Тема дружбы мужчин и женщин – сложный вопрос, о котором я могла бы распинаться бесконечно. Не все так просто, на самом деле. Но ты все сдаешь и сдаешь по жизни какие-то экзамены, все читаешь что-то, чужие слова пьешь, как вампир – кровь, так неужели тебе нечего сказать? Ни за что не поверю.
Вы били когда-нибудь своих друзей? Никогда? Так вот, такое тоже случается.
Было 4 часа утра, я вернулась домой, перепрыгнув через порожную доску, торопливо захлопнула за собой дверь. Мои ноги были ледяными, и ночная рубашка захолодела по подолу; было 4 часа утра, и рассвело еще не вполне, и шифоновые сумерки все еще держались, а трава была светлой и сероватой. Я замерзла и продолжала дрожать, сидя на липком пластиковом кресле, холодном; холодном, как ледяной трон.
Не смотрела за окно. Холодильник трещал и напоминал о привычном голоде, о повесившейся мыши внутри – но только теперь мне совсем невозможно было есть, и смотреть по сторонам, и просто смотреть... Надолго закрывала глаза, моргая, и между каждым вдохом и выдохом были длинные-длинные тире.
Было 4 часа утра. Мне некому было позвонить.
Бабушка тихонько похрапывала в своей комнате. Я закрыла дверь на террасу, чтобы она не могла ничего услышать.
Это было хорошее время, такое раннее утро, и мне оно казалось лучшими часами суток, но звонить кому-либо...
Был телефон Светика. Святослава.
Глаза оставались закрытыми, и только темнота и тишина ждали чего-то от этих долгих гудков.
Телефоны – это тупиковые пути, и никогда не знаешь, какую подлось они тебе готовят. Телефоны никогда не помогают тебе... И теперь Светик мог сменить номер, мог уехать куда-то и оставить мобильник дома, мог опять заболеть и плюнуть на ночной звонок, или трубку могла каким-то образом взять его недремлющая мама; мамы я боялась больше всего.
- Мммм?.. - Ну да, это же четыре утра.
- Светик, - зашептала я, наивно стараясь не говорить громко, не ранить его сонный слух и разум, - прости, что я тебя разбудила, прости, только не бросай трубку, пожалуйста.
- Ммм... - Он длинно зевнул.
- Светик, я опять его видела... Ты не представляешь... Я не понимаю, что происходит.
- Господи боже, Саша, это ты? Саша, блин, сейчас же вроде ночь... В такое время... Ты в Москве сейчас?
И это был такой летний вопрос. И в июле так естественно уточнять чье-то пребывание...
- Нет, я сейчас в деревне у нас, тут такое...
- Что ты там делаешь?.. Господи, четыре часа!
- Я была сейчас на улице... я видела...
Так. Я совсем замерзла, меня тревожили мои ледяные пальцы на ногах. Это было холодное лето.
- Сначала я слышала крики. Я из-за этого и проснулась.
Светик молчал, и я надеялась, что он все-таки слушает меня.
- Я думала, мне показалось, но они не прекращались.
Как трудно бывает говорить. Я не могла впихнуть в свой рассказ стука по крыше, который теперь будил кота каждое утро, не могла рассказать о сороке, которая билась в мое окно. Не могла рассказать о своих искусанных руках. Это было несколько дней назад, и я хотела погладить Ваську, а он взял и вцепился в сустав большого пальца, так что я не могла разжать его челюстей, и и не заметила даже того, что он снял зубами кусок кожи, а на его усах была моя кровь.
- Они теперь каждое утро, Светик.
- Тебе снится это все. Саш, успокойся, - он слышал, как у меня дрожит голос, - выпей чего-нибудь. Можешь даже алкогольного.
- Я бы с удовольствием, - рассмеялась я, а из глаз резко закапали слезы. - У нас ничего нет.
- Ну тогда выпей валерьянки. Выпей чего-нибудь.
- Это не поможет. Если я сошла с ума, то валерьянку поздно пить... - Я снова засмеялась.
- Ты что, испугалась криков?
За что девушкам стоит любить своих друзей мужского пола, так это за отеческий тон такого рода. Мы никогда не нравились друг другу, никакой ненастоящей романтики, но когда он болел, я могла занести ему антибиотик домой, а он никогда не злился на меня, когда я вела себя глупо. Никакой злобы. Никакой ревности. Все было так хорошо.
- Нет. Не криков... Я вышла на улицу. У нас тут так красиво...
Правда, красиво. Это были серебристые полосы света на поле, это была стопроцентная ветреная свобода до самого горизонта... Соседи были далеко, а это был мой мир.
- Особенно утром.
Я не смотрю на окна. Никуда не смотрю.
- Неделю назад я видела человека, который шел наискосок к березе у соседей.
- Тебе это не приснилось?
- Нет.
Он каждое утро подходит все ближе. Я знаю. Мне не приснилось. Я видела его спину.
Светик замолчал на том конце сотовой связи, и я решила, что он уснул или я просто ему надоела.
- Ну, шел и шел... Может, дальний сосед...
О да, мужчины меньше поддаются панике и не склонны к мистике. И Светик никогда не был сумасшедшим. Он никогда не кололся и даже не курил, не видел абсентовых глюков и не верил в загробную жизнь.
- Нет. Он не мог перелезть через забор. Там даже трава не была примята.
- Ты что, проверяла?
- Да, позавчера. Он проходил мимо, но был уже ближе. Он ходит здесь каждый день. Один раз он был возле моего окна. Я живу на втором этаже.
Он приходил каждый день, я видела его возле дома, а один раз я зашла за угол, чтобы помыть руки, а там он стоял. Один раз я запустила в него тапком.
Я не могла больше рассказывать. Кот сиганул с лестницы, как он никогда не прыгал – Васька всегда боялся высоты и был слишком толстым для таких экзерсисов.
Светик не говорил, только вздыхал и выдавал пару слов, далеких друг от друга, как верстовые столбы, а я сидела на полу в уголке. Холодно почти не было, а даже уютно, только кот лупил когтями по двери, а мне до слез не моглось встать, тем более открыть дверь... Я была в убежище, я согрела даже промерзлые половые доски, у меня все затекло – зачем мне было вставать?
- Саша, ложись спать.
- Я не могу.
Грохнулся пластиковый стул, вибрирующий и громкий; бабушкин храп из-за двери прервался ненадолго, но всего лишь прервался – она не проснулась.
- Что это за грохот?
- Ничего. Кот хулиганит, - я засмеялась, легко и громко почему-то, и щеки сразу заболели. – Он теперь тоже никогда не спит. Ха-ха-ха...
Я не смотрю в окна, а их много как назло, и занавески почти прозрачны.
- Слушай, кто-нибудь еще его видел?
- Нет. Ну ладно... – не вижу зла, не слышу... – Давай о чем-нибудь другом поговорим, а? Ну что... Когда еще придется...
- Саш, ложись спать.
- Что?
- Тебе все привиделось. Ты опять плохо спишь там что ли? Да заучилась ты... Иди спать.
- Нет, я не могу.
Грохот. Я засмеялась.
- Где-то в глубине параллельной вселенной.
- Что? Саш, слушай...
Он зевнул и поперхнулся вдруг.
- Тебе все это мерещится. У тебя фиговое состояние, тебе нужно поспать. Ты не одна?
- С бабушкой.
- Ну, разбуди ее.
- Нет, нет. Слушай, песня такая есть – «и не церковь, и ни кабак, ничего не свято, нет, ребята, все не так, все не так, ребята!..» Хорошая песня.
Я всегда любила петь. Даже с закрытыми глазами.
- Саша, не надо.
Смеюсь, а Светик там совсем не смеется. На самом деле мы не были такими уж друзьями. Я обижала его, целый год он не мог меня простить, а я ничего, нормально... Все в порядке. Он встречался с моей подружкой, а потом они расстались, и мне было болнее, чем им обоим, потому что я думала, что они могут правда быть счастливы, и читают стихи друг другу от души и от сердца, и что счастье есть, есть добро... Но женщины сильнее срываются. Ей осталась только матерная терапия, а Святослав... Ничего. Нормально.
- Не надо, Саш.
- Прости, Светик, что разбудила тебя... Все нормально, правда. Да, - я засмеялась, и этот смех вылетал, казалось, из самых легких, - все нормально.
- Ты правда его видела?
- Да. Пока.
Мне казалось, что если даже еще пять минут я просижу в этом углу, это будет целая жизнь. Я видела, как из-за березы поднимается солнце, но оно медлило, и облака утягивали его в свой белый сон. Это было время. Окна дрогнули, свет пропал.
Никакого не было никогда добра, никакого. Кот укусил меня в ногу, я пнула его и раскрыла дверь.
Вчера Он был великаном, я видела его матовые черные ботинки, а теперь он просто стоял и смотрел на меня, когда я открыла дверь.