[Flüggåәnkб€čhiœßølįên]

Сообщение от Ner1

Интерлюдия понравилась. Язык как будто бы побогаче стал.

место действия сместилось.

Сообщение от Ner1

Но, имхо, не надо говорить об этом прямо, пусть читатель сам поймет из действий персонажа.

прав, видимо исписался.

Скрытый текст - 5.1:

Глава 5

Исповедь

Ему казалось, сердце бьется громче церковного колокола и по этому ритмичному стуку их легко найдут. Ноги шаркали по каменным плитам, вздымая горы пыли, от которой ужасно чесалось в носу. Чтобы не чихнуть, Лотт зажал нос ладонью.
Квази совсем обессилела. Смуглокожая красавица за день превратилась из полной сил женщины в доходягу, не способную пройти и шага без чужой помощи. Все на что ее хватало – кое-как завязать шнуровку лифа на платье. Кэт натужно пыхтела. Желтоглазая взвалила на себя неверную и тянула ее вперед как ручной ослик.
Его била крупная дрожь, зуб на зуб не попадал. Лотт постоянно тер воспаленные глаза. В лепнине на стенах чудились демоны и призраки прошлого. Сколько он еще продержится? Час? Дольше? Ломка могильным червем ела внутренности, подбираясь к сознанию. Лотт очень хотел застонать. А еще лучше закричать от всепроникающей боли, но знал, что этим погубит их.
Взобравшись по лестнице, они некоторое время брели по просторным залам дворца Фениксов, стараясь запутать преследователей. Сперва Уль с сыновьями пытался их запугать. Улюлюкал, угрожал вырвать язык девушкам и подтереться им. Это играло на руку беглецам. Они хотя бы знали, куда не следует идти. Теперь разбойники затаились. Опасность могла поджидать за каждым углом.
Они прошли мимо зала для приемов. Лотт увидел королевский трон. Мастера отлили из бронзы двух изящных фениксов, на крыльях которых восседали король и королева. Обглоданные временем костяки проглядывали сквозь бронзу. Венценосных особ заложили известковым раствором и камнями, оставив нетронутыми головы. Поверья гласили, что ребенка король убил собственным мечом, чтобы он не достался обезумевшей толпе. Лотт сглотнул и постарался не смотреть на этот ужас.
Зал некогда был дорого украшен. В углах легко угадывались части гербов с содранным золотом и серебром, труха от мебели, которую толпа разбила в щепки и осколки стекла от стрельчатых окон. Плиты пола когда-то украшала цветная мозаика из малахита. Мастера старательно выложили имена всего рода Фениксов. Теперь литеры превратились в каменное крошево. Разбив мраморную мозаику, посреди залы лежали три огромных люстры, на каждой из которых могло поместиться до тысячи свечей. Луна проглядывала сквозь пустые проемы, озаряя место казни бледным свечением.
Дворец должен был стать чудом запада, красоваться наравне с Солнцеградом, костяными городами Борейи, Дыханием Алланы, Крыльями Кальса…
Но он стал могилой. Безумно дорогой и никому не нужной.
Дворец строили по чертежам Фиосетто. У старого архитектора, благодаря которому возвели Розу Запада, не хватило сил. Он умер, успев рассказать лишь толику того, что задумал для королей Делии. Но даже то, что мастер передал подмастерьям, потрясало. Дворец возводили сто лет, пять правителей не дождались, когда возложат последний камень и последнее дерево будет посажено.
Кэт нашла каменную лестницу, ведущую на нижний уровень. Ступени закручивались в крутую спираль. Внизу поджидал кромешный мрак. Кэт шла первой, ориентируясь на ощупь, словно слепой на паперти.
Лотт следовал за ней, неся на руках потерявшую сознание Квази. Он насчитал сорок пять ступенек прежде чем бесконечный спуск кончился. Здесь пахло лавром и розмарином. Кэт зажгла маленькую лучину, чтобы оглядеться.
Они попали на кухню. Если бы у него оставались силы, Лотт поддел бы Кэт, сказав, что даже сейчас ее нюх привел их туда, где должна быть еда. Спустя века пучки засохших трав и кореньев еще лежали здесь, как и брошенная посуда с присыпанным сажей котлом.
Люди покинули короля в трудный момент, и ничто не заставило бы их помочь впавшему в немилость милорду. Говорили, Мятежных Фениксов защищали лишь покорившие-ветер. Но желтоглазых было слишком мало. Люди просто убили их вместе с павшей династией.
Со стороны лестницы послышался шум.
Кэт указала на нишу в стене. Раньше через нее повара поднимали искусно оформленную еду прямо в царские покои. Желтоглазая вскарабкалась вверх по каменной кишке, словно заправский воришка, проникающий в дом через дымоход. Лотт подал ей безвольную Квази и протиснулся сам, заложив проем железной крышкой от печи.
Они успели вовремя. Лотт узнал натужное дыхание толстяка Уля. Его сыновья несли факелы. Если они заметят щели, сквозь которые гуляет сквозняк, всему конец.
– Гнилое место, – послышался молодой голос, принадлежащий одному из близнецов. – Примас, ты видишь их?
– Не знаю, – отчеканил второй близнец. – Темно как у Зарока за пазухой. Глянь в том углу.
– Не богохульствуй, – боязливо ответил Секундос. – Дворец проклят. Призрак Феникса не успокоился. Он хочет смерти праведных.
– Тогда мы ему не нужны, – хмыкнул Примас.
Свет от лучины стал ярче. Лотт видел, как колеблется огонек. Сквозняк. Тянет из трубы. Они заметят. Что тогда? Как долго они продержатся? Он затаил дыхание и неотрывно следил за грязно-желтым огоньком.
– Помалкивай, дурень.
Чтобы не говорил Уль о занятной охоте, хозяин корчмы давненько не выбирался за пределы брошенного монастыря. Лотт слышал, как сипло он дышит. Спуск по крутой лестнице и недолгая погоня отняли у мерзавца много сил. Правда и сам Лотт чувствовал, что обессилел.
– Не теряйте времени зря. Комнатушка пуста. Я не хочу, чтобы они проскользнули мимо нас.
– Далеко не уйдут, – успокоил отца Примас.
– Надеюсь. Я хочу, чтобы желтоглазая тварь увидела свои потроха перед смертью. Квадрос был таким славным мальчуганом.
– И Терций, они не заслужили такой смерти.
– Мы найдем их, пап.
Бандиты ушли. Эхо шагов слышалось еще долго.
Они сидели тихо как мыши в норе, не смея заговорить или шелохнуться. Здесь было тепло и тесно, пахло сажей и старостью.
Наконец Кэт заворочалась. Желтоглазая что-то говорила. Но у Лотта было такое впечатление, что он с головой ушел под воду. Уши заложило.
Внезапно в глазах потемнело, он почувствовал, что падает.

***

Лотт чувствует, что падает. Он пытается сохранить равновесие, но поздно, слишком поздно. Сторм заходит со спины и бьет плашмя по коленям. Меч деревянный, тренировочный, но боль всамделишная. Лотт кричит и падает в размокшую осеннюю землю. Чтобы не глотнуть грязи, он отпускает меч и выставляет вперед локоть.
На тренировочном дворе царят сырость и ветер. Скоро придут холода и превращающий кровь в студень мороз. Дороги от дождей постепенно растекаются как подлива по каше.
Лотт проклинает свою неловкость и непогоду.
Зед и Кайл умирают со смеху. Лорд Кэнсли сердито выдыхает. Длинные вислые усы сюзерена колеблются подобно стягам. Он идет к ним, подбирает грязную деревяшку и подает Лотту.
– Ты мертв, глупый мальчишка. Ты лишился меча, чтобы не запачкать холеное личико? Зачем оно тебе? Мертвецам плевать на внешний вид. Еще раз.
Лорд Кэнсвудский редкий гость на тренировках, но когда сражается Сторм, сир Томас всегда спускается посмотреть на лучшего из бойцов дружины.
Сторм отвешивает сюзерену поклон и делает фиглярскую восьмерку, заводя толпу.
Лотт встает, усилием воли заставляет себя не оттирать грязь с колен. Только не сейчас, когда сир Томас смотрит.
Он приветствует противника и бьет по щиту, призывая к бою.
– Бей первым, – Сторм отводит щит, но Лотт медлит. – Я могу повернуться спиной, если тебе будет легче.
Брат действительно отворачивается, показывая беззащитную спину. Лотт знает куда бить. Защитный доспех из вареной кожи не прикрывает шею. Ударь он туда, и брат падет.
– Давай же, Робкий Лотт, или мне завязать глаза, чтобы у тебя хватило храбрости?
Брат знает, как он ненавидит это прозвище. Знает, от чего впадает в бешенство. Лотт решается и наносит удар.
Сторм легко предугадывает его действия. Брат уклоняется в сторону и ловит Лотта на противоходе. Тупое острие упирается в живот, давит, заставляя отступить.
Кайл чуть не падает от смеха с изгороди, на которой сидит.
– Ты неисправим, – смеется Сторм. – Подумай глиняной башкой хотя бы раз в жизни. Не иди напролом, как бык.
Он снимает кожаный шлем, взлохмачивает темно-рыжие волосы. Машет высунувшимся из окон фрейлинам. Те глупо хихикают и машут платками. Пара падает вниз, но Сторм не удосуживается подобрать ни один из них. Он может получить любую из девушек и, что хуже всего, отлично знает об этом.
Лотт хочет быть на его месте. Хочет одолеть брата в поединке, хочет, чтобы над Стормом хохотали и тыкали пальцами, хочет подобрать хоть один гребаный платок, хотя знает, что любит только Беатрис.
Лотт сгорает от желания стать братом, но знает, что такому не бывать. Сторм Красавчик всегда будет лучше Робкого Лотта. Лотт старается изо всех сил, ловит каждое слово учителя, тренируется до кровавого пота. Он бьет Зеда в трех поединках из пяти. На равных рубится с Кайлом, а ведь тот из благородных, тренируется с детства. Но когда приходит Сторм, Лотт чувствует себя крестьянином, в первый раз увидевшим оружие.
Он делает выпад, Сторм блокирует и сразу переходит в нападение. Лотт прячется за щитом. Левая рука ноет от сильных ударов, обильно летят щепы. Ему кажется, что идет деревянный снег. Лотт пробует огрызаться, наносит ряд колющих ударов, но Сторм слишком опытен, чтобы попасться на такой простой маневр. Брат атакует молниеносно. Он бросается вперед, в последнюю секунду отскакивая в сторону и в полете дотягивается до скулы Лотта.
Мир мрачнеет. Лотт чувствует, как из глаз льются слезы, а тело перестает его слушаться. Он снова в грязи.
– Барахтается как свинья, – гогочет радостный Кайл. – Робкий Лотт, мне сходить за помоями?
– Хватит, – обрывает его сир Томас. Лорд держит своих подчиненных стальной хваткой и не любит любые намеки о том, что его воспитанники низшего сословия. – Вы, двое, покажите, чему научились из уроков мастера мечника.
Зед и Кайл спрыгивают с ограды, достают мечи и осторожно приближаются к Сторму. Они не ровня брату. Но вместе могут заставить его попотеть. Лорд Кэнсли знает, как сбить с них спесь. Лотт думает, что сир Томас с радостью передал бы титул брату по наследству, будь тот благородным. Грубый, такой же солдат, как и его дружина, лорд Кэнсвудский лишь со Стормом позволяет проявить отеческую любовь.
Лотт сплевывает кровавую слюну и кое-как встает. Щупает языком пошатывающийся зуб. Сторм улыбается ему и машет мечом на прощание. Брат сегодня в ударе, вчера он получил золотые шпоры, стал рыцарем милорда и сегодня готов сражаться хоть с демонами червоточин. Лотту кажется, что Сторм уже не видит в нем брата. Только очередного солдата князя.
Лотт ковыляет прочь с тренировочной площадки, видя, как прохожие скрывают ухмылки и отворачиваются. О да, он играет роль шута при брате герое.
Он смотрит на обитые железом ворота Кабаньей Норы. Замок лорда Коэнширского совсем новый. И двадцати лет не прошло с тех пор как каменщики вымостили последним булыжником стену. Но извечная сырость, угнездившаяся в Землях Тринадцати, уже разъедает чертоги князя. Плесень заметна издалека, трещины в кладке ширятся, их два раза в год замазывают глиной и хватким раствором, но Лотт знает – это гангрена. Ее не вылечишь снадобьями.
Он высматривает среди въезжающих в замок телег и повозок одного человека. Люди привозят ежегодную дань. Склады уже ломятся от зерна, клубней, полотна, заготовок железа и меди. Дальние поселения, как всегда, приезжают последними. Им не везет – дороги в последний месяц осени исчезают с лица земли, лошади теряют подковы, с телег слетают оси. Лотт ждет уже который день, почти потеряв надежду. Но сегодня ему везет. Он видит знакомый фургон о двух лошадях, крытый козлиной шкурой.
Лотт возносит мольбу Аллане, покровительнице путешественников. Оруженосец срывается с места, бежит в свои покои, обминая толпящихся в подворье людей, их товары и псов, ждущих момент ухватить с телег засоленную баранину.
Сквозь толчею протискивается усталый всадник с вот-вот готовой пасть от истощения клячей. Он спрашивает о чем-то стражника и тот показывает в сторону тренировочной площадки.
Лотт заходит под каменные своды, словно магический занавес глушащие неописуемый гомон, царящий у ворот. Наскоро приводит себя в порядок, смывает грязь, прочищает ссадины крепким вином. Подходит к спрятанной за съемной панелью нише и достает короб. Внутри маленькая сокровищница. Он смотрит на мелочь гнутых пфеннигов, устилающих дно, десяток марок из грязного серебра и одну золотую, полученную от самого лорда Кэнсли за добрую службу. Он радовался этому подарку как дитя, но тут же остыл, после того как узнал, что вместо того, чтобы дать желтый кругляк, брата сделали рыцарем.
Лотт берет короб и выходит на улицу. Возница не спеша достает товары из ломящегося фургона. Люди умудряются заключать сделки посреди шума и толкотни. Женщины несут свертки в замок, крепкие парни тащат мешки в зернохранилище.
Лавируя между цепочками снующих туда-сюда людей, Лотт добирается до своего знакомца. Он спрашивает его о заказе. Мужичонка некоторое время испытывает его, делая вид, что не помнит, о чем просил Лотт. Но после того, как оруженосец лорда Кэнсли показывает содержимое короба, переходит к делу. Лотт отдает с таким трудом накопленные деньги, не испытывая ни малейшего сомнения.
Он вертит в руках серебряное колечко с крохотным аметистом в оправе и думает о Беатрис. Ее длинных косах, веснушках и смешинках в уголках глаз. Он мечтает о том, как изменится его жизнь после того, как они поженятся. Лотт примерный семьянин. Лотт любящий отец. Он не знал своих родителей, рос в огромном замке лорда Кэнсли, чувствуя себя так, словно был байстрюком. Сир Томас приютил их, двух сирот, дал кров и пищу, получив взамен преданных людей. Лотт не знает, станет ли он таким родителем, какие были у него, но уж точно постарается быть таким, как его сеньор. Строгим, но справедливым.
В подарок расщедрившийся торговец дарит ему чудные сафьяновые сапоги, покрашенные в фиалковый цвет. Лотт благодарит его, думая, что у Беатрис будет запоминающийся день.
Он мчится к любимой девушке, разбрызгивая воду из луж, находит ее в пекарне, готовую вложить очередную булку в печь. Раскрасневшаяся, со здоровым румянцем на щеках и застегнутой всего на несколько петель верхней одежде, девушка весело машет ему. У печи становится жарко, Лотт думает о том, как ей трудно гнуть спину в этом аду целый день, с первыми петухами и долгое время после захода солнца. Думает, что должен получить шпоры после брата и тогда ей не придется работать здесь. Потом замечает дорогой браслет на руке и хмурится.
Беатрис – видная невеста, огневолосая, пышногрудая, с изумрудными глазами и нежным голосом. Она привлекает чужие взоры. Лотт понимает, что готов драться за нее. Понимает, как много она значит в его жизни и то, что он не хочет никого другого.
Лотт показывает ей сапоги. Глаза девушки блестят, на губах играет непритворная улыбка. Она вертит их, гладит руками мягкую кожу, трогает бляшки. Кивком показывает на коморку. Он прикрывает дверь, притягивает Беатрис к себе. Она пахнет сдобой. После поцелуя Лотт чувствует вкус сахара и муки. Беатрис приподнимает юбку повыше и натягивает сапожки. Размер в самый раз. Он говорит, что ей идет. Она смеется, и манит его пальчиком.
Лотт сглатывает, его захлестывает возбуждение. Он хочет ее здесь и сейчас. Он представляет ее голой и в штанах становится тесно. Серебряное кольцо в кармане обжигает неестественным холодом. Лотт выбирает между страстью и романтикой, но, глядя, как Беатрис снимает платье через голову, все мысли разом выветриваются.
В каморку ломятся. Кто-то обрушивает на хлипкую дверцу кулак. Настойчиво дергается ручка. Беатрис охает и пытается привести себя в порядок, а Лотт понимает, что упустил свою возможность.
Он сердито распахивает дверь и, моргая, смотрит на своего брата. Сторм хохочет и бьет себя по коленям.
– Так и знал, что найду тебя здесь, – говорит он и тычет локтем в грудь. – Хороша чертовка, а?
– Отвали, – огрызается младший брат.
– Если бы я мог, – лукаво подмигивает Сторм и сразу становится серьезным. Перед Лоттом не брат, а новоиспеченный рыцарь лорда Кэнсвудского. Этот человек приказывает ему. – Следуй за мной. Кто-то сжег Милотравье. Сир Томас собирает дружину.
Уходя следом за братом, Лотт кидает прощальный взгляд на Беатрис. Девушка уже у печи, поглядывает то на него, то на Сторма, и чему-то улыбается.
В этот момент Лотт понимает, что она дороже ему, чем родная кровь.
В конюшне оседланная и взнузданная лошадь. Люди князя ждут только его. Лотт натягивает хауберк и думает, что от исхода похода будет зависеть судьба дальнейшей службы. Он будет хорошим оруженосцем. Лучшим. Он заслужит свои шпоры и после похода получит Беатрис.
Проезжая мимо рассосавшегося, втянувшегося в щели замкового подворья люда, Лотт вспоминает запах Беатрис. Сахар и мука еще никогда не были так желанны, как сегодня.

***

Лотт почувствовал боль в суставах и понял, что еще жив. Сознание возвращалось к нему медленно. Накатывало словно волны во время прилива. Кэт неистово тормошила его за ворот куртки, прижимала холодные ладошки к щекам.
Во рту пересохло и вместо членораздельной речи он смог только захрипеть и жестом попросить желтоглазую прекратить.
– Ты испугал меня, – прошептала покорившая-ветер.
– Ммм?
– Грохнулся на пол как девица, увидавшая крысу.
– Ничего не помню. Вода есть?
Кэт печально покачала головой.
– Все вещи остались в сумках, притороченных к лошадям. Бедная Пегушка небось вся изволновалась без нас.
– Она в лучшем положении, чем мы, – Лотт прочистил горло и огляделся.
Они все еще в дворцовой кухне. Квази сидела на корточках, свесив голову вниз.
– Что с колдуньей?
– Не знаю, бледная как смерть и дышит рывками. Лотт, ей становится хуже.
Кэт хотела сказать еще что-то, но промолчала. Отвернулась, скрывая лицо. Лотт хорошо узнал покорившую-ветер за то время, что они провели вместе. Кэт волновалась не только за неверную. Наверняка он выглядит не лучше.
Голова налилась свинцом, руки дрожали, перед глазами распухали яркие цветы.
– Мы для тебя обуза, – начал Лотт, но Кэт только отмахнулась.
– Не говори такого. Мы команда. Я не брошу вас этим подонкам. Только… не ври мне больше.
Лотт устало кивнул. Кэт легко приходила в ярость, но так же легко остывала. Любая другая давно махнула бы на него рукой, но не покорившая-ветер.
«Она с тобой только ради Дара» – ядовито прозвучало в голове. – «Хочет с твоей помощью очистить Дальноводье от скверны. Будешь ручной зверушкой у чахоточных».
Усилием воли он отбросил подлые мысли.
Встал. Пошатываясь, будто пьяный, подошел к нише в стене.
– Поднимемся по желобу, возможно, там будет проход в одну из башен. А оттуда сможем спуститься по вырезанной в скале лестнице.
Он лез первым. Казалось, подъем длится вечность. Перед Лоттом проносились образы из мертвого прошлого. Череда лиц кружила в безумном хороводе. Он и половины из них не помнил.
Сапоги заскользили по камням. Чтобы не упасть он ухватился за веревку. Бечевка, закрепленная на лебедке, все еще оставалась крепкой. Механизм, не смазывающийся веками, громко скрипнул.
– Пожри меня падальщик, – выругался Лотт.
Звук в гнетущей тишине показался особенно гулким. Наконец, он увидел выход. Ухватившись руками за выступ, Лотт подтянулся и выкарабкался из тесного туннеля. Бегло осмотрелся.
Королевская опочивальня. Гнилая кровать сложилась пополам. Деревянную труху укрыл погребальным саваном балдахин. В ткани, когда-то поистине царской, угадывались очертания огненной птицы. На полу ошметки тряпок. Видимо, мародеры дрались за право носить королевские наряды. Везде следы разбоя, битая посуда и обломки мебели. Пустые стены ободраны. Лишь кое-где виднелись куски из белой глазури. Династия Фениксов приказала сотворить для себя фарфоровую комнату. Хотел бы Лотт увидеть, какой она была прежде.
Горло сдавил спазм. Лотт согнулся пополам. Его вырвало остатками скудного ужина из сухарей.
«Аллана Всепростительница, избави от болезней, Гэллос Спаситель, придай мне сил».
Он хотел помолиться всем святым, но к глотке подступила очередная порция полупереваренной пищи.
– Лотт, помоги.
Кэт уже рядом, желтоглазая выглядела озабоченно, протягивая ему конец веревки. Покорившая-ветер уперлась ногами в остатки фарфоровой штукатурки. И обмотала старую бечевку около локтя.
– Квази не сможет подняться. Мы втянем ее сюда. На счет три. И раз. И два. И…
Лотт и не думал, что худенькая неверная может быть такой тяжелой. Они тянули молча, а проклятый механизм будто назло с каждым движением скрипел все сильнее.
Когда Лотт увидел измученное лицо чародейки только и мог что вздохнуть с облегчением. Руки горели огнем. Он посмотрел на ладони и увидел широкие ссадины на коже. Волоски распустившегося каната угнездились в царапинах, словно черви, пожирающие воспаленную плоть.
Непреодолимым валом накатила тошнота.
– Идут, – крикнула Кэт, когда он выхаркивал остатки еды. Казалось, вот-вот наружу вылезет и пустой желудок. – Не успели.
– Баррикадируемся, – слабо простонала Квази.
Неверная в одиночку пыталась сдвинуть кровать. Кэт и Лотт присоединились к ней. Лотт дернул за ножку, но хилая сосна давно отжила свой век. В руках остался шар и часть навершия. Кое-как они прислонили кровать к дверному проему. С другой стороны сыпался град ударов, перемежающийся руганью взбешенной семейки Уля.
Они забивали дыры всем, чем могли. Кусками мебели, одежды, старым зеркалом с абсолютно черной поверхностью, гипсовыми ангелочками, охранявшими сон престолонаследников над потолком.
– Бесполезно, – устало сказал Лотт. – Мы только отсрочим гибель.
– Будем драться, – упрямо процедила Кэт.
Желтоглазая осматривалась в поисках оружия. Ее нож остался в глазнице Квадроса. Кэт пыталась оторвать от стены подсвечник в форме коленопреклоненного Святого Джерома. Слепой мученик даже не думал сдаваться и крепко сидел в стене. Лотт достал свой кинжал. Кровь одного из сыновей Уля запеклась и покрыла тонкой корочкой лезвие.