[Franka]

За два дня до...
Неудивительно, если б после такого бурного дня Эсси провалялась без памяти до вечера.
Однако, девушка по старой привычке вскочила до рассвета, вымылась, пользуясь зыбкими сумерками, и прилегла обратно. Уссурская куртка была такой теплой, что хотелось поселиться под ней навсегда. Завернувшись поплотнее, Эсси задумалась.
* - Слишком много dúr* для одного дня.
- Ты задолжала.
- Я расплатилась. Долгов больше нет.
- Забудь. Не высовывайся. Тебя могут запомнить.
- Я сойду в Монтене и больше никогда не увижу никого из них.
- До Монтеня еще надо доплыть. А если... Нет. Нет. Он не похож на любителя поразвлечься за чужой счет. Он не сдаст меня команде.
- А если сдаст?
- Тогда все Благие и Неблагие ему в помощь. Забью ему ремень в горло, посмотрим, много ли наболтает с вырезанным языком...
- Ты сама себе не веришь.
- Заткнись. Спи. Скоро вахта.
- И верно... а куртку надо вернуть.
- Я не хочу с ним видеться.
- Ой ли?
- Да заткнись наконец!
- Ну, подкинешь в каюту, всего-то делов... Спи уже.
- Да сплю, сплю...*

Через час после рассвета парусный мастер, подкашливая и хихикая, приковылял к парусам и сделал вид, что зашивает спящую девушку. Обругав "шутника" последними словами, она подхватила куртку и сбежала. Новый день, новые труды.
Команда поредела, поэтому оставшимся приходилось работать куда больше. Из обрывков разговоров Эсси поняла, что до Монтеня дальше, чем кажется. И что новый капитан - молоток, раз смог поставить на место самого засранца Гарри. И что новый боцман просто зверь, сделал из славного вольного судна какую-то казарму. Еще, чего доброго, пить запретит, айзенец-перец-колбаса, с него станется. Матросы носились как пчелы на весеннем медосборе: из трюма доносилось гудение помп и отборные ругательства; плотники крепили реи; поредевшая команда канониров чистила пушки, а из глубин судна доносился зычный глас самого наемника-боцмана, распекавшего кого-то за беспорядок в крюйт-камере. Девушка на мгновение даже замерла, завороженная зловещей красотой сложносоставных ругательств (которые на самом деле могли оказаться выдержками из флотского устава) и пожалела, что не знает айзенского. Легкий тычок убил волшебство момента, и она вернулась к работе.
Свободной минутки - избавиться от куртки уссурца - у Эсси за весь день так и не выдалось.

Когда вахта закончилась, она вернулась к поуменьшившейся груде парусины и вытянулась без сил. "One nóiméad beag ... ach aon ...**"

Скрытый текст - Сон-память или Полтора года назад:

Когда до островов Водачче оставалось меньше трех дней пути, команду "Счастливого Избавления" как подменили. Суровые парни принялись чинить рванье, полировать пряжки на ремнях, начищать серьги, отмываться от въевшегося в кожу дегтя. Из сундучков как по волшебству появились относительно целые и новые костюмы.
Поймав недоумевающий взгляд Эсси, словоохотливый кок мечтательно протянул:
- Водачче, малёк... Кто местных баб не видел, тот жизни не знает... Они... - Он сально улыбнулся и обрисовал в воздухе некие монументальные контуры. - Такие... Огонь-бабы! Бывало, спустишь на них весь кошт, а не жалко ни капли...
Эсси пожала плечами и отвернулась.
- Мал ты еще. Вот подрастешь, узнаешь... М-м-м-м... да-а-а, узнаешь...
- Возьмем мальца с собой, чего мы, как не свои?
- Точно, возьмем!
Ей было все равно. Придется пойти, какой парень по своей воле откажется от такого приключения?
Порт встретил ярким солнцем, незнакомыми резкими запахами и неумолчным гвалтом. Матросы-водачче из команды срывали голос, даже просто болтая вечерком после вахты. А уж если начинали ссориться...
Оглушенная, ошалелая, Эсси покорно брела за подтрунивавшими моряками мимо тюков и бочек, тележек с горластыми носильщиками, толстых теток с корзинами апельсинов на головах и размалеванных девиц в вызывающих платьях. В Марках за такой наряд кинули бы в озеро с ледяной водой, а здесь он никого не удивлял. Сколько людей, столько и обычаев, чего уж там.
Вдруг в пестром шуме появилось что-то новое. В узком проходе между домами, привалившись к бочке сидел старик. Внешность его сама по себе была примечательной - пышная шапка серебристо-седых кудрей, крупный нос, похожий на клюв хищной птицы, окладистая борода, полуприкрытые глаза с длинными ресницами, - но куда необычней был голос. Густой, "бархатный", он с легкостью перекрывал портовый гомон.
- La strada dove io bambino restero
Dentro a questi sogni di musica
Libero di vivere la vita che vorrei... 1
Перед стариком стояла глиняная миска с отколотым краем. Пустая.
Эсси молча, стараясь ступать бесшумно, подошла и опустила в миску все, что было в поясной сумке. Жалованье за половину рейса. Не успела она отступить, как старик умолк и открыл глаза. Когда-то темные, они были затянуты мутной полупрозрачной пленкой.
- Di cuore, bambino...
- Не твое дело, старик. Лучше купи себе похлебки.
Слепой широко улыбнулся, показав красивые белые зубы.
- Сердце-то у тебя доброе, малышка, но обхождению еще стоит поучиться. Ты ведь не вечно будешь на кораблях?
Девушка разом взмокла и вовсе не из-за немилосердного южного солнца.
- Так ты зрячий? Зачем обманывать людей? Все равно никто не подает!
- У слепцов хороший слух, юная синьорита. Правда твоя, подают скверно, уж не знаю, что и делал бы, если б не ты... - Старик вновь улыбнулся и покачал миску, прислушиваясь к звону монет. - Так ты еще и щедрая синьорита, ценительница искусства пения...
В животе Эсси предательски заурчало. Она покраснела и кинулась прочь.
- Постой, постой! - слепец шарил по земле в поисках палки, лежавшей чуть поотдаль. Покачав головой, девушка придвинула костыль под руку старика. - Благодарю, о добрейшая синьорита! Вы очевидно голодны, а баснями соловья не кормят. Не откажите немощному, проводите меня до одной маленькой скромной таверны, кою держит один высоконравственный рыцарь половника и кастрюли, повелитель вкуснейшей пасты и супов! Благодаря щедрому пожертвованию, сегодня я смогу угостить одну голодную юную синьориту! Да не бряцайте так грозно оружием, милое дитя: если и есть какая-то угроза, то лишь для вашей талии и ремня!
Улыбнувшись против воли, Эсси помогла старому пройдохе подняться и позволила опереться на свое плечо. Так, под рассуждения о победе искусства стряпни над искусством пения они и дошли до маленькой и чистой таверны. Когда звякнул колокольчик, корчмарь оглядел вошедших единственным глазом и широко улыбнулся.
- Добрый день, синьор Андреа! Вы сегодня что-то рано сдались, хе-хе-хе!
- Сегодня моя взяла, дружище. Но если б не эта ценительница прекрасного, ты бы снова выиграл.
- Я не ослышался? Этот парнишка...
- Девочка, клянусь всеми законами гармонии и ладами. Наша гостья из варварских, судя по акценту, (только не обижайся, малышка) северных земель понимает в пении больше, чем все эти наши... "знатоки", тьфу!
- О, синьорита, вы даже не представляете, как вам повезло! Я поспорил с этим комедиантом, что публика идет слушать не красоту пения, а на громкое имя на афише (чтоб потом всем рассказывать, что были на концерте самого мэтра Андреа Болоньетти, Слепого Соловья). Что, если он под видом уличного певца заработает хоть на один обед у меня, значит, люди и впрямь ценят искусство, а не славу. На третий раз нашему Соловью наконец повезло встретить вас. А чего же ты в аристократический квартал не пошел, дружище?
- Я хотел, Фиделио. Стражники выгнали взашей.
- Да еще бы, в такой-то рванине!
Корчмарь расхохотался. Все его массивное тело ходило ходуном, поварские инструменты бряцали, а рыжая бородища тряслась. Все это выглядело так комично, что Эсси и слепец тоже рассмеялись.
- Так как тебя зовут-то, синьорита-меценат?
... Те несколько встреч переросли в приятельство. В то время, как команда тратила время и деньги в портовых борделях, Эсси помогала в "Румяном крабе" пока не приходил Болоньетти, а потом пела для него и посетителей песни Марок и Инисмора. Слепец порой кивал головой и кое-где поправлял. Странное дело, но с детства знакомые мелодии с этими замечаниями и впрямь звучали лучше.

В следующий рейс, зайдя в таверну Фиделио, она даже не успела ничего спросить. Бородач скорбно покачал головой и предложил присесть.
Болоньетти по ошибке выпил отравленное вино на приеме у принца. Похороны были пышными, надгробие установили роскошное, виновного слугу принц велел затравить медведями, но мэтра Андреа больше нет.
Фиделио закрыл "Румяный краб" для посетителей, и они весь вечер упивались за упокой души Слепого Соловья, вспоминая его шутки, проказы и великое мастерство...

*за день до...*
- Hey, come ci si... Si svegli, le chiocciole!**** - И тычок ногой в плечо.
Мерзкий способ вырывать из сна. Вас бы так.
Эсси открыла один глаз. Солнце уже поднималось над горизонтом, а заслоняло его глуповатое лицо синьориной служанки, за которой пришлось ходить той приснопамятной ночью. Убедившись, что жертва проснулась, та пробормотала:
- Синьора Ульдерига велела прийти. И побыстрей.
Одарив толстуху ненавидящим взглядом, Эсси сложила куртку ( надо, надо отдать! Сегодня же!) и, неразборчиво ругаясь, пошла к каюте синьоры.
Та ждала. Выглядела так, словно не ложилась ночи четыре. На столике красноречиво высился знакомый уже мешочек. Когда девушка вошла, аристократка молча развязала его и досыпала внутрь еще горсть золотых.
- Это будет твоим, когда ты... - Девушка захлопнула за собой дверь, чтобы возможные соглядатаи ничего не услышали, и отсекла конец фразы.
...
Час спустя пассажиры, которых она пригласила к завтраку, собрались в кают-компании.

Скрытый текст - техническое:

Я опять пишу за Волькера. Увы мне, грешной. Но он вроде собирался порядок наводить на корабле)))
Инструктаж оставила за кадром, дальше требуется речь Ульдериги в кают-компании и мастерская реакция за пассажиров. Эсси будет прислуживать за завтраком.

Куртку вернет вечером. Стопудово. =Ъ

* глупостей (гаэльск.)
**Одну маленькую минуточку...Только одну... (гаэльск.)
*** У тебя доброе сердце (водачче)
**** Эй, как там тебя... Проснись, парнишка! (водачче)

1 Внаглую похитила песню Italia у Бочелли, а образ скомбинировала из его и Паваротти внешности. А что делать)