[Cos125]

Скрытый текст - Глава 8:

Злой город

Королевство восточных франков
Герцогство Франкония
Город Франкфурт
939 год н.э.

Лопасти мельницы тихо поскрипывают в ночи. Рядом, на берегу реки, стоит хозяйский домик. На первом этаже сквозь ставни пробивается свет. В былые времена Манфред попросил бы ночлега здесь, а с первыми лучами солнца вошёл в город. Но не теперь, теперь он рыцарь с важной грамотой на руках. Ради него откроют ворота.
Счастливчик медленно шагает по дороге и громко выдыхает носом пар. Устал, позади долгий путь. На стенах всадника сразу приметили. Засуетились, кричат, зовут кого-то. Манфред остановился у ворот и сделал оборот на месте. Пусть разглядят плащ королевской гвардии.
На стене появился упитанный кабанчик. Напыщенный, грудь колесом, форма с иголочки. Спросил громко чинным голосом, словно он герольд [Герольд - в странах Западной Европы в эпоху Средневековья вестник, глашатай при дворах феодальных правителей]:
- Кто вы, Сэр?
- Посланник принца Генриха. Прибыл к Его Светлости герцогу Эбергарду, - Манфред поднял вверх скрученную грамоту. Дескать, не бег весть кто, открывай давай. Долго же он заучивал эту реплику. Вслух проговаривал у костра вечерами, когда никто не слышит, и всё равно смущался, смотрел подозрительно на Счастливчика, будто тот проболтается. Конь в ответ только лупал большими чёрными глазами. До чего же доброе животное.
Ворота распахнулись, и Манфред въехал в город. «Герольд» оценил грамоту. Прищурившись, поглядел на охотника. Лицом тот всё ещё мало походил на рыцаря, а может, чинный стражник его просто вспомнил. Всё ж прежде он тут жил, да и совсем недавно наведывался во Франкфурт, когда искал Сэра Теодора.
Впрочем, не важно, печать подлинная. Глаз набит, Герольд легко распознал бы подделку. Вернув грамоту, он выделил сопровождающего. Манфред отказывался, твердил, что сам неплохо знает город, но нет, так уж положено. С таким спорить бессмысленно, скорей провалится сквозь землю, чем сделает что-то в неустановленном порядке. Пока стоял, он трижды поправлял ремень, без конца ровнял рукав и всё расправлял складки на тунике.
Давненько Манфред не гулял ночью по Франкфурту. Крыши домов набрасывают тень на улицы. Здесь тишь да гладь только мерещится. Ночью город живет особой жизнью. Он словно старая подруга. Можно не видеться с нею пятнадцать лет, но с первого взгляда поймешь – она ничуть не изменилась.
Жульё ведёт свои дела ночами. Он знал их всех и знал об их делах. Воры, будто сороки, тянут всё, что блестит. Днём они обворовывают людей на площадях и рынках, а ночью забираются в дома. Пока хозяин мирно спит, его богатства исчезают. Манфред хорошо помнил, как опустошили сокровищницу Эбергарда. Весь город тогда подняли на уши. Ходили по домам, искали везде, но не там, где стоило. Воры подобны крысам. Что умыкнут, то сразу тащат в норы. Римские канализации давно заброшены и замурованы, но тоннели никуда не делись, они у людей под ногами. И эти тропы раскинулись от реки до городских стен. Настоящий лабиринт, но тот, кто знает путь, легко минует патрули.
По слухам там у них залежи богатств больше, чем в королевской казне. Манфред не верил. Слухи распускают, чтобы попускать слюни, вот и преувеличивают. Воры Франкфурта не действуют сами по себе и это не просто шайка. Нет, у них серьёзная организация с жёстким управлением. Охотник как-то имел с ними дело. Мерзкие люди. Не дай бог разозлить. Навсегда сна лишишься. Какая-нибудь крыса вылезет однажды из-под кровати и перережет тебе горло.
Неважно сколь надежно тебя охраняют, проникнуть можно всюду. Даже могущественный герцог уязвим. Он уяснил урок. Как поговаривали на «ночном форуме» (о нём чуть позже), Эбергард нашёл общий язык с ворами. Этим он славен. Даже закадычного врага сделает союзником. Воры не трогают его, порой и какую услугу окажут, а он отводит взор от трущоб.
Трущобы Франкфурта – кошмар для честных жителей и головная боль для стражи города. Туда лучше не суйся, покуда не готов пырнуть ножом. Всегда держи руку на кошельке – совет полезный всюду, но не там. Оттяпают всю кисть, коль приглянется твоё золото. Надёжная защита – крепкий кулак, острое лезвие и связи.
Без связей никуда. Хочешь вести торговлю в городе, тебе к купечеству. Они и с ворами договорятся и стражников отвадят. Те собирают дань с ремесленников, таверн, ночлежек, рыбаков и фермеров. Ну, а захочешь вести тёмные делишки, тебе дорога к королям трущоб. Манфред не раз к ним обращался. Жуткий народ, людьми не назовёшь, волки и те милее. Скольких они утопили в реке.
Во мраке темноты чёрная лодка, словно какой-то Мрачный Жнец, отчалит беззвучно от берега, тихо перебирая веслами. Ни всплесков, ни ударов о воду. Ткань поверх дерева смягчает, и шума нет. На глубине лодка остановится, через борт перекинут свёрток в человеческий рост с камнем на шее. Ещё один примкнет к дружной компании неугодных. Их там, на дне, уже целое кладбище. Впору облагать церковными налогами. А как иначе? Бесплатно хоронить не позволяется. Хотя, кто знает, может, они и вносят лепту подаяниями. Убийцы очень набожный народ. Людей убивают, ну, да, что уж тут… Бог простит.
Грехи их часто всплывают. Повезёт – уйдут вниз по реке. Прибьёт к берегу, животные полакомятся. Не повезёт – труп угодит в сети. Тоже не беда. К тому времени рыбы, как правило, уже постарались на славу. Да и рыбаки порой шум не поднимают. Привяжут что-нибудь тяжелое к ноге, и вновь на дно. А что? Так проще. Привезёшь его на берег, что толку? Всё равно не поймут кто, да за что его. День потеряешь, а ещё стражники достанут, им лишняя работа тоже не в радость. Общаются с простым трудягой хуже, чем с бандитом. Бандит-то может и припомнить, а этот чем навредит, рыбу без икры продаст? Вот и вытирают об него ноги, сколько вздумается, отводят душу.
Но эти ладно, хамят, кричат - не страшно. Хуже, когда в трущобах не довольны. Они людей не для того ночами топят, чтобы их из реки вылавливали. Нужно же уважать чужой труд. А если тобой часто не довольны, там, глядишь, и сам пойдёшь рыбам на корм. Нет, однозначно хлопот больше. Лучше топить.
Манфред с такой проблемой не встречался. Он заходил в трущобы, чтобы продать барахло ведьм, да колдунов. Часто это вовсе не их вещи. Сунешься с ними на рынок, а там хозяин родовой перст отца узнал. Проблем потом не оберёшься. На рынке краденого таких бед не бывает. Заберут по дешёвке, продадут по нормальной цене где-нибудь в Майнце, Вормсе или Вюрцбурге (там у них свои люди) и все довольны. Они в наваре, а у тебя нет неприятностей.
В трущобах хватает предприимчивых деятелей. Есть те, кто получают деньги просто так - довольствие за спокойствие. Беспокойство никто не любит. Плати и никаких проблем. А не заплатишь, и стража тебе не поможет. За что им деньги отдаёшь, спрашивается? Грабёж, тройной налог! Обдирают до нитки. Они штаны протирают, наживаясь на тебе, а ты вкалываешь и собираешь крохи - вот он честный труд.
Не нравится? А сам бы смог, хватило бы смелости? Грязные деньги может и лёгкий труд, но очень уж опасный. Не каждый захочет день за днём находиться в обществе убийц и негодяев. В трущобах убивают за деньги, убивают из злости, по пьяне или ради власти. Умереть там проще пареной репы, а убить не всякий сможет. Даже сила не спасает. Нож в спину и исчез прежде, чем повернёшься.
В трущобах мало что знают о чести. Там продают невинность юных дев, а в кости ставят на кон жизнь. Там лицемерию нет места. Рыцарь, священник, семьянин - всем наплевать. Можешь носить маску на людях, в трущобах в маске ты кретин. О тебе знают всё. Бродяги, оборванцы, дети-сиротки, простые люди, с которыми общаешься изо дня в день, все за монету донесут. Короли знают всё обо всех без исключений, и им плевать. Пришёл ты заказать убийство друга, хочешь продать добро ограбленных клиентов, устал трахать старуху жену, потянуло на молодых красавиц. Всё, что пожелаешь, только плати. В трущобах тот, кто никому не платит, долго не живёт. Короли - и те меняются. На смену слабым приходят сильные, а тех в реку, куда они кидали многих. С любым может случиться.
Далеко от трущоб, за кварталами купцов, ремесленников и трудяг; за тавернами, мастерскими, рынками, церквями и площадями есть другой Франкфурт, другой мир, сюда не каждого пускают. За высокими стенами и тяжёлыми замками живут богачи. Еда здесь лучше, улицы чище, а люди улыбаются друг другу, даже когда убить готовы. Желают счастья и долгих лет жизни, а в сердцах проклинают. Унизят и оскорбят только публично, с изрядной долей юмора, чтобы твоя неловкость позабавила других. В глаза никто не скажет о неприязни, но подкинут свинью, едва представится возможность. Высшее общество! Все друзья и все друг друга ненавидят.
Манфред бывал здесь прежде, но не был вхож в круги знатных особ. Его встречали словно грязь. Смотрели сверху вниз, всё норовили стряхнуть на пол. Ты на подошве можешь разместиться, но на сапог не лезь, не нужен.
Многие поколения Франкфурт считается значимым городом для всех восточно-франкских королей. Здесь собирались графы и герцоги прежде чем возложить венец на голову нового правителя. Немудрено, что резиденция Эбергарда выглядит очень внушительно. Живет по-королевски. Зачем бунтует? Ох уж эта гордость.
По счастливой случайности герцог не спал. Чем занимался, можно лишь гадать. Мало ли забот у правителя герцогства в его-то положении? Одет он как всегда, со вкусом, но не вычурно. Не любит пускать пыль в глаза. С его репутацией это и ни к чему. Герцог внушает трепет. Когда он говорит, все слушают. Когда молчит, все хотят знать, о чём он думает. Его пристальный взгляд не каждый выдержит. Слово герцога – сталь, убьёт любого. Его не прошибёшь напором, не обдуришь витиеватым изречением и не запутаешь в словах. Эбергард видит суть, мысли его точны, а диалоги взвешены.
Правды должно быть ровно столько, чтобы он поверил, но не больше. А лжи и вовсе лучше избегать. Однако на прямой вопрос ответить стоит четко, сразу и не запинаясь. Тогда, может, и повезёт.
- Что-то случилось с Генрихом? – сразу осведомился герцог. Узнал или плащ заприметил?
- Нет, Ваша Светлость, - учтиво поклонился Манфред (так он думал, на деле же невнятный кивок), - с принцем всё хорошо. Я здесь по его поручению, - он вручил грамоту. Эбергард пробежался взглядом по документу и свернул.
- Не стойте на пороге, проходите, - предложил он.
Герцог вёл дела за большим столом. Таким большим, что уместились бы трое. Груда бумаг, грамот и даже карта королевства. Один угол, где на северо-востоке Марка Биллунгов упирается в земли Славян, держит масляная лампа, другой, на котором Бавария граничит с венграми на юго-востоке - какая-то шкатулка, должно быть, с письменными принадлежностями. На северо-западе Лотарингию прижимает к столу том сводов королевских законов, а на юго-западе, на изодранном краю карты, в Бургундию воткнут нож. Последняя, к слову, нанесена довольно детально, будто уже часть королевства.
Стол стоит в тройке шагов от среднего окна (всего их три). Между проёмами на стенах знамёна герцогства. Окна выходят на восток и первые лучи солнца наполняют комнату светом. Напротив входная дверь, высокая двухстворчатая. В южной стене камин, горит и сейчас. В северной – ещё одна дверь, небольшая, ведёт в покои герцога. Мебели мало, вообще нет ничего, кроме стола и кресла. Вся утварь освещает комнату, коптит, выжигая воздух.
Эбергард остановился у стола, опёрся на него задом. Грамоту положил сверху на карту. Манфред встал у камина, огонь приятно согревает. Ночами уже холодно, в воздухе веет осенью. Кабы не плащ поверх куртки, непременно продрог бы. Интересно, как там Счастливчик? Тепло ему в стойлах?
- Как вас зовут? – поинтересовался Эбергард, изучающе глядя на позднего гостя.
- Манфред, - ответил охотник.
«Сэр Манфред», - подсказал внутренний голос, но поздно.
- Вы ведь не дворянин, не так ли?
- Да, Ваша Светлость, - сухо и с кислой миной сознался Манфред. Недолго он был важной птицей. Как же охотник ненавидел всех этих светских ритуалов. Ходить и кланяться надменным гадам. Им ведь всего лишь повезло родиться с титулом. Впрочем, выказывать неуважение герцогу Эбергарду – попросту глупо. Вот и приходится стелиться.
- Хватит уже, уши режет. Потренируетесь на ком-нибудь другом. В грамоте сказано: Оказывать содействие. Неужто Генрих думает, что я это приемлю? Отдавать мне распоряжения какой-то грамотой? Он что же, не мог обратиться ко мне с письмом. Я бы помог всем, что в моей власти, но это, - Эбергард схватил грамоту со стола, - это недопустимо!
- Принц не знал, куда меня забросят поиски.
- Поиски? Что именно поручил вам Генрих? - отзвуки удивления и любопытства сменили собой тон высокомерия.
- Принца пытались убить. Убийца - член сатанинского культа. Мне поручили найти виновных. Я пошёл по следу, и след привел меня сюда.
- Ко мне? – возмутился Эбергард.
- Нет, во Франкфурт. К вам я пришёл за помощью.
- Чем я могу помочь? О сатанинских культах я ничего не знаю.
- Мне нужна комната и только. Об остальном я позабочусь сам.
- Раз так, я помогу. Выделю вам покои и даже дам людей.
- Не стоит, самому мне проще. Один я незаметен, а стражники привлекут внимание. Может, потом, когда всё разузнаю, а сейчас - нет, лучше не надо.
- Что ж, дело ваше. Если вдруг передумаете, только скажите, получите всё, что нужно.
- Благодарю вас, герцог.
- Нет, так ко мне может обратиться король или принц. Тот, кто старше меня титулом. Вам должно обращаться: Ваша Светлость.
- Благодарю за совет, Ваша Светлость. Если позволите, я бы хотел прилечь. С ног валюсь, дорога была долгой.
- Конечно же. Распоряжусь немедля.

***

Эбергард не носил Квинтилиум в ножнах. Разве что взял бы на церемонию. К несчастью ближайший повод – победа в войне. Манфред не может так долго ждать, да и результат сложно предвидеть. Победа в одном сражении не победа в войне, а хитрый план ещё не гарант успеха.
Что он знает? Герцог не хранит ценный дар в своём кабинете. Там вообще всё очень скромно. Вряд ли такой человек, как Эбергард, украшает стены своей опочивальни трофейным оружием, скорей уж прячет его за тяжёлыми дверьми сокровищницы. Манфреду туда не попасть, но воры Франкфурта знают её секреты.
День выдался солнечный, а по узким улочкам не гуляет ветер. Охотник не надел плащ – слишком приметный, в таком в трущобы лучше не соваться – но и без него душно. Людей на улице полно, как обычно. На площадях и рынках вовсе мрак. Шум-гам, столпотворения. Город всех не вмещает, в нём тесно, приходится пихаться, расталкивать массы локтями. Раздолье для воров. Одну руку всегда держи на кошельке.
Этот город пробуждает ностальгию по тем весёлым временам. Молодость, наивность, глупость – вот они черты счастливого человека. Как же давно это было, будто другая жизнь. Прошла и не вернуть. Веселье позади, и Манфред более не улыбается.
Церковный колокол оповещает уже полдень. Ты завозился, Манфред, заспался на мягкой кровати. Еле поднялся. Сон отбивал прохладною водою, но бестолку, до сих пор зевает на всю улицу. Немудрено, что попрошайки налетели скопом (возле церкви их всегда полно). Одежда новая, кожа блестит на солнце, и рукоять меча отполирована, будто купил только вчера, а раз зевает, значит, позволяет себе выспаться. Такой может пожертвовать монетку.
Нет уж! Работайте, бездельники, а не просиживайте зады у церкви. Устроились тут на бесплатные харчи. Народ снуёт мимо, и внутрь постоянно кто-то входит. Щедрых хватает. Солнце согревает каменные ступени, сиди так хоть до поздней осени.
Лентяев Манфред ненавидит. Всех распихал, довольно грубо. Один даже споткнулся и упал. Тихо себе под нос шепчет проклятия. Громко не скажет, боится. Злой скупердяй уже причинил боль. Зачем злить его ещё больше? Костей потом не соберёшь. Ему и так воздастся. Бог позаботится. Он знает, как поступать с такими.
За церковью Манфред, злостный грешник, свернул к реке. Здесь разгружаются торговые суда, парусники и шлюпы. В доках на страже речных путей стоит большой военный корабль. Моряки на нём томятся от безделья. Одни загорают на палубе, другие играют в кости или купаются. Кто-то даже работает. Свисая на канатах с ведром и щёткой, чистит корпус от грязи. Провинился, поди.
Адалар - начальник порта, расхаживает весь из себя важный и деловой. С пером и книгой, пересчитывает товары на разгрузке. Рядом при нём крутятся двое стражников. Всё без конца болтают и смеются. По сторонам вовсе не смотрят. Важный толстяк на них порой поглядывает недовольно, но ничего не говорит.
Изрядно же он постарел. Под глазами морщины, из-за работы часто щурится. В последний раз Манфред видел его, когда сам жил во Франкфурте. До сих пор помнит, как расписан его день. Вот кончит здесь с товарами, пойдет считать бочонки с рыбой. Перед обедом проверит, сколько денег насобирали на переправе. Потом поест в таверне «У Причала» – у него там свой стол (хозяин держит его свободным перед обедом и ужином) – а после вновь на разгрузку.
Плоты переправляют людей и товары на другой берег и обратно. Порой очередь желающих тянется аж до самого рынка. Что тут сказать? Переправа не справляется. Некоторых за деньги перевозят рыбаки. Незаконно, но Адалар закрывает глаза, он понимает. Приятный человек. Нудный до жути, но честный. Счёт любит больше, чем жену. Может, потому у них и нет детей.
Рыбацкий причал дальше всего от центра города. Негоже порядочным людям нюхать запах рыбы. Да и внешне рыбаки (ободранные хмурые мужики) мало чем приятны. Многих смутит, как они сваливают рыбу на землю, а после грязными руками пихают её в бочки. Нет, такое зрелище лучше держать подальше от глаз покупателей.
Причал закончился, но Манфред не вернулся в тесноту улочек, он побрёл по берегу. Сюда прибивает весь городской мусор, рыбьи потроха и разбитые надежды. Крысы, коты, птицы и бездомные, что чураются трущоб, облюбовали берег. Последние живут в шалашах. Собирают их из обломков мебели, прогнивших досок, да рыбацких снастей. Помойка, как не назови. И люди здесь выброшенные судьбой. Никому они не нужны, никто по ним не горюет. Умрут – никто и не заметит. Часто, когда ищут какого-нибудь незатейливого дурачка, стража первым делом идёт сюда. Громят ветхое жильё, переворачивают всё вверх дном. Обычно никто не жалуется, все мирно терпят. А будешь возмущаться, прирежут и делов. Прав у людей тут как у крыс.
Манфреда сторонятся даже кошки. В обычный день приличный человек сюда не сунется. Сегодня их тут уже двое. Охотник почувствовал его присутствие ещё на площади. Тогда это только предчувствие. На этот раз Манфред к нему прислушался. Петлял по городу, чтобы проверить. На рынке и у церкви краем глаза уловил чей-то тёмный силуэт. И вот сейчас последние сомнения развеялись – за ним следят. Ну что ж, пускай, так проще заманить в ловушку.

Таверна «Пивной Когг» идеальна для западни. Манфред хорошо её знает, полгода в ней прожил. Она почти не изменилась. Хозяин заведения – он изменился: поседел, схуднул, щёки обвисли – едва увидел на пороге гостя, онемел, застыл, не шевелясь, забыл даже про пиво. То полилось через края кружки на стойку, оттуда на пол. Узнал, значит, старый козел. С тебя сегодня взыщется. Даже не думай об обратном, и не надейся, не молись.
Манфред присел за стол в углу. Всегда занимал только его. Тёмный уголок, сюда не падает свет и вся таверна как на виду. Старый пень так и стоит за стойкой. Пиво уже не льёт, вытирает тряпкой руки, глазеет на Манфреда исподлобья, но не подходит.
- Нальют здесь рыцарю или нет? – громко спросил Сэр Недовольный. Привлёк к себе внимание, заинтересовал азартных игроков в другом углу таверны. Там, за соседним с ними столом, расположился «Хвост». Как предсказуемо. Ягнёнок сам идёт в капкан.
Хозяин таверны дрогнул и тут же засеменил. Теперь он знает, что обслуживает рыцаря, а не просто Манфреда-охотника. Рыцаря, который держит на него зуб. Как бы старика приступ не хватил. Голос его дрожит, глаза уткнулись в пол, ведёт себя учтиво и любезно. Принял заказ, поклонился как королю – едва лоб об стол не расшиб – и тут же скрылся.
До вечера соваться в трущобы мало прока, лучше убить время с кружкой прохладной брусничной медовухи. Манфред приканчивал уже вторую, а Хвост ни разу не прикоснулся к первой. Сам-то хоть понимает, как странно в таверне выглядит непьющий человек? Даже странней чем тот чудак, что не снимает капюшона в помещении. Чёрный плащ до самого пола, под ним чёрная куртка, штаны, сапоги. Настоящая тень. Кого-то он напоминает. На поясе рядом друг с другом меч и нож. Одна рука всегда у рукоятей. Ростом он выше среднего (примерно, с Манфреда). Лица не разглядеть, мешает капюшон.
Хмель потихоньку подбирается к голове, не помогает даже остывший кролик на тарелке. Когда старый брюзга его только принес, он всё ещё шипел. Подан с луком, обильно посыпан зеленью. Прям, загляденье. Знал бы Манфред, что так накормят, не наедался бы в замке перед отходом.
Один из игроков в кости поднялся и подошёл к нему. Встал у стола, шутливо изобразил поклон и предложил:
- Сэр, не желаете испытать счастье? – он криво улыбнулся, явив полторы дюжины гнилых зубов.
- А почему бы нет, - Манфред ударил кулаком по столу и пошёл вслед за зазывалой, демонстративно покачиваясь на каждом шагу. Все знают, рыцари не умеют пить медовуху. Уселся на скамью рядом с двумя вонючками. Поднял кружку и громко крикнул:
- Ещё мне медовухи.
Он отвязал от пояса мошну и высыпал пригоршню пфеннигов и оболов (мелочь, медная разменная монета, равная по стоимости 1⁄2 пфеннига). Двумя пальцами пододвинул на центр стола ставку, закинул кости в стакан, потряс над головой и бросил. Какая удача – пятёрки, да шестёрки. Эх, сладкий вкус победы, вся мелочь с кона отошла в казну. Надо бы увеличить ставку.
Спустя полторы кружки медовухи Манфред сидел практически пустой. Жульё нагло обдирало пьяного рыцаря, при этом радостно смеясь, а Хвост по-прежнему глазел. К пиву так и не притронулся. Мухи и те уже опробовали.
Денег ещё на три игры, но общество уже изрядно утомило. «Пора с этим кончать», - подумал Манфред и поставил на кон всё. Жулики обрадовались и поддержали ставку. Как и предполагалось, Сэр Дурень продул. Гнилые улыбку стали шире, а загребущие ручонки потянулись к выигрышу. Ну, понеслось.
Манфред вскочил, спихну вонючек на пол, выхватил свой огромный нож, всадил его меж пальцев победителя, разделив надвое медяк, а после со всей дури врезал ему кулаком по челюсти. Два гнилых зуба треснули, «везунчик» повалился на пол. Стол опрокинулся, а вместе с ним награбленное. Пьянчуги за соседними столами тут же набросились. Манфреду вспомнились псы в Эрфурте, что жадно глотали потроха. Некоторые жулики пытались оттащить «ворюг» от «кровно заработанных». Кричали, угрожали, но нет, блеск серебра туманит разум.
Другим было не до того, Сэр Оскорблённый разошёлся не на шутку. Для пьяного рыцаря – а все знают, рыцари не умеют пить медовуху – он больно твёрдо стоит на ногах. Удар у него будь здоров, а по нему попробуй попади, ловкий как чёрт.
В таверне уже не пойми что творится. Хозяин кричит, горло надрывает, а всем плевать. В драку втянулись даже те, кто до недавних пор мирно сидел в сторонке. Куча мала. В ход пошли ложки, кружки, тарелки, даже стулья. Какой-то здоровяк сорвал со стены полку и орудует ею как топором. Один запрыгнул на стол и бил всех сверху ногами, пока его не зашвырнули в угол, где стояли бочки. Все вдребезги, по полу, пенясь, растеклись запасы хмельных жидкостей. Как бы кого тут не убили. Один трусишка спрятался в камине. В столь тёплый день тот не горел.
Хвост попытался улизнуть, но крепкая рука сдавила горло и прижала к стене. Манфред срезал тесаком ремень, и все ножны упали на пол.
- Кто ты такой? Зачем за мной следишь? – спросил он у своего пленника. Тот поглядел на него, но не ответил, лишь попытался вырваться, однако ощутив у рёбер нож больше не дёргался.
- Я не следил, просто зашёл выпить. – Глупая ложь. Что ж, он хотя бы не священник.
- Я только что потратил на тебя последние деньги и очень зол. Не дури, говори правду, - Манфред кольнул его ножом в бок.
- Можешь меня убить, не страшно. Культ отомстит, - заявил он гордо и дерзко.
- Культ? – удивился Манфред. Вот уж чего не ожидал найти во Франкфурте, когда сворачивал с дороги на Мейсен.
- Думал, мы о тебе забыли? Ты сполна ответишь за всё, - не успел Манфред удивиться Хвост оттолкнул его. Зачем? Куда ему деваться? Ах, вон оно что. В спину ударило что-то тяжёлое, Сэр Растерянный повалился на пол. Над ним навис громила с полкой. Такой одним ударом череп проломит. Ножом ему в колено и прощай возможность стоять ровно. Заревев, словно раненный медведь, тот упал рядом.
Манфред поднялся на ноги и огляделся. Хвост как сквозь землю провалился. В такой неразберихе легко скрыться. Чёрт с ним, пора бы уходить пока не объявилась стража. Нет, поздно. Какого лешего они так скоро?
Лязганье стали, командный крик – порядок мигом наведён. Всех выстроили у стены. Хвоста здесь нет, ушёл паршивец. Хозяин, старый хрен, нарисовался и давай во всём обвинять Манфреда. Стражник глянул на него, прищурился. Подозвал гонца, что-то шепнул ему на ухо и отослал. Через какое-то время в таверну заявился Герольд. Одежда, как всегда, без единой складочки. Грудь словно паруса, наполненные ветром. Будто весь жир с боков туда втянул.
- Сэр Манфред, что вы здесь учинили? – спросил он смущённо.
- Делаю своё дело, Сэр Стражник, - обращение явно ему польстило.
- Я не рыцарь, - засмущался он. – Могу я узнать, что это за дело?
- Не можете. Дело королевской важности, - ответил Манфред. Пусть поймёт, кто здесь главный. Он сделал шаг навстречу стражникам. Те озадаченно глянули на Герольда.
- Пропустите, - скомандовал он.
- Что? – чуть не подавился хозяин таверны. Старый дурень не понимал, что происходит. – Вы его отпускаете?
- Ты что, не слышал? Дело королевской важности! – ответил ему Герольд.
- А ущерб мне король оплатит? – всё не унимался глупый старик.
- Обратись с прошением к Его Светлости герцогу Эбергарду. Он принимает жителей в эту субботу, - Герольд отмахнулся от хозяина таверны и обратился к своим людям, – Всё, уходим.
- А с этими что делать? – спросил один из стражников, указав на других участников потасовки.
- В темницу. Пусть посидят денёк, остынут.

***

Трущобы во Франкфурте со времен основания города. Старинный квартал, он почти не изменился. Бедняки есть всегда, и им тоже надо где-то жить. Отбросы – никто не хочет видеть их под носом. Их дома на самом отшибе города, а когда-то и вовсе стояли за городской стеной. Тогда трущобы Франкфурта ещё не обладали дурной славой. Там жили люди бедные, но честные и трудолюбивые. Они приехали сюда в поисках новой жизни, тех благ, что сулил молодой город. Он быстро развивался, были нужны крепкие руки. Люди жили надеждой и не щадили сил, а от них отгородились стеной. Богачи получили свои дома, священники церкви, ремесленники мастерские, торговцы рынки. Им этого хватало. Зачем строить дома строителям? Они и сами справятся.
Но нет, без твёрдой руки руководства, материалов и оплаты дело встало. Трущобы, возведенные на время, превратились в постоянный дом. Сейчас это развалины, лачуги, покосившиеся дома. Обгорелые сваи, прогнившие доски, раскрошившийся камень. И грязь. Грязь здесь всюду, куда не глянь.
Пожары, болезни и убийства бросали тень на репутацию города. Люди грызлись между собой, но всё ещё молили властей о помощи. Те видели в них лишь назойливых мух. Со временем нехотя стены передвинули, и старый район стал частью города. Однако поздно, теперь живущие в трущобах уже не надеются на власть имущих, лишь на себя. Они отбросы города, как прежде, но более не беззащитны.
В трущобах нет и не было римских канализаций, воры сами прорыли ходы, когда нашли тоннели под городом. Здесь у них настоящий муравейник. Дома в виде пещер и улицы сродни помойным каналам. Есть даже своя площадь и свой дворец, где живёт свой король – король воров. Это его владения.
Дворец, конечно, сильно сказано. Наспех сколоченный забор от пола и до потолка, а за ним вереница ходов. Один из них ведет в просторный зал, где стоит кресло из обеденной герцога Эбергарда. Однажды сам Генрих Птицелов сидел на этом кресле. Чем не трон? Ещё есть несколько колонн из разной кладки и балкон над входом. С него отличный вид на площадь подземелья.
Люди здесь грязные, скрытные и неприветливые. В глаза никто не смотрит, лишь в спину провожают злобным взглядом. С ворами Манфред часто имел дело, но с королём их прежде не встречался. Тот дважды поменялся за прошедшие пятнадцать лет. Нынешний монарх хвостатой братии – Зигфрид. Манфред знавал его ещё шпаной, сбывал ему всякую дрянь. Его настоящее имя – Карл, но Зигфрид – герой с детства знакомых сказок – лучше звучит, а главное, как грозно: «Зигфрид – король воров».
Надо признать, он сильно изменился. Ростом, впрочем, остался прежним – ниже среднего; но похудел и подтянулся, окреп и возмужал. Изодранные обноски больше не носит. Теперь на нём роскошная темно-зеленая туника и черные кожаные штаны с коричневыми вставками и шнуровкой вдоль штанин. Пальцы украшают кольца, серебряные и золотые, с камнями и гравировкой. На шее сразу три цепи. Одна серебряная с оберегом от порчи. Неужто в городе завелись колдуны? Другая - толстая золотая. На шее дворянина такая цепь указывает на принадлежность к королевскому роду. Как символично и высокомерно, Зигфрид. Последняя тоже золотая, но гораздо тоньше и с крестом. Конечно, при такой-то жизни как не веровать? А как гармонично символ христианской веры сочетается с колдовской безделушкой.
- Манфред-охотник. Давненько я не слышал это имя. Удивлён видеть тебя здесь, - громко произнес Зигфрид. Сидит в королевском кресле, закинув одну ногу на подлокотник, совсем не по-королевски.
- И я тебя, - случайно вырвалось из уст. Да уж, Манфред, того гляди, разговор в драку перейдёт. Но нет, похоже, Зигфриду это даже понравилось.
- Что уж тут скажешь? - развёл он руки в стороны. – Это был долгий и тяжёлый путь, но я его прошёл. Одолел всех врагов и вот я здесь, на троне. С чем пожаловал, Манфред? Опять хочешь продать мне своё барахло?
- Отнюдь. Хочу, чтобы твои люди кое-что выкрали для меня.
- Ты ли тот Манфред, что так громко осуждал мой промысел? Помнится, поломал мне нос, когда я попытался тебя обокрасть. А теперь глядите, стоишь тут и просишь меня об услуге.
- Пятнадцать лет прошло, а ты всё вспоминаешь.
- Если ты не заметил, я теперь король! Я не могу позволить себе прощать старые обиды.
- А я теперь рыцарь, член королевской гвардии. Гвардии принца Генриха, если быть точным. Но когда он станет король, вору из Франкфурта будет очень кстати иметь друга при дворе.
- Король – мальчишка. Всем будет править Эбергард, а твоё положение и вовсе шатко. Говорят, архиепископ Фридрих назначил награду за твою голову.
- Это было до того, как он сменил стороны. Теперь мы с ним в одной упряжке. И почему ты думаешь, что герцог останется во Франкфурте? После победы его крепкая рука понадобится в Саксонии. Он заключил уговор с королями трущоб, будучи здесь, но вряд ли станет вести дела на расстоянии. Вы ему как мозоль на пальце. Лучше её не трогать и наступать поаккуратней, но коль уж палец отрубили, так и чёрт с ней. Вот переберётся он в Магдебург, а сюда пришлёт наместника с наказом от вас избавиться, тогда пожалеешь, что нет у тебя при дворе человека, который мог бы напомнить герцогу, как были полезны ему воры Франкфурта.
- И ты этот человек? Не смеши меня, Манфред.
- У тебя есть кто-то лучше на примете?
Зигфрид задумал, а после скинул ногу с подлокотника и сел прямо.
- Что ты хочешь, чтобы мы украли? – спросил он.
- Мой меч.
- А-а-а, помню-помню, ты с ним не расставался. Красивый клинок. Название у него ещё такое звонкое было. Не напомнишь?.. А, не важно. Как ты его потерял?
- Это долгая история. Как-нибудь после расскажу.
- И у кого же теперь твой меч? Наверное, кто-то важный им завладел. Иначе бы ты к нам не пришёл.
- У герцога Эбергарда.
- ЧТО?! Ты сдурел? Хочешь, чтобы мы обнесли сокровищницу герцога? Да нам после не жить!
- Не нужно красть у Эбергарда все его сокровища, лишь мой меч. Брось, это не так уж сложно. Просто проникните туда, заберёте мой клинок и исчезните. Никто и не узнает.
- Нет, Манфред, выгода слишком сомнительна. Что проку от твоей услуги мертвецам? Я не пойду на это. Однако кое-что ты мог бы сделать для нас, не как рыцарь королевской гвардии, а как охотник. Видишь ли, по нашим тропам с недавних пор бродить стало небезопасно. Жуткая тварь завелась в тоннелях. Нападает на моих людей, выискивает их поодиночке, но может и на двоих напасть. Такое тоже было. Один тогда вырвался из когтей, он нам её и описал. Мохнатая, с большими красными глазами. Крысу чем-то напоминает. Вот только размерами гораздо больше, и у неё аж два хвоста, каждый хлещет плеть, когти как у орла, а челюсть волчья. Мой человек умер через пару дней в ужасных муках, укусы её ядовиты. Что скажешь, охотник, не заржавел ещё на королевской службе, рискнёшь, изловишь тварь? Тогда и мы для тебя сделаем, что просишь.
- По рукам, - согласился Манфред.

Зигфрид выдал ему сопровождающего, чтобы не заплутать в тоннелях. Юнец-мальчишка, худой, сопливый, весь в рванье. С первого взгляда видно – вор-малолетка. Этот уже не станет честным человека, с детства крутится в воровской среде. Ему искусство, роскошь, красота – всё невдомёк. Глаза блестят при виде золота. Даже на королевском пиру чашу стянет.
Пещеры кончились и начались тоннели. У входа вонючая канава, которую нужно перепрыгнуть. Манфред чуть не поскользнулся, приземляясь. Пол твердый и склизкий. Со стен тоже стекает слизь. Воздух здесь омерзителен. Воняет тухлятиной, дерьмом и бог весть чем ещё.
В центре тоннеля жёлоб, по которому стекали нечистоты. Теперь это по большей части дождевая вода, сочащаяся сквозь стены. Ну, и та дрянь, которую сливают в стоки. Некоторые из них ещё не полностью забились. Воды в жёлобе намного ниже уровня. Со дна торчит всякий мусор, встречаются и трупы. А что? Сюда искать никто не сунется.
По краям тоннеля узкие дорожки, и изредка широкие площадки шагов этак десять на пять. Сам по себе он невелик. При желании можно перепрыгнуть через жёлоб с одного края на другой, но как-то неохота. Уж больно скользко, а кое-где и кладка раскрошилась. Не ногу подвернёшь, так грохнешься на что-нибудь острое.
Темень, хоть глаз выколи, факел едва спасает. Малец идёт впереди босой. Ловкий, совсем не спотыкается, а ведь и под ноги-то не глядит. Манфреду тяжелей, но он не отстаёт, к темноте всё ж привыкший и ловкости не занимать.
- Так вы, стало быть, тот, кто убьёт эту тварюгу, да? – спросил мальчишка, шмыгнув носом.
- Поглядим, что выйдет, - сухо ответил Манфред. Хвастаться он не любит, да и загадывать наперед вредно.
- Эт как же, иначе-то? Убьёте, но не до конца? Притащите Зигфриду, штоб он сам тварюгу ту прикончил, а? Так, да?
- Нет, больше я живым никого не таскаю. Хватило мне одного раза.
- Шот не пойму, на шо тут ещё глядеть-то тогда?
- Как на что? – удивился Манфред. – Не я её, так она меня прикончит.
Мальчонка сник, даже притих ненадолго. Видно, понял-таки, что прогулка его отнюдь не безопасна.
- А откуда они появляются-то, твари-то эти? Не сами же по себе такие рождаются, так ведь, да? – спросил он с неподдельным любопытством.
- Нет, не сами. Существ создают колдуны.
- Колдуны?! Мы тут как раз недавно-то, месяца три назад, кажется, колдунов порешили-то.
- Ну-ка поподробнее, - заинтересовался Манфред, а малец и рад потрепать языком.
- Пришли они к нам такие, все из себя смелые и всесильные, и давай, значит, возмущаться. Мол, обворовываем мы их, видите ли, и они, дескать, этим жутко недовольны. Будто они тут в городе главные. По их словам, мы-то, отрепье, бояться их должны, а не тут-то было. Зигфрид знал, што они придут, ему нашептали. Ну, мы их и поджидали-то. Только главный колдун рот свой разинул, мы их всех и прикончили. Так-то. Те даже не поняли, што случилось. Тока што гордые тут стояли, а потом раз, и передохли все. Один-то, правда, ускользнул. В тоннели дёру дал. Ну, мы его пару дней поискали-то, не нашли. Решили, што он тут помер.
- Не помер, - подытожил Манфред.
- Так, тварюгу эту он сделал, да? Вот гнида-то, убить его, падаль, - разошёлся грозный сопляк. Манфред смолчал, на колдуна у них уговора не было, это уже отдельная сделка.
- Ну, а как они их создают-то, тварюг этих, а? – продолжал донимать вопросами мальчонка.
- Тяжёлое это дело, и долгое. У тебя всё равно не получится, тут магический талант нужен, - огорчил Манфред, но малец не унимался:
- А мошт он у меня есть, талант-то этот, а.
- Лучше надейся на обратное, иначе однажды мне заплатят за твою голову.
- Ага, ну-ка попробуй, я могу за себя постоять, - юнец выхватил из-за пазухи нож, старый ржавый с деревянной прогнившей рукоятью. Таким и старушку не убьёшь. Неужто он им кошельки срезает? Ясно, почему Зигфрид его выдал в провожатые. Такого балбеса потерять не жалко. - Ну, так как, а? Мне так, любопытства ради, и только-то. - Взмахнув пару раз ножом сопляк заткнул его за пояс. Поясом была веревка, завязанная в тугой узел.
- Сперва колдун берёт какое-то животное за основу. В данном случае – крысу. Потом проводит ритуал, которым привязывает к себе существо, дабы оно ему подчинялось. Дальше долгий усердный магический труд. Колдун поет зверя магическими зельями, проводит над ним заклятья, препарирует, пришивает конечности других животных. Получившаяся тварь может быть большой или маленькой, сильной или ловкой, глупой или умной, агрессивной или скрытной, как пожелает создатель. Всё зависит только от него, от стихии, подвластной ему, его планов и целей.
Малец всё внимательно выслушал и наверняка бы задал очередной вопрос, кабы не обстоятельства. Впереди сваленные в кучу лежали тела растерзанных воров. Парнишка узнал некоторых, другие останки мало походили на человека. Здесь тварь питается, здесь её логово.
Сопляк быстро попятился назад и оступился. Свалился бы жёлоб, но Манфред его придержал. Тут же раздался громкий рёв. Мороз пробрал по коже, кровь в жилах обратилась в лёд. Не шевельнуться. Впереди во тьме что-то мелькнуло. Мальченка вырывался и убежал. Манфред крепко держал, но юркий глист извернулся. В руке остался рукав его туники.
- Стой, дурень, - тихо крикнул вслед охотник. Однако парень и не думал останавливаться, сломя голову мчался проч. А зря, мог бы остаться жив. Страх, боль и отчаяние наполнило пронзительный юношеский крик. Манфред нашёл на полу факел, а рядом кровь. Крови, конечно, много, но малец мог выжить, хотя надежд мало. Дурак. Зачем побежал? Сам себя погубил. Нельзя забывать, кто цель, а кто охотник, какой бы страшной не была та тварь.
Одна рука на рукояти меча, другая держит факел. Существо резвое, вон как по тоннелям носится. Нападёт внезапно. Охотника не так-то просто застать врасплох. Он внимателен и насторожен, каждый шаг делает тихо и аккуратно. Все чувства обострились. Звуки блуждают по лабиринту, им нельзя верить. Шустрая тварь мелькает в темноте слишком быстро, взглядом её не ухватить. Вонь... вонь здесь всюду, но этот смердящий запах нарастает, он всё ближе. Манфред не стоит на месте, идёт по костям вперёд, в логово зверя.
Так шёл, пока не упёрся в стену. Раньше в этом месте вода по жёлобу стекала за решётку, теперь слив забит разным мусором. Там, за стеной, обрыв. Решётка старая, еле держится, руками вырвать можно. Но нет, ловушка так ловушка. Эти прятки уже изрядно надоели.
Тварь чувствует себя охотником, дичь загнана, деваться некуда. Налетай! Свежее мясцо. Сперва сквозь чёрную завесу пробились два красных глаза. Злые, налиты кровью, хищно глядят на жертву. Из темноты медленно показалась пасть. Длинная, острая, мохнатая, огромные клыки. Голову отгрызёт одним укусом. Облако пара вырвалось из глотки, окутало, как ветер тёплым воздухом, и тут же смрад окатил, будто ведро помоев.
Манфред выхватил нож из сумки, что на поясе, и кинул его в тварь. Угодил в нос. Существо зарычало злобно, качнуло головой, желая вынуть лезвие, но больно глубоко оно засело. Вперед помчалась крысья туша. Огромная, ростом как человек, в длину и того больше. Манфред извлёк из ножен меч, но как останови такую громадину? Назад деваться некуда, прыгнул навстречу. Сперва кинул факел, чтобы отвлечь, а сам метнулся следом. От пасти увернулся, но чуть не угодил под когтистую лапу зверя. После два раза хлестнул хвост. Один ударил в стену, оставив выбоину, второй по жёлобу. Поднялись брызги.
Существо врезалось в стену, где стоял Манфред, решётку выбило и кладку всю переломало. Та, будто ветхая мозаика, рассыпалась по камушкам. За ней обрыв, пещера, вода тихо плещется. Тварь потянуло вниз, задние лапы уже соскользнули, не помогают даже когти. Однако ж, она упирается, не хочет падать. Манфред помог, кинул ещё один нож, на сей раз в шею. Где волчья челюсть переходит в крысью тушу остались следы препарирования. Там шкура мягче, лезвие легко вошло. Животное задрало голову, и стену окропила кровь. Крыса не удержалась, упала, ударившись пастью об уступ. Раздался всплеск и рычание.
Нет, это далеко не всё, сволочь ещё живая. Манфред подошёл к краю. Что смотришь? Прыгай! Не убьёшь, не получишь меч. Оттолкнулся и полетел. Приземлился на мохнатую спину и тут же вонзил меч. Громко же скотина заревела. Это уже не злость с досады, это боль. Раненный зверь столь же опасен, как и прежде, а то и больше. Хвост хлестнул по спине. Словно бревном ударило. Охотник отлетел и упал в воду. Не глубоко, едва ли по колено. Меч так и остался по рукоять в шкуру засаженный. Быстро вскочив, он кинул ещё один нож. Повезло, этот угодил в глазницу. Истошный крик прозвучал вновь. Не сомневайся, Манфред, эта тварь тебя ненавидит.
Оба хвоста хлещут воду в безумном ритме. Совсем не целясь, наугад. Пару всплесков рядом с охотником, один раз он отпрыгнул вбок, а следом чуть не получил по голове. Случайность. Существо потерялось, крутится во все стороны, хвост теперь бьёт не пойми где. Отличная возможность для атаки. Достал меч-нож и нож из сапога и ринулся вперед. Тот, что поменьше, он вонзил в переднее бедро, а второй попросту подставил под крысью шею. Зверюга дёрнулась на боль и сама налетела на лезвие, Манфред лишь довершил разрез резким движением. Туша пала к его ногам. Для верности он засадил нож в череп чуть ниже уха. Теперь тварь точно умерла.
Охотник вернул всё своё оружие, подумал и о доказательствах. Голова слишком велика, срезал лапу, вырвал пару клыков. В пасти нашёл знакомый нож, ржавый с деревянной рукоятью. Одним воришкой меньше. Радоваться бы, да жаль мальца.
Теперь и карабкаться наверх в тоннели нет резона. Выход из лабиринта сам не отыщет. Может неделю бродить по вонючим тропам, и если выберется, не сдохнет, Эбергард к тому времени уже узнает о нём правду. Да и что с того? Квинтилиум-то всё ещё в сокровищнице. Воры исполнят уговор, а чуть приплатишь, они и из города выведут. Только Счастливчика и потеряешь, Манфред. Ах, чертов конь, жалко его.
Охотник огляделся. Вода сюда стекает ведь не просто так, она уходит в реку. Значит, придётся искупаться. Сделав глубокий вдох, он занырнул. Сплошная муть, ни черта не разглядеть, пришлось искать наощупь. Первый раз не нашел, всплыл, отдышался, снова нырнул. На сей раз повезло, на дне нашёл узенькую лазейку. Едва втиснулся, стукнулся головой, шаркнулся коленкой.
Вскоре проход расширился, вода стала заметно холодней и беспокойней. Он выплыл в реку, его подхватил поток и поволок. Искал, за что бы ухватиться, но под руки попадалась только трава, да всякий мусор: обломки лодок, бочек, ящиков, даже весло. В придачу ко всему шест паромщика ударил по спине. Охотник пытался, но уцепиться за него не вышло.
Наконец повезло, рука нащупала канат. Должно быть, якорь. Пополз наверх, но неожиданно наткнулся на чьи-то ноги. Он догадался раньше, чем увидел разбухшее лицо утопленника. Хватка непроизвольно ослабла, течение дало пинка, и Манфред помчался дальше по реке. Теперь навстречу то и дело попадались тела. Он врезался, по меньшей мере, в дюжину, но здесь, на дне, их намного больше, несметное множество.
Поплыл наверх и угодил в сеть. Рядом плещется рыба, одна хвостом стукнула по лицо. Хотел освободиться, но лишь больше запутался. Может, если сильно брыкаться, рыбаки увидят, и выудят сеть. А ты не захлебнешься раньше, Манфред? Нет, ждать он не стал. Дотянулся до сапога, вытащил нож, прорезал сеть. Рыба вырвалась раньше, чем он. Плывите, вы свободны. Вот рыбаки-то будут недовольны.
Воздух кончается. Он изо всех сил загребает ладонями, тянется на свет. Вынырнул, не успел отдышаться, как тут же ударился головой о борт лодки. Эта река его не любит, так и норовит утопить, прибрать к своим рукам. Тебе что, трупов на дне мало? Угомонись! Вновь всплыл, на сей раз без сотрясений. Лодки рыбаков остались позади. Он погрёб к берегу. Когда ощутил под ногами вязкий ил, едва не улыбнулся. На четвереньках выполз из воды и завалился на спину. Дышит полной грудью. До чего всё же сладок воздух.
Манфред побрёл по берегу мимо жилищ брошенных людей, до которых никому нет дела, да и ему, собственно, тоже. Его сюда прибило словно мусор, но он собой доволен, как всякий раз, когда остался жив вопреки пакостям судьбы. Задумался и не заметил, как его обступили те, кто выделяется из здешней массы. Издалека мог бы увидеть, но нет, балбес, вплотную подпустил.
Их четверо: один здоровяк, трое поменьше. Все в чёрных плащах. Чуть поодаль ещё один, его Манфред узнал – Хвост, что следил за ним всё утро. «Как он меня нашел?», - подумал Сэр Задумчивый. Фортуна сегодня в скверном расположении духа, вот и ему настроение испортила, а ведь совсем недавно был довольный, о бедах своих вовсе не думал. Устал как чёрт, голова болит, спину ломит, а тут ещё эти нарисовались. Ох, и достанется вам сейчас.
Сразу напал, тут не до демагогий. В первого кинул нож – убил, а дальше выхватил меч и свой любимый тесак. Ударил им сверху вниз, будто пытался гвоздь забить. Упёрся в руки не беда, полоснул мечом по незащищённой груди противника. Им же попытался заколоть второго, но тот парировал удар, а вот нож остановить не смог. Лезвие прошло по шее, как по маслу.
Сложней пришлось со здоровяком, тот сам напал. Манфред тогда убил последнего и оказался не готов отразить атаку, но меч в последний миг таки подставил. От сильного удара тот выпал из руки. Хотел пырнуть ножом под рёбра, но здоровяк, при всей его, казалось бы, не проворности, изловчился, перехватил удар в полёте, крепко сдавил запястье, и Манфред выронил клинок. На поясе висели ножи для метания, но под руку попался клык твари. Загнал его в глазное яблоко. Здоровяк даже не пискнул, умер тихо, словно немой.
Остался только Хвост. Стоит на месте, как вкопанный. Такого исхода он не ожидал. Сейчас сделает то, что делают все трусы – побежит. Догнать бы его, поймать и допросить, выведать про культ, но как-то лень, сил не осталось. Он-то, конечно, быстр, но от ножа не убежал. Лезвие вошло в позвоночник. Хвост вскинул руки, будто крылья, а потом повалился, как подстреленный голубь.
Драку заметили не только отбросы Франкфурта, но и рыбаки на причале. Сейчас стража примчит. Лучше уйти поскорей, дважды на дню встречаться с Герольдом излишне. На нервы действует, когда без конца с гордым видом поправляет одежду. Ещё хоть раз, и Манфред врежет ему кулаком по пузу. Сомнёт к чертям нарядную тунику.
Сердитый рыцарь поспешил в трущобы, и так уж рассвело.

Зигфрид удивился, когда охотник пришел с улиц, а не выполз из тоннелей. А вот про мальца даже не спросил. Да и к чему? На убой ведь отправлял. Король воров внимательно рассматривал клыки и когти зверя. Не из сомнения – он знает, охотник не обманет – скорей, из любопытства.
- Да, эта когтища и оставила след на лицо моего человека. Целая борозда во всю щеку, - он приподнял коготь. Мол, я его имею в виду. – Так значит, он ядовит? Полезная вещица. Спасибо тебе, Манфред.
- Это не дар, а доказательство.
- Не важно. Ты выполнил работу, и, как я обещал, мы выкрадем твой меч.
- Когда? – нетерпеливо спросил охотник.
- Когда получится. Не переживай долго ждать не придется.
- Сегодня!
- Что? Манфред, я благодарен тебе за услугу, но ты мне не указ. Сегодня не получится. Это не шуточное дело, нужна подготовка.
- У меня нет времени. Меч нужен мне уже завтра, самое позднее через день.
- К чему такая спешка?
«К тому, что герцог Эбергард со дня на день узнает про мой обман», - мысленно произнес Манфред. Нет, такое говорить вору нельзя. Просто молчать. Молчать и смотреть ему прямо в глаза.
- Ладно, - согласился Зигфрид, - сегодня так сегодня.