У двери огромного трехэтажного дома топталось с полдюжины полисменов, то и дело поглядывая на железные и в некоторых местах уже поржавевшие ворота. Легкий, но назойливый октябрьский ветерок время от времени покачивал их из стороны в сторону, в ответ ворота издавали противный ноющий скрежет.
Несколько засохших кустарников вдоль булыжной аллеи наводили на мысль, что когда то, здесь был небольшой и уютный садик, а развалившаяся деревянная беседка чуть поодаль, только подтверждала это.
Сама аллея, ведущая к дому, местами была разбита, большая часть булыжников попросту отсутствовала.
Дом же вольготно расположенный в центре этого мрачного пейзажа, к которому в добавок придавали ещё больше уныния серые тона дурной погоды.
Этот особняк можно было отнести к прошлому столетию, когда в моде были не высокие, а широкие строения. По обеим сторонам дома стояли две башни с треугольными крышами.
Густой плющ обвил всё жилище, не тронув только витражные окна, коих было по четыре на каждом этаже. Одно из окон - самое крайнее, что с права, было разбито и оттуда, развиваясь на ветру, то прятался в комнате, то снова выглядывал кусок порванной материи, когда-то служивший занавесов в комнате.
- Джейк, это правда, что говорят: тот парнишка, которого нашли, был сыном Крейна? – спросил один из полисменов с длинным орлиным носом у другого, низенького и толстоватого.
- Томсон лично видел, как мальчика грузили в кэб. Ему доводилось встречать раньше сына мистера Крейна несколько раз, так что он ошибиться не мог, - ответил толстяк шёпотом. – Томсон сказал, что мальчишка был совсем плох, должно быть не дотянет до госпиталя, - добавил он еще тише, придвинувшись ближе к длинноносому.
- Да, - протянул длинноносый. – Жаль Крейна, ещё года не прошло, как убили жену, а теперь и сын скоро на тот свет отойдёт, а может всё-таки обойдётся? - добавил он, спрашивая будто у самого себя.
- Не думаю, Томсон сказал, что после того, что с парнем сделали – удивительно, что тот ещё был жив, а Томсон уже больше двадцати лет на службе, поведал всякого, а значит глаз у него на подобное намётан.
- Как говорится: «Оказался не в том месте», - покачал головой длинноносый. – Ты видел тела остальных? Их ведь позже увозили?
- Видел, - поёжился толстяк. – Мы с Атчестоном прибыли в тот самый момент, когда их складывали в катафалк – жуткое зрелище скажу тебе. Я конечно не разглядывал трупы, не моё это дело, но то что глаза были выколоты – это я заметил сразу.
- Черт подери, неужто этот психопат и с мальчишкой сделал тоже самое. Как мальчик вообще после такого зверства остался в сознании.
Подул прохладный ветерок – длинноносый поёжился и поднял воротник плаща - редкий, но противный дождик, принялся лениво капать, то на крышу, то на аллею возле дома, то на полисменов.
- Дождя только не хватало, - крякнул длинноносый. – И долго мы тут будем мокнуть?
- Я знаю ровно столько сколько и ты, - толстяк тоже поплотнее укутался в плащ. – Был приказ ждать инспектора Крейна и чтоб ни один репортер не прошмыгнул на территорию.
- До сих пор поверить не могу, чтоб это был сын самого инспектора Крейна, - длинноносый почесал лоб. - А что газетчики уже пронюхали о случившимся?
Толстяк полез в карман и достал мятую папиросу, но тут же сунул её обратно. – Приехали, - сказал он, кивая в сторону ворот, куда только что подкатил кэб коричневого цвета с гербом Её Величества на двери, запряжённый двумя породистыми жеребцами чёрной масти.
За кэбом подкатило еще несколько полицейских экипажей, откуда резво выскочило человек семь и все они дружно направились к дому, где томились в ожидании их коллеги.
Поравнявшись с напарниками, толпа стала по обе стороны от входных дверей в ожидании указаний.
Дверца кэба с гербом отворилась и на землю спрыгнул высокий, широкоплечий мужчина, лет сорока-сорока пяти, одетый в коричневое длинное пальто и такого же цвета ботинки.
Стянув с руки перчатку, он достал из кармана брюк часы на цепочке и бросив быстрый взгляд на циферблат, спрятал их обратно.
Красивое, но бледно и уставшее от бессонной ночи лицо не выражало ни ненависти, ни отчаяния, а крепко сжатые тонкие губы говорили о решительности действий. Серые глаза блеснули, и инспектор Крейн надев цилиндр, быстро и уверенно зашагал к ожидавшим его полисменам.
Подойдя к входной двери, Крейн сжал ручку и толкнул дверь - та не поддалась.
- Сэр, ничего не понимаю, - нервно принялся оправдываться длинноносый. – Дверь была открыта…
Инспектор, не поворачивая к нему головы, щёлкнул пальцами и двое полисменов навалились на дверь.
На второй попытке послышался хруст, затем скрип вырванных петель.
Войдя в дом, Крейн остановился в просторной прихожей, здесь пахло сыростью и спиртом, причем второй запах намного сильнее вытеснял первый.
Картина внутри дома особо не отличалась от того, что было снаружи: пожелтевшие от сырости когда-то темно-зелёные обои, которые некоторых местах были сорваны и свисали клочьями, обнажив треснувшие стены.
Предметы интерьера представляли из себя пару шкафов, стульев и большие часы возле лестницы, которая должно быть вела на следующий этаж дома. Вся мебель была покрыта толстым слоем пыли, а в некоторых углах уютно обустроились пауки.
Крейн бегло осмотрел прихожую, не придав особого значения каким-либо вещам. Единственное, что его заинтересовало – это маленький стульчик, стоявший возле входа. На нём лежала кукла марионетка, свесив свои деревянные ручки она смотрела на инспектора большими печальными глазами. Крейн осмотрел игрушку и сунул в карман.
Подойдя к лестнице, инспектор скомандовал:
- Остин, Смит – обыскать первый этаж; Атчестон, Керк - вы на второй; Ломан – пойдёте со мной на третий, остальным остаться у входа, прессу не подпускать ни на шаг, если прошмыгнёт хоть один журналист, я лично прослежу, чтоб вас всех отстранили от службы, - последнюю фразу он говорил уже, когда поднимался по скрипучим ступенькам.
Взбежав на третий этаж, Крейн остановился, впереди лежал длинный коридор, вдоль которого висели картины. Рядом с каждой из которых была дверь, ведущая в одну из комнат дома.
Тут все было иначе: чистый лакированный пол, на котором красовался темно-вишневый ковер, как будто только что из химчистки. Казалось, что даже лестница на третьем этаже переставала скрипеть, взамен издавая легкие и пружинистые звуки.
Позади, тяжело дыша волочился Ломан – грузный детина с подкрученными пышными усами и рыжими бакенбардами. Поднявшись, он ошеломлённо глянул по сторонам, было видно, что резкая смена обстановки произвела на него впечатление.
- Ступайте за мной и ничего не трогайте, - сказал Крейн, когда полисмен, задыхаясь от быстрого подъема, поравнялся с ним. – Если заметите, что-то важное – дайте мне знать, но сами ни к чему не прикасайтесь.
- Слушаюсь, сэр, – Остин с трудом выговорил всю фразу без запинки.
Крейн медленно ступил на вишневый ковер, тут же по обе стороны от лестницы стояли две гипсовые статуи: старик в очках и длинной рясе, рисующие какие-то геометрические символы на холсте и точно такой же старик, но смотрящий в телескоп, который был направлен куда-то вверх.
Крейн бросил короткий взгляд на гипсовые фигуры и прошёл мимо.
Возле первой двери, к которой они подошли с Ломаном висела картина: женщина в длинной белой тунике играет на арфе в саду, рядом танцует молодой человек. На самой двери блестел перевернутый треугольник, вбитый в тоненькую дверь грубым длинным гвоздём, так что острый ржавый кончик того виднелся, с другой стороны.
- Это ж надо было так неаккуратно, - досадно покачал головой Ломан. – Сэр, а железяка ведь серебренная, тут и к ювелиру ходить не нужно. Кому взбрело в голову…
- Ломан, я просил вас отвлекать меня только по делу, стойте лучше у двери и помалкивайте, - перебил полисмена Крейн. – Ваша задача – не мешать мне и проследить, чтоб никто не поднялся на третий этаж, пока я все здесь не осмотрю, - после этих слов, дверь с треугольником закрылась прямо у носа оторопевшего констебля и тот ещё несколько минут стоял и смотрел в упор на серебренную фигуру, раскоряченную гвоздём.
Войдя в комнату, Крейн первый делом осмотрелся – это была спальня. Большая кровать с балдахином стояла подле окна, само окно было разбито, на нескольких осколках Крейн обнаружил капельки крови.
Осмотрев ковер на полу, инспектор заглянул под кровать, снял перчатку и провел пальцами по деревянному полу, затем выпрямился и откинул балдахин. Тонкая ткань шатнулась в сторону открыв аккуратно сложенную ярко-розовую простынь и пару подушек.
Крейн взял поочерёдно каждую из подушек, прощупал и бросил у окна прямо на осколки, затем стянул простынь и пошарил рукой по матрасу – ничего. Тогда он подошёл к комоду, стоявшему возле кровати и принялся выдвигать ящик за ящиком, содержимое которых не заинтересовало инспектора никоим образом.
Крейн начинал терять самообладание, то что он искал должно было быть в этой комнате, он знал это наверняка, он прощупал все стены, осмотрел все кругом: кровать, комод, стул, но так ничего и не нашёл.
Тогда инспектор сел на стул, стоявший возле комода и закрыл лицо руками.
- Держись, держись, - повторял он сам себе. – Нужно собраться, сосредоточиться на поисках, символ был, значит здесь, что-то есть.
Подняв голову, он посмотрел на себя в зеркало, да так и застыл: те же светло-розовые обои с узорчиками, дверь через которую он вошёл и больше ничего - зеркало не отражало его.
Крейн встал и помахал рукой перед зеркалом, затем сделал несколько шагов назад и несколько вперед – результат тот же, отражение Крейна отсутствовало. Тогда он подошел к стене и снял зеркало с гвоздя, покрутил, повертел, но на первый взгляд это было самое обычное зеркало.
Простукивание стены тоже ничего не дало.
Тут Крейн, вспомнив о чём то, судорожно полез в карманы пальто, достав оттуда небольшой блокнотик Крейн, полистав его, остановился на одной из страниц и зажав блокнот между пальцами одной руки, достал из того же кармана измерительную линейку и принялся мерять длину и ширину зеркала, одновременно поглядывая в блокнот.
Закончив с измерениями, он удовлетворённо спрятал блокнот обратно в карман и тут же вышел из комнаты.
У двери вытянувшись стоял Ломан, Крейн прошёл мимо него, не обратив на полисмена никакого внимания, бормоча, что-то себе под нос.
Подойдя к двери напротив, Крейн посмотрел на фигурку в виде молодого месяца, так же беспощадно заколоченную ржавым гвоздём в дверь, как и предыдущая.
Инспектор уже взялся за ручку и потянул дверь на себя, когда снизу раздался крик одного из полисменов. Ломан сразу узнал по голосу, что кричит Атчестон, но побоялся двинуться с места, так как ему было велено стоять и охранять территорию.
- Идите гляньте, что там случилось, - приказал он Ломану, а сам шагнул в комнату.
Комната напоминала лабораторию: хирургический стол в центре, на стенах анатомические плакаты, вытяжной шкаф и несколько полок уставленных плотно закупоренными колбами с жидкостями разных цветов. На каждой такой колбе был какой-нибудь символ, похожий на те, что крепились к дверям. Крейн даже нашел колбу с перевернутым треугольником и попытался откупорить её, но она была припаяна намертво.
Подойдя ближе к хирургическому столу, Крейн увидел небольшой футлярчик в виде шкатулки. Футляр был раскрыт, там лежали иглы разной толщины, тут же на небольшом столике покоились банки с чернилами – семь цветов – и промокательная бумага.
Стол был накрыт белоснежной простыней, Крейн осмотрел внимательно каждый дюйм – ни капельки крови, ни волос, ни чего подобного - простыня была стерильно чистой. Взяв двумя пальцами, он потянул простынь на себя, обнажив железный стол.
На стальном серебристом покрытии были нарисованы различные символы, некоторые Крейну доводилось уже видеть, остальные он наблюдал впервые. Из-за засохших пятен крови, коими была испачкана вся металлическая поверхность, символы было тяжело различить, но Крейн достав свой блокнот и попытался зарисовать хотя бы часть из них.
Тут он почувствовал лёгкий укол в лопатку, мгновенная боль растеклась по всему телу, ноги подкосились и Крейн тщетно пытаясь устоять, цепляясь за хирургический стол, повалился на пол. Непослушные пальцы выронили блокнот и карандаш, а голова с силой ударилась о мраморный пол, но боли не было, она прошла так же внезапно, как и появилась. Крейн не почувствовал на себе даже удара падения, как будто он падал во сне, но инспектор знал, что это не сон.
Кто-то склонился над ним, в ноздри ударил едкий запах табака.
- Добрый день Мистер Крейн, - проговорил прямо в ухо инспектору прокуренный хриплый голос. – Вы тут устроили такой беспорядок, а ведь я лично для вас приготовил это белоснежное покрывало, достал новые чернила, простерилизовал приборы, а вы даже не заметили моих стараний! - в нотках голоса улавливалось раздражение.
Крейн попытался повернуть голову, но шея не слушалась, все что он мог сейчас делать, так это моргать глазами. Взгляд становился каким-то мутным, белая и черная плитка на полу, выложенная в шахматном порядке - перемешалась и в голове замутило. Крейн зажмурил глаза, какая-то слабость пробежала по всему телу и остановилась в висках.
- Вчера заглядывал ваш сын, - продолжал голос уже более спокойней, было слышно, что сумасшедший возится с какими-то стеклянными приборами. – Смышлёный малый, а главное крепкий, давно я не встречал таких сильных молодых людей его возраста, - звук откупоривания пробки, Крейн почувствовал какой-то кисловатый запах.
- Он даже не кричал, когда я вырезал ему глаза, - звук удаляющихся шагов. – Простите, я буквально на минутку, только захвачу зеркальце из соседней комнаты и тут же вернусь.
Крейну казалось, что прошла целая вечность прежде чем он вновь услышал эти шаги: мягкие, словно идущий был обут в какую-то матерчатую обувь, но в то же время грубые и неестественные, будто передвигались не на двух ногах, а на четырех.
«Должно быть эта дрянь, что он вколол мне вызывает галлюцинации» - подумал Крейн.
- Кстати, - голос послышался уже рядом. – Мистер Крейн, а вы ведь много интересного ещё не видели, зеркало – это не всё, хотя с остальными подобными безделушками, я уверен, вы знакомы заочно, из тех самых книг, что вы изучали и собирали больше года у себя в библиотеки, - он зевнул. – Прошу прощения, тяжёлая ночка выдалась, ну вы понимаете о чём я, - и тут же рассмеялся.
«Я бы сейчас всё отдал, чтобы схватить эту скотину за горло и раздавить его, убить голыми руками, но вместо этого я беспомощно валяюсь на полу у его ног» - глаза инспектора заблестели и из них полились слёзы.
- Так вот, - смех прекратился. – Это всё безделушки, вы не видели тех, ради кого я всё это делаю и не знаете самой идеи, которая стоит всех жертв, корчащихся на этом столе. Вчера ваш сын вселил в меня надежду, я почти получил, то ради чего затеял всё это. Сегодня, благодаря вам, мистер Крейн, я закончу начатое и закончу победой.
Прошло ещё несколько минут, в лаборатории было тихо, только позвякивания колб и противные ароматы запахов, не давали инспектору впасть в забытье. Он уже точно знал, что никто из полисменов не придет на помощь, они мертвы, убиты безжалостно и беспощадно. Но кем?
«Да какая уже разница?» - подумал Крейн.
В этот момент инспектор понял, что отрывается от земли, его аккуратно подняли и положили на спину на все тот же хирургический стол, на котором снова красовалась белоснежная простынь. Веки налились свинцом, казалось, что их даже рукой невозможно поднять, но приложив неимоверные усилия, Крейн всё же приоткрыл глаза на половину и взглянул Алхимику прямо в лицо.
«О, Боже!» - крик ужаса застыл в груди Крейна, так не вырвавшись наружу и тут же наступила темнота.
Вечером, того же дня на первых страницах лондонской газеты, появилась статья, следующего содержания:
«СВЕРХЪЕСТЕСТВЕННЫЕ УБИЙСТВА
Сегодня, Лондон омрачила цепь загадочных и жестоких убийств.
Меньше чем за сутки, зверски было убито двадцать шесть человек.
Следствие наотрез отказывается комментировать происшедшее.
Скотланд-Ярд делает все, чтобы мы – мирные и законопослушные граждане – оставались в неведение, когда сумасшедший маньяк разгуливает по городу.
Но Ваш покорный слуга, Франсуа Лаббе, не позволит так безрассудно и наплевательски относиться к Вам, мои уважаемые читателя.
Несмотря на то, что мне и выпала доля, пролить каплю истины в этот омут лжи, в который полиция пытается нас с вами окунуть с головой, Вашему верному слуге удалось разузнать истинные подробности происшедшей трагедии.
Вчера, в доме по адресу Райнджент-стрит, 119, что прошу заменить – в самом центре Лондона – произошли страшные и уму не постижимые злодеяния.
Как известно в доме проживал сэр Даррел Хоггарт, вместе со своей двадцатилетней дочерью и одиннадцатью слугами.
Все мы прекрасно знаем, кто этот потрясающий человек. Это великий ученый и изобретатель, который подарил нам возможность летать сидя в комфортном кресле дирижабля.
Благодаря сэру Хоггарту и его паромашине мы можем преодолевать довольно большие расстояния за короткий промежуток времени.
Я бы ещё долго перечислял те потрясающие и впечатляющие открытия, которые создал и подарил городу и нам с вами этот учёный, но к моему прискорбному сожалению эта статья не о достижениях Великого исследователя. Это некролог.
И погиб сэр Даррел Хоггарт жуткой и мучительной смертью. Смертью, которую полиция собиралась скрыть от нас с вами, потому что чудовище, совершившее злодеяние не поймано, а господа комиссары не располагает ни одной уликой.
Но Франсуа Лаббе знает правду, ведь я, в отличии от так называемых «служителей закона», служу своим читателям и предоставляю им самые достоверные сведения, дабы каждый добропорядочный гражданин в этом городе знал, что происходит и чего ему следует опасаться.
Итак, как я писал выше: вчера, в доме по адресу Райнджент-стрит, 119 произошли убийства, жестокие и безжалостные убийства.
Жертвами оказались: сэр Даррел Хоггарт, его дочь мисс Луиза Хоггарт и одиннадцать слуг.
Когда полиция прибыла на место преступления, то поначалу не обнаружила никаких следов борьбы или других признаков совершения тяжкого преступления. Но поднявшись этажом выше, полисмены, зайдя в гостиную, обнаружили там слуг сэра Хоггарта.
Все они, а я напомню, что слуг у сэра Хоггарта было одиннадцать, сидели за столом, что стоял посреди залы, и за котором часто ужинал сам сэр Хоггарт со своей дочерью или в кругу близких ему друзей.
Поначалу полисменам показалось, что слуги их попросту не заметили, так как ни один из сидящих не повернул головы в сторону служителей закона. Но когда полисмены приблизились к ним ближе, то их взору предстало такое кошмарное зрелище, что по началу я не собирался его описывать вам, мои дорогие читатели, но Франсуа Лаббе пишет только правду, какой бы она ни была и ничего не скрывает от жителей Лондона.
Все одиннадцать слуг: дворецкий с женой горничной, двое конюхов, двое садовников с женами – прачкой и горничной, повар, лакей и сторож, сидели друг на против друга за сервированным столом. Все они держали в руке по длинной игле с заправленной в нее толстой нитью.
Именно этими приборами, каждый из слуг зашил себе рот и глаза. Полисмены видели опухшие от многочисленных ран губы и веки.
Но не от причиненных себе ран и не от боли умерли эти люди.
При более детальном осмотре тел в полицейском морге было обнаружено, что язык каждого бедолаги был отрезан, что вызвало обильное кровотечение с летальным исходом.
Оставим дедукцию и рассуждения на тему: «Как такое возможно?», мои дорогие читатели, пусть ею занимаются господа из Скотланд-Ярда.
Поднявшись на третий этаж, полиция продолжила там обыск и обнаружила ещё одно тело.
Это был сэр Даррел Хоггарт. Он лежал в своем кабинете прямо на столе. Руки его были связаны за спиной его же сорочкой, а тело покрыто, как будто только что набитыми татуировками в виде фигур, символов и знаков.
Глаза же у сэра Хоггарта были вырезаны у него из глазниц.
Кому понадобилось совершать все эти злодеяния, полиции естественно не известно. От себя же спешу добавить, что в провинции Сеймшил, что не так далеко от Лондона, есть небольшая деревушка. Несколько месяцев назад один из её жителей, некий мистер Лесли Крауфт, был найден у себя в доме умерщвленный таким же зловещим способом: глаза извлечены из глазниц, тело разукрашено непонятными символами, а преступника так и не нашли.
Но на этом зверства, творившиеся в доме на Райнджент-стрит, не заканчиваются.
Молодая мисс Хоггарт была найдена за домом в саду. Убийца полоснул её по горлу чем-то острым с такой силой, что, когда полицейские подняли тело, голова несчастной попросту разъединилась с туловищем.
Как я уже писал выше: Скотланд-Ярд категорически отказываются давать какие-либо комментарии по этому делу.
После того, как увезли тела жертв, на место трагедии прибыл инспектор Крейн. Ему лично начальник Скотланд-Ярда приказал в кратчайшие сроки найти убийцу. Но дело приняло неожиданный поворот: дом, в котором проводил обыск мистер Крейн, был заминирован. Механизм сработал в тот самый момент, когда полиция вышибла дверь.
Взрыв был настолько мощным, что в домах по соседству выбило стекла, естественно все жандармы, включая самого инспектора Крейна погибли, а улики уничтожены.
Скотланд-Ярд в тупике.
Маньяк на свободе.
Двадцать шесть человек мертвы.
А мир потерял выдающего человека в истории.»