Всего лишь щепотка порошка, подумал Лотт, стирая пот со лба. Одна понюшка и станет легче. Одна сраная понюшка и пусть весь мир станет тенью.
- Лотт, - тихо позвала Кэт.
Он обратил на нее внимание. Желтоглазая находилась около какого-то предмета. Лотт приблизился и оцепенел, не зная как на это реагировать.
В этом светлом месте, единственном, во всем Гэстхолле лежал брошенный, словно тюк с ненужными вещами, маленький мальчик лет трех на вид. Лежал, едва шевелясь, перебирая пухленькими ножками, пытаясь не то встать, не то отползти в сторону.
А под ним не спеша расплывалось красное пятно. Светлая кровь заливала ладно утрамбованную городскую дорогу, скапливалась в желобке, выдолбленном для стока дождевой воды.
Кэт бросилась к мальчику, попыталась зажать перерезанное горло тонкими пальцами. Кровь сочилась сквозь них, вымазывая желтоглазую тошнотворно алым оттенком. Мальчик бился в ее объятиях, пытаясь оттолкнуть от себя, но сил у него оставалось все меньше, глаза стекленели, а губы беззвучно шептали «Мама, мама».
Когда ребенок перестал биться и обмяк, Кэт бережно положила его и сложила ручки на груди мальчика.
- Почему он взял с собой детей, - глухо произнесла она. – Почему не взрослых?
Потому что дети не окажут сопротивления, хотел было сказать Лотт, но промолчал. Было что-то такое в ее взгляде, почти человеческое. Он чувствовал – еще немного и он начнет ее жалеть.
- Убьем ублюдка, - пообещал он. Это все чем он мог ее утешить.
Свет начал тускнеть, гаснуть прямо на глазах. В яркий круг просочились тени, рвя на части свободное пространство. Темная змейка коснулась мертвого мальчика, и его силуэт побледнел, став почти прозрачным.
- Пошли, - сказал Лотт.
Он протянул руку и помог Кэт подняться.
Она все оборачивалась назад до тех пор, пока они не прошли торговые ряды.
Странное дело, подумал Лотт, желтоглазые способны на такую штуку как сострадание. Может они и не так плохи, как о них говорят?
Вдали показалась колокольня. Высокий шпиль здания возвышался над малорослыми домишками, будто стремясь проткнуть собой небеса. Говорили, флюгер на колокольню приказал поставить сам Элевтерий – прежний архигэллиот. Позолоченный перст указывал, куда следует дуть ветру, и тот послушно выполнял этот приказ.
Сейчас перст не был виден, даже сама башня казалась нереальной. Лотт мог бы поклясться, что видит, как темные тени вьются вокруг черепичной крыши – создавалось впечатление, что колокольня чадит и в ней вот-вот займется пожар.
- Площадь в той стороне, - Лотт указал в сторону колокольни. – Мы близко.
Улицы неровными зигзагами расходились от площади Святого Джерома. Саму церковь, украшавшую площадь, невозможно было заметить издалека, пока не пройдешь последний изгиб улицы.
Кэт обернулась и вскрикнула. Желтоглазая невольно прижалась к нему поближе, на что Лотт лишь хмыкнул.
Он тоже оглянулся.
За ними по пятам стелились тени. Тысячи фигур, неисчислимое множество контуров и форм. Улицы полностью исчезли, поглощенные иссиня-черной тьмой.
Тени перестали сторожить хозяев, понял Лотт. Они хотят сожрать их вместе с потрохами.
Они не прошли и двух домов, как стелившаяся позади них подобно покрывалу темнота попыталась напасть.
Над ним нависла базальтовая масса, открыв бездонный зев. Из нутра гадины вылетело щупальце, захлестнуло руку Кэт, подтягивая чахоточную к пасти. Желтоглазая попыталась вырваться, но еще больше увязла в тягучей мгле.
Лотт хлестнул по тьме подсвечником, словно мечом. Серебро заискрилось, брызнуло мириадами блеклых искр и тени отступили.
Словно Святой Иероним, подумал Лотт. Только тому противостояли орды голодных северян, да и в руке был не подсвечник, а деревянная ложка, благодаря неколебимой вере всегда полная постной каши.
Не успели он прийти в себя, как налившиеся абсолютной чернотой жгуты вновь попытались атаковать.
Тени обступали их, наваливаясь скопом, хватая за руки и валя на спину. Лотт, как мог, отмахивался и медленно пятился в нужном в направлении. Дом, еще один, улица пошла на изгиб и резко оборвавшись, открыла вид на площадь Святого Джерома.
Расположенный на небольшом холме костел был скромным по меркам церкви зданием с низким сводом и рядом циркулярных арок, расположенных вдоль лицевой стороны. Вдоль фасада вытянулись огромные стрельчатые окна.
Церкви повезло – в основе здания лежала почти нетронутая временем крепость желтоглазых. Одна из стен костела служила тому доказательством – слишком ровная, слишком отличавшаяся от того, что создали людские руки. Каменщикам не пришлось таскать на нее камни – все из чего создана церковь когда-то было частью сооружений древнего народа – памятниками, стелами, навесами и портиками.
В окнах церкви промелькнула вспышка света.
Он убил еще одного ребенка, подумал Лотт. Нужно спешить.
Тени отстали от них. Тьма затопила все подступы к площади, но распространиться за ее пределы пока не решалась.
Они добрались к городскому колодцу с поперечным вращающимся бревном и перетянутой поперек него цепью.
Несмотря на сложившуюся ситуацию, Лотт не мог не усмехнуться.
Возле городского источника воды гипсовыми изваяниями застыли три знакомые фигуры.
- Жди здесь.
Еще не хватало, чтобы желтоглазая пялилась на него, в то время как Лотт будет занят делом.
Передав Кэт подсвечник, он подошел к согбенному, не могущему пошевелиться Чуме.
Тени еще не поглотили ублюдка, но и не отпустили. Все трое были бледными будто мертвецы. Они напрягали в отчаянном усилии мышцы, но так и не сумели сдвинуться с места.
Первым делом Лотт вытянул мешочек с «блажью грешника» из потайного кармашка в куртке Чумы. Потом повернулся к Мортэйну, вынул из-за голенища сапога нож и самодовольно изрек:
- Как говорится в Книге Таинств – да воздастся каждому за деяния его…
- Лотт!
Он обернулся на крик Кэт.
Девушка стояла в нескольких шагах от него, не в силах пошевелиться, такая же бледная как Чума и его подельники. Тени за ее спиной медленно надвигались, голодные, бессвязно шепчущие что-то.
Он и так потратил слишком много времени с этими тремя. Может они и стоят удара ножом, но как бы он это не отрицал в глубине души, Лотт не хотел, чтобы Кэт поглотили тени.
Он прикоснулся к ней, и девушка снова смогла двигаться.
Вместе они вбежали в церковь Святого Джерома.
Вдоль главного нефа протянулись два ряда грубо обтесанных колонн, образующих под сводом арки. По обеим сторонам от нефа аккуратно расположились массивные дубовые скамьи. Перед алтарем скорбно склонились две деревянных статуи, изображавшие Гэллоса и Аллану. Мастер сделал лики богов печальными, готовыми внимать мольбам прихожан.
В тусклом свете свечей у алтаря Лотт заметил темный силуэт культиста, застывший над телом убитого ребенка. Безымянный стоял в центре трансепта - поперечного нефа костела, держа за руку плачущую девочку в коротком до колен платьице. Сверху на него падал отраженный от мозаичного круглого окна свет. Преломленные лучи были разноцветными – золотистыми, лазоревыми, изумрудно-сапфировыми и окружали его, скрытого коричневой хламидой, подобно невидимым ангелам-хранителям.
- Эй, ты, ублюдок, отпусти кроху!
Видимо, он слишком долго не вдыхал дурманящую пыльцу, и умные мысли совсем покинули Лотта. Большей глупости, как постараться отговорить безымянного не делать то, что он замыслил нужно еще поискать.
Как и следовало ожидать, культист прижал к себе девчушку и приставил к ее горлу кинжал.
Лотт ругнулся и медленно, стараясь не делать резких движений, двинулся в сторону культиста.
- Он слишком далеко, - прошептал он Кэт. – Я не смогу помешать ему убить малышку.
- Не сможешь ты – смогу я, - отозвалась желтоглазая. Она бросила дорожную сумму на одну из скамей и, ухватив двумя руками подсвечник, приняла настолько не вязавшееся к ней грозное выражение лица, что Лотт чуть было не рассмеялся.
- Неужели еще кто-то сумел выжить, - воскликнул безымяный. В его голосе послышалось нескрываемое облегчение. – Слава Гэллосу, да воссияет над миром солнце во веки веков!
Верующий безбожник? Лотт постарался освоиться с этой новостью, но очень скоро понял, что в его домыслы закралась какая-то ошибка.
Между тем культист все продолжал говорить. Его глаза лихорадочно горели, сухое аскетическое лицо осветила экстатическая улыбка человека, которому после долгих непроглядных лет бедствий наконец улыбнулась удача.
- Дети мои, только мы одни смогли противостоять аспиду, губителю всего живого. В нас еще крепка вера в истинных богов. Давайте же преклоним колени пред их ликом и помолимся, ибо настал наш час. Моя обитель не преграда ниспосланной Зароком мерзости.
- Постойте, так вы святой отец? – Лотт перестал что-либо понимать. Еще минуту назад он был уверен, что перед ним стоит слуга мерзкого божества, желающий погубить все живое.
Девочка заплакала еще громче, и служитель церкви отечески погладил ее по голове.
Снаружи слышался шелест, словно огромная змея кольцо за кольцом обвивалась вокруг костела. Шипение глухим ропотом затопило пустое пространство, поселяясь в сознании, заставляя трепетать перед скрывавшейся за дверьми тьмой.
Лотт в растерянности смотрел на успокаивавшего девчушку священнослужителя, на распластавшийся около них труп убитого мальчишки, силясь осознать умом то, что ускользало от глаз.
- Да, сын мой, - глухо ответил священник. – Даже больше. Я иерей, смотритель за душами прихожан в этом городе.
- Отец Торсэн?
Лотт знал, кто возглавляет приход в Гэстхолле. Слухи о суровом отце-настоятеле, к тому же еще и белом инквизиторе, ходили разные, но все сводились к одному – Майлз Торсэн беспощаден к грешникам, но милосерден с ни в чем не повинными мирянами. И то, что этот слуга церкви всего за несколько часов убил трех человек никак не могло уложиться в голове.
- О да, это я. Сегодня боги решили испытать мою веру и я, как мог, противился напасти, что наслал на город Зарок. Но так и не смог выстоять перед злыми силами. Тьма пришла сюда и забрала к себе многие души. Все молитвы оказались тщетны.
Тогда я пошел на крайние меры. Жертвы… - Майлз запнулся. Его взгляд упал на труп у ног. – Пелена зла начала расти слишком быстро. Я не успевал добраться до прихода и позвать Угодных Богам. Пришлось выбирать.
- А у тех, кого вы обрекли на смерть, тоже был выбор? – ледяной тон Кэт почти обжигал. Желтоглазая застыла на месте. Пальцы рук сцеплены будто в молитве, но горящий взор смотрит на инквизитора отнюдь не с благоговением.
- А тебе, дитя, хотя бы раз приходилось выбирать, принести в жертву одну семью или скормить бесам десять - спокойным тоном спросил ее Майлз. - Пятьдесят? Или тысячу семей Гэстхолла? Я сделал то, что считал нужным. И судить меня вправе только архигэллиот или боги.
- Всегда такие верующие, такие беспринципные. Скажите мне, отче, а пожертвуете ли вы собой, чтобы закрыть червоточину или опять заколете ребенка?
Червоточина?! Каким же он был глупцом!
Лотт готов был ударить себя по лбу от досады. Ну конечно же, в городе не появился могущественный чернокнижник или служитель Немого бога. Все оказалось до боли обыденно и не менее жутко.
Если в Гэстхолле образовалась дыра, значит, они почти наверняка обречены.
В родовом поместье лорда Кэнсли висел один из самых широких гобеленов, который Лотт когда-либо видел в жизни. На полотне неизвестный мастер изобразил борьбу священнослужителей с чистейшим злом воплоти. Треснувшая земля извергала из себя множество невиданных чудовищ, пламя из трещины в земной коре взвивалось до небес, а над всем этим ужасом высилась зловещая фигура Зарока – губителя всего живого и воплощения всех греховных желаний людей. На стороне служителей сражались облаченные в блестящие золотые доспехи Гэллос и Аллана. В центре же был изображен белый инквизитор, из последних сил противящийся сонму мерзких тварей с занесенным над собой кинжалом.
Лорд частенько подначивал братьев в детстве, говоря, что кому-то из них, менее храброму, придется стать Угодным Богам – то есть жертвой, скормленной вратам зла.
Храбые могут принести больше пользы с оружием в руках, слабые же годны разве что церковникам, да и то не надолго, говорил сир Томас Кэнсли.
Лотт нечасто бывал на воскресной службе, но даже он знал, кем были Угодные Богам.
Так уж повелось со времен Восхождения – люди подвержены разнообразным грехам и если где-то их становится особенно много – там возникают червоточины, раны земные, гнойники, требующие опытного врачевателя чтобы их вскрыть. Об этом написаны целые главы Книги Таинств; церковники и мнимые пророки посвящали этой теме многие проповеди, ссылаясь на грехи людей как на главную причину бед человечества.
Кровь стала единственным оружием людей против легионов демонов. Угодные Богам были особым монашеским орденом, приносящими себя в жертву, чтобы предотвратить рост червоточины и позволить Псам Господа завершить дело.
Кровь также являлась ключом к вратам – с помощью ее они запечатывались и уже никогда не открывались вновь. Но для этого годилась только кровь магов состоящих на службе церкви – белых инквизиторов.
- Ты несешь ересь, желтоглазая, - брезгливо отмахнулся Майлз. – Только Псы Господа могут запечатывать врата. И я их запечатаю, будь уверена, только бы выиграть еще немного времени. Я почти определил эпицентр…
Окна с изображенными на них святыми лопнули, взорвались множеством мелких цветных осколков, разлетевшихся по всему помещению костела. Внутрь, сначала медленно, а потом все быстрее начала стягиваться бесформенная черная масса, дикая смесь из жутких, ирреальных тел. Искалеченные, полные агонии фигуры бились в судорогах, пытаясь освободиться. Искаженные, потерявшие былуе форму и цвет, они не походили ни на одно живое существо. Громкий шепот заполнил тихий костел, стал похожим на жужжание в потревоженном улье. Гул отражался от арочных сводов, множась с каждым сказанным словом.
- О боги, нет, - вскричал Майлз. – Порча Зарока распространяется слишком быстро. Я не успеваю, нет. Прости, дитя, прости…
Святой отец отогнул голову девочки назад. Кинжал, уже выпивший жизни троих, готовился казнить еще одну жертву.
- Нет!
Раздался хлопок и Кэт, только что стоявшая бок о бок с Лоттом, оказалась за спиной Майлза. Белый инквизитор приставил к незащищенному горлу девочки оружие. На месте, где лезвие коснулось кожи, проступили алые капли.
О боги, я схожу с ума, думал Лотт. В народе ходили слухи о тех, кто становился заложником «блажи грешника». Говорили, что люди совершенно выпадали из реальности и не замечали ничего, что творилось в окружающем мире. Становились живыми мертвецами, вечно пребывая в одном из своих видений. Может тоже случилось и с ним?
Прежде чем Майлз Торсэн успел нарисовать девочке вторую улыбку, на его голову опустился подсвечник. Несмотря на царивший здесь шум Лотт услышал хруст, будто кто-то сломал о колено сухую палку. Священник повалился набок. В затылке появилась вмятина. Бывший оруженосец увидел маленькие кусочки кости засевшие в чем-то серо-красном.
- Что ты наделала, чахоточная! Священник был единственным, кто мог нас спасти!
Лотту очень хотелось дать Кэт затрещину. Выбить из нее всю дурь раз и навсегда. Ему хотелось, чтобы она начала оправдываться или попробовала бросить в него подсвечником, как чуть раньше сделала это палкой, когда он висел перед ней безоружный. Он с удовольствием вогнал бы в нее нож, взятый у Мортэйна. И не один раз.
Но желтоглазая обняла так и не переставшую рыдать девочку, прижала ее к себе, успокаивая, шепча на ушко что-то утешительное.
Рука Лотта так и не потянулась к ножу. Зачем? Все и так кончено.
- Те, кого вы называете служителями богов, отнюдь не святые, - сказала Кэт.
Тени окружили их плотным кольцом, подползая ближе и ближе и ближе. Перекрывая им пути к отступлению. Они поглотили стены, арки и колонны. Свет перестал сочиться через верхнее окно, деревянные фигуры склонившихся Гэллоса и Алланы, стоящие на алтаре у аспиды, стали смоляными, и спустя миг растворились в непроглядном мраке.
- Священник убил троих ни в чем не повинных людей и не добился ничего. Мы с тобой тоже могли противостоять этим жутким теням. Я верю, что должен быть другой выход. Без чужих смертей. Я … знаю… это.
Темнота набросилась на них, скрутила тела, вдавливая внутрь, словно воздух, что подается в мехи кузни. Липкая, грязная мгла без единого проблеска света. Лотт увяз в ней не способный двинуть ни рукой, ни ногой. Все члены тела оказались парализованы. Он не мог заставить себя сделать хотя бы вздох.
Голоса, поселившиеся в его голове, шептали на все лады, но Лотт не понимал о чем они толкуют. Он перестал бороться, смирившись с неизбежной участью.
Гэллос, я редко тебе молился, обратился он к божеству. Может потому что ты до этого не отвечал на мои молитвы, возможно, потому что я был грешником. Но сейчас я прошу тебя, пожалуйста, прости заблудшую душу, позволь ей подняться под купол неба и еще раз увидеть солнце. Аллана, смилуйся над бедной девочкой и…над Кэт.
Резкий звук ударил по ушам. Плач, с надрывом, когда опустевшим легким не хватает воздуха, и невольно всхлипываешь, набирая полную грудь, чтобы не потерять сознания. Плач, судорожное всхлипывание, снова плач.
Лотт потянулся к источнику звука. Из последних сил, из упрямства. Он не хотел умирать в одиночестве. Смерть страшна только потому, что уходишь за грань всегда один.
Рывок, еще один. Ноги отбивались от пытавшейся схватить их неведомой силы, руки разгребали перед собой ставший очень плотным чернильный мрак.
Казалось, он двигался бесконечно долго, не зная отдыха и покоя, пытаясь добраться к цели.
И вот его руки ухватили нечто не похожее на омерзительно клейкую массу. Это была человеческая рука.
Лотт дернул и плач прервался. Кто-то попытался отдернуть руку, но Лотт держал крепко.
- Отпустиии!
Он притянул ее к себе, как хищник подтягивает добычу. Сжимая, принося боль и страдание. Сжал в объятиях крепко-крепко. Кто-то всхлипнул, и он еще крепче стиснул маленькое тельце.
- Он сказал, что мама умрет, - жалобно пробормотал голос. - Сказал, что когда исчезнут все тени и на город опустится ночь, моя мама отойдет в лучший мир. Она хотела меня бросить!
Он гладил ее спутанные волосы, но не знал, что должен отвечать. Просто удерживал ее и молчал.
- Я хочу, чтобы она осталась со мной, навсегда. Хочу, чтобы тени никогда-никогда не исчезли. Я хочу всегда быть с мааамой!
Лиза. Это имя всплыло из глубины его сознания. Дочка умирающей матери. Святой отец пришел отпустить бедной женщине грехи перед кончиной и обмолвился о смерти. Глупец убил детей сестры и ее саму, но так и не догадался, кто именно стал виновником открытия врат.
Мы не должны желать кому-то зла, не должны закладывать чужие жизни в угоду своим стремлениям. Зарок не спит и ждет только повода, чтобы нас испытать.
Но разве плохо хотеть, чтобы твоя мать была жива и здорова? Кто они, другие люди, что станут тенями, если сможешь быть с дорогим для тебя человеком?
И вдруг Лотт понял, что должен сделать.
- Лиза, как ты думаешь, твоей маме понравилось, если бы весь город стал тенью?
Она смолкла, задумалась на мгновение и ответила:
- Нет.
- А почему нет?
- Она хотела, чтобы я оставалась живой, - прямой, по-детски честный ответ. Взрослые на это не способны. – Хотела, чтобы меня забрала ее сестра, и я бы стала ей дочкой. Играла бы с моими новыми братиками, вышла замуж и родила своих детей. Она так мне и сказала. Правда-правда.
- Лиза, люди иногда умирают, и мы ничего не можем с этим поделать. Только молиться и печалиться о них. У меня когда-то тоже были мама и папа. Они умерли, когда мне исполнился год. Я даже не помню, как они выглядели. Но я всегда понимал, что пытаться вернуть их - плохо. Я могу сделать очень больно многим людям, и мои родители за это меня не похвалят.
Сделав всех тенями, ты не вернула себе маму. Зато лишила многих детей своих родителей. Они все где-то там, в этой темноте. Плачут и зовут их. Но тщетно. Ведь одна маленькая девочка так хочет, чтобы весь мир стал тенью.
- Но я не хотела им зла!
- Нет, хотела!
- Не хотела! Не хотела. Я не хочу, чтобы мир стал тенью! Я хочу, чтобы у них были мамы!
Чувство невесомости пропало, и свет резанул слепые до этого глаза. Легкие судорожно вдыхали ставший редким воздух. Он чувствовал холодные плиты пола. Слышал, как где-то там, за стенами этого храма копошатся люди, решая свои мелкие проблемы.
Вскоре он привык к свету и огляделся. Лотт лежал в кругу света, в окружении радужных пятен, создаваемых расписанным красками витражом под сводом храма. Неподалеку приходила в себя Кэт. Желтоглазая зашлась кашлем, стараясь подавить приступ тошноты.
Рядом с ним, свернувшись калачиком, лежала Лиза. Девочку переполнили потрясения этого дня, и она заснула, не обращая внимания на крепко сжимавшего ее Лотта и трупы мальчика и инквизитора.
- Ты… смог. Ты сделал это. Я была права.
- Тише. Разбудишь малышку.
Он бережно положил Лизу на скамью, и они покинули костел через боковые двери, ведущие в городское кладбище. Так как камень был дорогим материалом, могильные плиты делали из обожженной глины, выскабливая в ней лики святых и богов.
Кэт восхищенно смотрела ему вслед, что Лотта немного раздражало.
- Нужно выбираться из города. Ты убила белого инквизитора. Рано или поздно они найдут малышку, и она им расскажет, кто саданул его по голове. Да и про меня тоже вспомнит.
- Ты герой, спасший город от червоточины.
Позади них раздался истошный женский крик, и сразу же вслед за ним еще несколько воплей кумушек и ругань их мужчин. Люди нашли первый труп.
- Я идиот, не внявший голосу разума, - ответил Лотт и повел Кэт в сторону Вкусных ворот.