Тихая ночь
Королевство восточных франков
Герцогство Франкония
Город Шпейер
937 год н.э.
Тишина спадает густой пеленой, а холод проникает под одежду. Ветер проносит мерзкий запах, улицы города полны нечистот. С ним свыкаешься, когда долго живёшь внутри городских стен. Запах этот становится привычным и родным.
В свете луны всё предстает другим – более ясным. Оживленные улицы засыпают, и шум тысячи глоток уже не скроет подозрительных звуков. Суматошные крики встревоженных котов, шорохи, тихие голоса, что шепчутся только во мраке ночи. Карканье воронов разносится тревожным эхом. Уж они-то знают, сегодня вновь прольется кровь.
Тяжелой поступью ступает конь, шаги подкованных копыт звонко дают о себе знать на каменной дороге. Рядом шагает человек, топот его сапог почти не слышен. Тяжелые ножны навешаны на спину. Ремень, что держит их, трется о кожу на плече. Всякий, кому не спится ночью, услышит эти звуки. Они заставят сердце биться громче и быстрей. Двери надёжно заперты, ставни на окнах тоже, даже дымоход камина перекрыт. Всё это – ложная надежда, обман, в который хочется поверить. Свежих могил на кладбище с каждым днем больше.
Стражники на стенах, в дозорных пунктах и караулах, что изредка прочесывают город, не в силах помешать тому, кто чует запах своих жертв. Они боятся его ничуть не меньше жителей, которых защищают. Будь то иначе, они не обратились бы за помощью к охотнику. Он точно знает, на кого охотится. Тот враг, которому не навредит простая сталь. Тот враг, что оставляет своих жертв без капли крови. Он рыщет лишь в ночи. Его не остановят патрули, ставни, замки. Он убил семь юных прелестных дев, и останавливаться не намерен. Охотник осмотрел тело последней жертвы. Два тонких прокола на шее – это развеяло сомнения.
Сегодня убийца вновь выйдет искать добычу, жажда не даст ему покоя. Охотник обходит дома всех девушек не старше двадцати. Чёрный, как сама ночь, скакун непокорен, он то и дело вырывается вперед. Их шаг не совпадает, а конь подстраиваться не спешит. Охотник держит его твердой рукой, не позволяет забыть, кто здесь хозяин.
Дорога вывела к дому на стыке улиц, дверь нараспашку. Он потянулся к ножнам на спине коня. Рукоять не обременяют лишние узоры, в ней есть изящество и простота, она красивей той, что выглядывает из-за плеча. Сплав серебра и стали приобретает в свете луны синий оттенок. На клинке во всю длину красуется надпись: «КВИНТИЛИУМ» (
латынь).
Коня оставил во дворе, и тихим шагом, плавно ступая с пятки на носок, направился ко входу. Внутри темно, но глаз того, кто большую часть жизни проводит во мраке, быстро подстроился. Тяжелые засовы ни к чему, дверь не ломали – она открыта изнутри. Как бы убийца не проник, он сделал это тихо.
Юная девушка лежит в кровати, не шевелясь и не моргая. Глаза смотря на потолок, с шеи еще стекает кровь. Убийца покинул дом недавно. Жертва совсем ребенок, в соседней комнате спят ее родители. Утро их не будет добрым.
Охотник вышел тихо, ни разу не скрипнув половицей. Он огляделся. Его глаз видит многое, замечает то, на что не обратят внимания другие. Две капли крови легко не углядеть, они немного в стороне от дома. След едва заметен, он ведет к центру города – туда, где живут богачи.
Это открытие ничуть не удивило, чаще всего в подобных мерзостях замешаны влиятельные люди. Кровь привела к дому, огороженному высокой изгородью. Остроконечные шипы, словно стена копий – защитники спокойствия хозяев.
Поставив коня к забору, охотник взобрался ему на спину. Теперь можно легко добраться до вершины. Конь непоседлив, он наотрез отказывался стоять ровно. Охотник пожалел, что заплатил за непокорное животное высокую цену.
- Да стой ты ровно, - буркнул он.
Верно говорят: Вороной нужен, чтобы продать, а чтобы ездить, лучше взять гнедого.
Перебравшись через забор, он поднял больше шума, чем надеялся. Непозволительная небрежность. Огляделся по сторонам и убедился, что все тихо. Просунул руку сквозь изгородь и взял серебряный меч. Лезвие слегка коснулось грубой стали, раздался тихий звон. В такой тиши он будто колокол.
Ещё одна небрежность. Теперь можно и вовсе постучаться в дверь.
Однако, ничего, вокруг по-прежнему все тихо. Здесь, за забором, беззвучие особенно зловеще. Уж лучше бы раздались шорохи, тихие голоса. Жертва должна бояться охотника. Он чувствовал на себе чей-то взор, это смущало. Его не так-то просто напугать, но все же он на стороже.
Снаружи и внутри дом уродливый и старый. Выглядит необитаемым, покинутым столетия назад. Всюду старая утварь, прогнившая мебель, покрытая толстым слоем пыли, и паутины, сплетенные мохнатыми лапами пауков, что давно породнились с этим мрачным местом. Воздух наполнен сыростью, скорбью и тишиной.
Хозяин дома ни живой, ни мертвый, безликий, словно тень. Хозяин пустоты. Охотник нашел его на втором этаже. Тот стоял в просторном зале, глядя в открытое окно. Лунный свет окутывал все его тело. Пальцы левой руки окрашены кровью.
Когда-то в этом помещении принимались гости, играла музыка, текло рекой вино и раздавался звонкий смех. Сейчас – полная тишина и запустенье. Сквозной ветер единственный гость мрачной обители.
Человек у окна худой, как трость, и бледный, подстать стенам его жилища. Волосы обесцветились – не седина, скорей, покрытая пылью солома. Одежда сильно износилась. Взгляд задумчивый и грустный. Должно быть, он скучает по той, прежней жизни. Возможно, даже сожалеет о том, кем стал. Охотник видел куда более гордых хищников.
- Я знал, рано или поздно кто-то придет по мою душу, - произнес убийца тихим смиренным голосом, не отнимая взор от окна.
- У тебя нет души, - возразил охотник, - ты продал ее, чтобы оплатить свое бессмертие.
- И выкупить ее за ту же цену уже не выйдет. А жаль, я бы хотел получить прощение.
- Я не священник, чтобы даровать отпущение грехов, и не одна из твоих жертв, дабы ты мог просить прощения. Я меч, который убивает тех, кто творит зло.
Убийца глянул на охотника с обидой. Взгляд мертвый и злой. Там в глубине, за жалостью к себе, в его глазах видно раскаяние – тяжелый груз для того, кто живет вечность. Но хватит ли его, чтобы спокойно умереть? Жизнь всё же не разменная монета.
Пока он не повернулся, длинный меч в его руке был незаметен. Старый, ржавый, ненадежный клинок; сбитый узор на навершии и стертая кожа на рукояти. Зачем он тому, кто может голыми руками сорвать голову с плеч? Этим оружием не орудовали уже десятки лет. Вряд ли его рука помнит движения. Намеренно лишает себя преимущества? Устал от долгой жизни, хочет умереть?
И, тем не менее, охотник начеку, готовится парировать атаку. Он знает не понаслышке, насколько быстр его враг. Краем глаза посматривает на ржавый клинок, но в основном следит за взглядом убийцы. Даже в холодной пустоте мёртвой души можно узреть сомнение.
Больно долго он медлит. Охотник сам шагнул вперед. Ржавый клинок взметнулся молниеносно, но серебряный меч успел встать под удар. Затем серия выпадов. Атаки убийцы отличаются силой и скоростью, но предсказуемы. Охотник не похвастается той же стремительностью и мощью, он брал неожиданностью и точностью движений.
Два скакуна – рыжий и серый – рассекали воздух, кружась в смертоносном танце. Темп увеличивался, росла и напряжённость. Так долго продолжаться не могло, один из них должен был ошибиться.
Вскоре, следом за чередой атак, убийца пошёл вперед с двойкой простых незамысловатых ударов. Первый был наискось от противоположного плеча, второй – широкий горизонтальный взмах, нацеленный в шею. Первый охотник отразил, а под второй пригнулся, исполнив пируэт на полусогнутых ногах. Когда ржавый клинок пронесся над макушкой, он произвел размашистый удар в живот. Лезвие легко рассекло ветхую одежду, серебро оставило глубокий порез на мертвой плоти. Убийца выронил свой меч, его лицо скривилось в адских муках, сам он пал на колени. Охотник выпрямился и встал перед ним, готовый нанести решающий удар. Убийца наблюдает за ним смиренно, он готов принять свою судьбу. Один резкий взмах и дело сделано. Голова отделилась от плеч, а тело высохло в мгновение ока и превратилось в старый вековой труп. Он более не навредит жителям города.
Впрочем, это лишь половина дела. Более легкая часть, если уточнять. Теперь нужно забрать свою награду, а это редко получалось без осложнений. Голову убийцы охотник взял с собой, как доказательство, однако на нее особых надежд не питал. Меч за плечом куда весомей довод.
***
Чтобы избавиться от страха, люди пообещают что угодно. Мало кто думает о том, что будет после выполнения контракта. Мысль о деньгах приходит внезапно, обрушивается на голову, как град. Страх перед злом, которое вселяло трепет, более не беспокоит. Теперь единственное зло - тот человек, что требует оплаты.
Свою работу охотник никогда не считал чем-то геройским, это всего лишь способ прокормить себя. Возможно, поэтому никто не видит в нём героя. Люди отворачиваются от мрачного, всем своим видом устрашающего человека. Познав зло, трудно улыбаться, и потому охотник вечно хмур. Чтобы враги его боялись, ему до́лжно выглядеть грозно. Если даже чудовища видят угрозу в нем, обычный мирный люд уж точно испугается.
Впрочем, порой люди являют доброту. Ингель – милая и приветливая девушка, чего не скажешь о её отце. Всегда улыбчива и весела, судьба её не поломала. Она носила охотнику мед, вино и булочки, которые сама пекла, и провела с ним прошлую ночь.
Её отец Брун – начальник городской стражи. Именно он нанял охотника. Всегда есть тот, кто платит, но не всегда это приятный человек. Не подстать дочери Брун груб и неприветлив. Он солдат на службе, солдат и дома. Ингель говорила, что когда-то он был другим – добрым и ласковым, но после смерти жены резко изменился. Дочь пыталась ему угодить, держала дом в чистоте, готовила еду, но в ответ получала только грубость. Он плохо с ней обращался. Ингель отрицала, но следы на её теле кричали яркой синевой.
Когда охотник постучал, она открыла ему дверь. Как всегда в простеньком старом платье. Отец не баловал дочку вещами.
- Манфред, - она назвала его по имени, голос был радостный. Он не любил, когда его зовут по имени и оттого нахмурился. Для него это слишком личное обращение. Свежий синяк на лице он сразу же заметил, хоть его и скрывала прядь каштановых волос; глаза красны от слез.
- Это сделал твой отец? – он знал ответ заранее. Ингель не ответила, лишь опустила взгляд. Охотник вошел в дом и закрыл за собой дверь. Тут же, рядом со входом, лестница на второй этаж. Оттуда доносятся тяжелые шаги.
- Он не спит? – осведомился Манфред сердитым голосом.
Зачем? И так ведь ясно.
- Ему доложили, что ещё одну девушку нашли мертвой. Он осерчал, сказал, что ты не выполнил свою работу. Я попыталась за тебя вступиться, вот он и… - разъяснила Ингель. Она пыталась спрятать синяк, отворачивала от охотника лицо. Манфред подошел к ней, нежно прикоснулся пальцами к её подбородку, заставил Ингель поглядеть на него и тихо сказал:
- Он тебя больше не обидит. Я научу его манерам. Не поднимайся, чего бы ни услышала.
После он устремился вверх по лестнице. Когда охотник вошел в комнату, Брун сидел в кресле, держа в руке кувшин с вином. На нем неизменно солдатская одежка: коричневые сапоги, штаны и перчатки, короткая кольчуга без рукавов, поверх нее туника с гербом Шпейера, окольцованная широким поясом. Такое пузо ремнем не скроешь.
- Явился-таки, охотничек, - кисло произнес он.
Вместо ответа Манфред швырнул ему на колени вязаный мешок. От неожиданности Брун пролил на пол вино. Засунув руку в мешок, он вытащил из него иссушенную голову, та скалила длинные острые клыки. На пухлом лице не промелькнуло ни капли отвращения при виде кочерыжки мертвеца. Повертев её немного, Брун засунул голову обратно.
- И эта гниль - та тварь, что нас одолевала? – спросил он с ноткой недоверия.
- Это вампир – мертвец, что пьет чужую кровь, дабы продлить свою бесконечно долгую жизнь, - ответил охотник.
- Почем мне знать, что это так? Может, ты откопал на кладбище покойника, вставил волчьи клыки ему в рот, и теперь выдаешь за убийцу девушек.
- Я укажу на дом, в котором обитал вампир. Его тело найдете там же. Ручаюсь, больше он никого не убьет. Я выполнил работу. Заплати и я уйду.
- Выполнил работу, говоришь? Сегодня ночью умерла еще одна несчастная, - подняв голос, Брун встал с кресла и уронил на пол мешок с отсеченной головой, но не выпустил из рук кувшин. Охотник сожалел о мертвой девушке, как о любом, кого не смог спасти. Однако нельзя показывать слабость в присутствии нанимателя и потому он ответил жестко:
- Я убиваю тех, кто создает проблемы, а оберегать людей не мои хлопоты.
- Намекаешь, что я в ответе за случившееся?! – начальник городской стражи вспылил еще сильней.
- Говорю открыто, - заявил Манфред, ничуть не устрашившись громких возмущений. - Моя работа - находить и убивать тварей, вроде той, что досаждала вашему городишке. Твоя – охранять жизни людей, что под твоей опекой. Я свою работу выполнил. А ты?
Лицо начальника стражи покраснело, он закипал от гнева, вот-вот пар из ушей пойдет. Он бы набросился на Манфреда с кулаками, если бы не боялся получить отпор. Скорее всего, вся злость выплеснется на Ингель.
Тяжело топая ногами, Брун подошел к столу, с громким стуком поставил на него кувшин и взял маленький мешочек с деньгами, что лежал рядом. Он развернулся и кинул плату охотнику. Тот поймал одной рукой, расшнуровал и вытряхнул содержимое на свободную ладонь. То, что увидел, его не обрадовало.
- У нас был уговор на десять солидов, а это триенсы, - негодование Манфреда легко понять, обе монеты из золота, но триенс в три раза легче солида.
- Десять солидов? – усмехнулся Брун. – Речь шла о десяти золотых, о солидах не было сказано ни слова.
- Монетный двор герцога Эбергарда не чеканит триенсы. Мне и в голову не пришло, что его подданный захочет расплачиваться со мной монетой, которую он и в руках держать не должен.
- Мне ради таких денег две недели надо спину надрывать от раннего утра до поздней ночи, а ты за два дня ничего толком не сделал и хочешь десять солидов? Размечтался! – рявкнул Брун.
- Ты главное смотри живот не надорви на своей тяжкой службе. Можно подумать, ты отдаёшь мне свои деньги. Этот вампир убил восемь девушек. Если б не я, убил бы больше. Твоя дочь, к слову, тоже подходит его вкусу.
- И что же он её тогда не взял? Я был бы только рад.
Манфред не мог более себя сдерживать. Давно хотел проучить непутевого родителя, но раньше на то не было повода. Теперь начальник городской стражи решился на обман, что есть достаточно весомая причина сделать ему больно.
Едва Манфред шагнул вперёд, Брун понял, что добра он не дождется. Схватился за свой нож, висевший на поясе. Огромный широкий клинок напоминал скорее небольшой меч и с легкостью мог отсечь голову. К счастью, начальник стражи неумело им орудовал. Охотник перехватил его захват, выкрутил кисть и обезоружил. Он не стал останавливаться на достигнутом, продолжил заламывать руку до тех пор, пока она не хрустнула. Тут же раздался пронзительный крик и Брун повалился на пол, схватившись за больной сустав.
Манфред не услышал, как вошла Ингель. Еще недавно её не было, а в следующий миг она уже сидит на коленях возле отца. Прижала его к себе, будто забыв о синяках, что он оставил. Больше в глазах девушки Манфред не видел добрых чувств, страх наполнял её. Теперь она смотрела на него, как все другие. Приятной улыбки он более не видел, даже не мог вспомнить, как она выглядит. Образ испуганной несчастной девушки перекрыл все его воспоминания о ней. «Зачем она ослушалась меня?», - подумал он с досадой.
- Не делай ему больно. Прошу тебя, просто оставь нас, - молила она.
Охотник посмотрел на нож, что он отнял у Бруна. Великолепное оружие. Может, оно и не стоит десяти солидов, но выбивать остальные деньги из отца Ингель у неё на глазах Манфред не станет. Оно и к лучшему. Возможно, теперь Брун, наконец, начнет ценить свою дочь.
Ещё лишь раз окинув взглядом девушку и её отца, охотник вышел из их дома. Нужно покинуть город прежде, чем вся городская стража начнет его искать.
***
Ночью ворота на засов, но реку запереть куда сложней. Манфред устремился к речному причалу со всей поспешностью, но без небрежности. У реки в ночное время дежурил отряд стражников, это не стало неожиданностью. Трое сидели у костра и о чем-то разговаривали. Время от времени слышался приглушенный смех, а взоры то и дело обращались на четвертого. Тот стоял немного в стороне. Держа лошадь под узду, о чем-то с ней толковал. Очевидно, ответ гнедой кобылы на слова пьяного человека не нравился хозяину, за что он бил её поводьями по голове. Та доблестно и смиренно принимала истязания, не издавая в ответ даже тихого ржания.
Лишь с беззащитными животными подобные блюстители порядка и могут проявлять отвагу. Манфред видел их насквозь – бандиты, спрятавшиеся под маской защитников. Всё беззаконие в городских стенах творится с их позволения. За это они получают плату. Суммы куда весомей тех, что им положены за честную службу. Немудрено, что многие идут в стражу за левым приработком, не для того, чтобы стеречь покой людей.
Охотнику до этого нет дела. Он презирает их, но в те дела не вмешивается. Его интересуют другие хищники, куда более страшные.
Манфред видит этот мир не таким, каким он предстаёт для многих, уж больно рано он познал всю его суть. Знает, насколько беспощадной может быть судьба. Он не питает иллюзий о людской доброте и не надеется на милость божьей воли. Он полагается лишь на свой меч, и знал не понаслышке: чем крепче у тебя рука, тем легче удержаться за жизнь.
Манфред отпустил поводья своего скакуна и слегка хлопнул его ладонью по бедру. Конь, не задумываясь, помчался вперед, прямиком к людям у костра. Он разогнал их в стороны и поднял в воздух угли. Те обожгли шерсть на животе.
До чего глупое животное. Ускорив шаг, скакун влетел в реку.
Стражники смотрели на коня и не заметили, как сзади к ним приблизился охотник. Подняв с земли попавшуюся под руку корягу, он оглушил одного из них ударом по затылку. Второй услышал треск, но не увидел ничего, кроме ударившего по лбу дерева. Третий хотел было взяться за меч, но боль пронзила кисть руки и не позволила закончить начатое. Тяжелый удар кулаком по виску повалил его на землю.
Стражник, что ругал кобылу, стоял немного в стороне и видел всё происходящее. У него хватало времени, чтобы забить тревогу или даже вынуть меч, но он настолько пьян, что не додумался до этого. Охотнику не пришлось прилагать больших усилий, чтобы склонить пьяницу ко сну.
Все преграды убраны с пути, и Манфред спокойно может покинуть город на плоту, но глаза гнедой кобылы приковали к себе его внимание. Та будто бы просила забрать её с собой, не робким молящим взглядом, а настойчивой твердостью характера. Она словно хотела сказать: «Я буду служить тебе лучше, чем тот непокорный вороной глупец».
Манфред поверил. Он быстро снял со своего коня пожитки, оружие и седло и перекинул их на гнедую кобылу. После склонился к хозяину лошади и тихо произнес спящему на ухо:
- Я не ворую, это обмен. Мой конь стоит куда дороже, и твое воспитание пойдет ему на пользу.
После охотник устремился по причалу к широкому плоту. Он переправился на противоположный берег Рейна, покинул неблагополучный город и окрестности прежде, чем неприятности его настигли. Сюда ему впредь путь закрыт надолго.