Анцель и Курт только что отужинали пойманным накануне кроликом. Настроение, испорченное тем, что они неслабо заблудились в Шайзельском лесу, потихоньку исправлялось. Ну, подумаешь, второй день плутают — дичь водится, воды в лесном ключе набрали полные фляги, а летние ночи позволяют не околеть от холода даже у потухшего костра.
Курт отхлебнул воды и посмотрел на Анселя. Дернул же черт отправиться до Кратейнбурга короткой дорогой, доверившись невменяемому барду! Нет, формально проводником был, конечно, Курт, но как только они вышли на тракт, Ансель, заиграв марш панцирной пехоты, двинул в лес напролом. Пара кувшинов пива отключили и так не великий ум, бравые ритмы марша пробудили в его мозгу приятные воспоминания о недолгой службе в пехоте герцога, и Курт, подпевая «хей, дорогу панцирной пехоте!», ломанулся в чащу за своим нанимателем. Утро они встретили в овраге. К счастью, оба были целы и невредимы, но заблудились основательно. Осмотревшись, Анцель справедливо заметил, что самое время отрабатывать пропитое вознаграждение проводника.
И вот уже второй вечер, встреченный в лесу. Оптимист по натуре, Курт рассчитывал уже завтра выйти на какой-нибудь тракт или крестьянское поле, не так уж огромен был этот лес.
— А жизнь налаживается, — заметил горе-проводник, — в этом лесу хоть неделю плутай, с голодухи не помрешь, а что еще нужно простому человеку? Хотя баба бы не помешала, например. А тебе чего не хватает?
Курт с удовлетворение заметил, что бард настроил лютню. Анцель был не особо разговорчив, чаще он пел, в особенности в ответ на такие вопросы. Но вначале он достал из-за пазухи какую-то картинку, поставил ее перед собой и только потом начал играть:
Когда я сяду перед затухающим костром,
Возьму я лютню и сыграю вам о том,
Чего мне не хватает в трудный час,
Об этом я поведаю для вас.
Курт устроился поудобней и стал слушать, глядя на усеянное звездами ночное небо, представляя, как вернется на постоялый двор. Теперь-то служанка Гретта не назовет его бездельником, и ее пухлый зад наверняка окажется у него в руках. Бард тем временем продолжал петь:
Все мысли о тебе, когда смотрю на небо я.
Сейчас ты так же далеко, как звезды, от меня,
Душа моя страдает без тебя,
И жажду ощутить тебя внутри себя.
Последние слова куплета полностью разметали уже сложившийся в голове Курта образ. Сначала он было решил, что ослышался. Но мысли уже лихорадочно искали ответ на вопрос: что такого есть у женщины, что мужчина может хотеть ощутить внутри себя??? Может, язык? Ансель продолжал петь, влюбленными глазами глядя на картинку:
И вот пою сейчас о нем,
И думаю я день за днем,
Как рядом быть хочу с тобой,
Тебя коснуться хоть рукой.
Мне б жажду утолить свою,
Я оду для тебя спою,
Ты только рядом окажись со мной.
Курт повнимательнее пригляделся к Анцелю. Худощавый, как и большинство менестрелей. Ухоженный, даже чересчур. Виделась в нем некая утонченность. Плавные движения рук, загадочная улыбка на гладко выбритом лице. Он что — из мужеложцев?! И теперь поет мне песню о своем любовнике?! Если узнают, что я пропадал с ним три дня в лесу, мне же потом не отмыться от позора! Анцель, глянув на проводника, весело подмигнул ему и продолжил:
Бывает время, и в далекий мы идем поход.
И ничего над нами, только небосвод,
Но стоит на привале песню завести,
И до утра покоя нам не обрести.
Уж не намекает ли он на меня, с ужасом подумал Курт. Рука машинально потянулась к кинжалу. Неужели придется взять грех на душу? Может, просто дождусь пока он уснет и уйду от него по добру, по здорову. Он попытался скорчить самую равнодушную рожу, которую только смог, пусть знает, что меня не завлечь этими пошлыми песенками. Пусть только уснет. Но следующий куплет перечеркнул его чаяния:
Ничто мне не поможет о тебе теперь забыть,
Меня своей прохладой продолжаешь ты манить,
Уже готов забыться я во сне,
Но образ твой все так же в голове.
Вскочив на ноги, Курт с ненавистью уставился на барда, который, как ни в чем не бывало, продолжал играть и петь. Он поглядывал на картинку перед собой, улыбался и даже время от времени прикрывал глаза в каком-то предвкушении. Да что же за похабщина у него там намалевана? Курт, внутренне клокоча от возмущения, решительно направился к своему нанимателю.
И вот пою тебе сейчас —
Наступит день, настанет час,
Когда увижу я тебя,
Когда рукой, коснусь, любя…
Тебя я вмиг опорожню,
А, может быть, повременю.
О, где же ты, кувшинчик пива мой!
— Твою же мать! — громко выругался Курт. На картинке перед бардом был искусно нарисован запотевший кувшин с пивом, по бокам которого стекала белая густая пена, — Что же вы за люди такие, барды?! Нет, чтобы прямо сказать, что не хватает выпивки! Покопайся у меня в мешке, там вроде еще остался мех с пивом, правда, на мой вкус, оно вряд ли заслушивает серенады.