[Линолеум]

Нигвен, я наверное вернулся. Сейчас вовсю занят ремонтом детской для своего карапуза (надоело, знаете ли, спать втроем))) и поэтому новый кусок писать начну где-то с понедельника. Пока кидаю разрозненные эпизоды более чем полуторагодичной давности. Со временем, увяжу их в четкую структуру. Ругайте, не стесняйтесь, там есть за что.
З.Ы. Нигвен, жди в гости. Скоро начну читать "Двери" от начала и до конца.

Скрытый текст - кусок - 1:

- Три, два, один – пошел!
Захваты освободили «кентавр» и Стас начал падать.
Зубы заныли от перегрузки, альтиметр шальной круговертью отсчитывает расстояние со скоростью эм жэ в квадрате: эм - сорок восемь тонн, же – десять метров в секунду. Быстро, очень быстро.
Далеко вверху остались линкоры огневой поддержки, стальными брюхами елозящие в стратосфере, огнем бортовых орудий плющащие оборону планеты, чтобы выиграть хоть немного времени транспортникам распуститься спорами десанта. Со всех сторон Стаса окружали десятки таких же, как и его, машин, падающих навстречу распластанному городу.
Планета огрызалась. Трассы электромагнитных снарядов шампурами штрыкали пространство, пытаясь нашарить, насадить на свое острие «Кентавров». И вот уже в ларингофонах надрывно кричит умирающее человеческое мясо, замурованное в распарываемой субсветовыми снарядами, титановой скорлупе.
А поверхность приближается – физика делает свое дело. Плазма шершавым языком трется о стенки кабины, экстазом протуберанцев пытается ворваться внутрь – поверхность приближается.
Смертоносная сетка аэрокосмической обороны становится плотнее – все больше машин выведено из строя, все больше сгоревшего человеческого мяса грохнется о землю – поверхность приближается! Зубы ноют сильнее, до хруста эмали, до десенного кровотечения; сердце заполошно гупает в прутья ребер – поверхность приближается!
Крыша здания бьется в нижние шасси «Кентавра», рушится не выдерживая веса, обволакивает стальную фигуру пеленой пыли. По сторонам от Стаса такие же всплески указывают места посадки остальных десантников. И тут же, казалось безлюдные, улицы и дома ожили, ощетинились дымными всполохами ракетных снарядов; замельтешили фигурки в защитных комбинезонах. Одну из машин сплющило сразу несколькими попаданиями – та тяжело осела, из рваных дыр в броне пыхнуло пламенем. Стас скорее рефлекторно, чем осознанно, утопил гашетки – «руки» кентавра взревели ответным огнем, накрывая крупнокалиберными очередями защитников города, перемалывая их в кашу. Четыре «ноги» выпростались из бетонных обломков, танк зашагал в сторону виднеющейся меж домов площади. На мостовой тут и там лежали скрюченные, заляпанные красным, фигурки, те самые, что минуту назад мелькали меж домов.
При максимальном увеличении, Стас осознал, что это совсем юные, почти подростки, парни и девушки. Одна, худенькая, короткостриженная, разметала руки по искореженной пулями вывеске . Затертые буквы сложились в слова «…учшие колбаски в Кракове», и в голове Стаса будто взорвалась сверхновая, перекашивая рот, заставляя скрипеть зубами. Уши пронзило тоскливым воем – Стас понял, что это кричит он сам…

Скрытый текст - кусок - 2:

Пернач с размаху рушится на скуластое, раззявленное в крике, лицо печенега, вминая и дробя кости. Степняк от удара дергается, на секунду обвисает, насаженный на стальные пластины. Стас резко выдергивает оружие из раскромсанного черепа, и тело падает вниз, в бурлящую людскую кашу.
Каша растеклась повсюду, насколько хватало глаз. Каша бряцала, лязгала, кричала, ржала и умирала. Ровные ряды конницы, после первой сшибки разметало, разорвало на беспорядочные клубки тел, где уже и не разберешь - кто друг, а кто враг.
Одна рука сжимает поводья, вторая держит пернач – палицу с опоясывающими головку стальными пластинами-«перьями». Зажатое стременами, конское тело дрожит, вздымается и опадает пластами мышц, едкий запах животного пота сплетается с собственным, будоражя ноздри.
Навстречу Стасу выскакивает низкорослая лошадка, с прижавшимся к шее всадником. Поводья тот сжимает зубами, руки заняты – натягивают тетиву. Раскосые щели глаз глядят цепко, выискивая жертву.
Тело Стаса работает само по себе – чувства и рефлексы обострены, отточены, кровь вскипает от адреналина. Ноги пришпоривают скакуна, тот визжит, грудью обрушивается на лошадь степняка, хрипя и кусаясь, пытается свалить ее седока. Стас выпускает пернач, тот безвольно виснет на наручном ремне – слишком мало пространства для удара. Достает засапожный нож и бьет по лошадиной шее, метя в артерию. Стасу жалко животное, оно не виновато; но сейчас по другому нельзя, он это знает, поэтому наносит удар не колеблясь. Лошадь кричит почти по человечески, заваливаясь набок, подминает всадника. А тот, изгибаясь в седле из практически невозможной, для удачного выстрела, позы, спускает тетиву.
И попадает. Мир, кувыркнувшись твердью вверх, бьется Стасу о голову. Боли нет. И звука тоже нет – лишь перед глазами немо топчется-танцует разномастный частокол людских и конских ног.
Рядом падает, закрывая обзор, тело человека, недавнего противника. Голова – раздробленное копытом месиво – таращится на Стаса единственным уцелевшим глазом. Нет в нем больше ни ярости, ни злобы, одно лишь только удивление.
И сразу, буруном, наваливается звук, а с ним и боль – каждый по отдельности пронзают тело, а после лупят вперемешку. Бухкотит в висках кровь, глаза напирают на глазницы, точно выпрыгнуть хотят. Стас понимает, что умирает…