномомеха. Микли мало разбирался в рунах, хотя базовые знания он получил. Большинство рун сводились к увеличению силы ударов и прочности, закреплению отдельных частей брони в доспех и, как он понял, к магическому резонированию. То есть заклинания будут преобразовываться в слой аров и маггов. А последующие заклинания, врезающиеся в этот магический слой будут или разрушаться, или отправляться обратно. Или, на худой конец, сливаться в единую магеллу, которую Малкольм мог использовать по своему желанию. Но наибольшее внимание Тёмного эльфа привлекли три руны на хельжданитовом поясе гномомеха. В выпуклом зотолом круге находились Эйарб, Леото и Грассиас. Руны Тёмных эльфов. Гром, Лёд и Песня. Микли читал об этом рунном заклинании за пару дней до начала путешествия в Срединоград. Штормовая песня… Редкое не только у Тёмных эльфов, но и в Срединограде заклинание. Оно могло за пару минут уничтожить небольшой город или средних размеров войско. Но Микли только читал об этом заклинании, да и то не слишком много… Его использовали во время ХХонических Войн и последующих столкновений, чтобы с наименьшими потерями истребить наибольшее количество вражеских сил. Для этих целей существовали три катапульты Поющего Грома, из которых до современности целой и боеспособной добралась только одна. Да и то сейчас она находилась в музее Мальдфорга. Стреляли они некрупными обсидиановыми шарами, на которых были нанесены эти три руны. Только обсидиан и золото могли пережить соседство этих рун. Но на живом существе… они превращались в сгусток стихийной магии, который буквально разрывал на части несчастного рэя… Малкольм же был до сих пор жив. И не убит. Всё также держал в левой руке короткий посох из мифрила, а правой его рукой было непонятное оружие. То ли меч, то ли топор, то ли молот…
Наибольшее внимание Микли привлекла голова Малкольма, выглядевшая довольно маленькой в пропорции к остальному телу. Голова обычного гнома. Вот только сделана она была из мифрила, чёрного серебра и аркония. Широкий и приплюснутый гномий нос, а также щёки и уши, сделанные из аркония, приглушённо сияли, когда Малкольм поворачивал голову. Глаза, сделанные из огромных кристаллов накресата, светили фонариками даже при свете. Лоб Малкольма охватывал обруч из аркония, в который спереди было вставлено два ромбовидных кристалла феррита по бокам и один очень крупный мальтфокс в центре. Оранжевые ромбы и голубой почти-треугольник вспыхивали примерно раз в двадцать секунд. Причём оранжевые ферриты пару секунд собирали в себе энергию, сияя всё ярче, а потом загорался голубой вспышкой мальтфокс. Шеи у гномомеха не было. Её заменял широкий воротник из искрящегося светло-коричневого материала. На плечах, почти у самой головы Малкольма, торчали два бугра непонятного назначения. На поясе гномомеха в идеальном порядке висели несколько орудий смертоубийств и… обычный кузнечный молоток.