Беллкор, земли некромантов
[1]
Определить, что угнетает в землях некромантов больше всего, Рагнару было сложно. Засохшие кустарники, чахлые деревца? Угрюмые птицы, все, как одна, похожие на ворон? Такое же угрюмое, затянутое серо-зелёными тучами небо? Дождь, всегда тёплый, всегда желтоватый, из-за чего кажется, будто обливают мочой? «Нет, – думал Рагнар, – самое противное всё же запах – едва заметный, неуловимый. Словно бы затхлость, как в давно заброшенном доме, но со своим привкусом, который, наверное, и есть некромантия».
Самоходные телеги гуляй-посёлка увязают по ступицу в жидкой грязи, но ползут, поскрипывают булатиковые тенты. Все телеги со щитами по бортам и сзади, на каждом намалёван полузакрытый глаз – метка Лиги некромантов, объединения эфирных магов. Посельчане тем и живут, что ведут с Лигой торговлю, хотя торговля – громко сказано. Просто идёт обмен костей, черепов и найденных в могилах артефактов на артефакты же, но эфирные, что ценятся, как известно, на порядок выше обычных, изготовленных алхимиками. Так они, посельчане, и кружат: от кладбищ, братских могил да крипт к некромантам, от некромантов – к менялам, от менял – снова на поиски нетронутых могил.
– А теперь никак иначе, ядрёна каракатица, нельзя на одном месте оставаться, – сказал староста Торкель Рагнару, когда как-то раз разговорились, – война же, кругом война. Только осядешь где, так сразу и убьют, ядрёна каракатица, либо те, либо эти, либо какие третьи. Нет, никак нельзя на одном месте…
Меняться-торговаться посельчане вообще любили, с Джагатаем, любителем того же самого, общий язык нашли быстро. Сначала безделицы всякие выменивал, вроде костяных крючков или кулона-антидота, затем дело дошло до вещей более серьёзных, таких как костяной нож, за который Озрик отдал месячное жалование, таких как эфирная отмычка, при помощи которой Ратна избавилась от заклинания заглушки. О том, что избавилась, узнали, кстати, далеко не сразу, но костяного ежа, как гласит одно из присловий посельчан, в мешке не утаишь. Особого интереса новость не вызвала – десятку за глаза хватало поселковых вдовушек да молодух, какая уж тут Гарпия, но Джагатаю Сандак разнос устроил знатный:
– Нашёл отмычку, найди ей и затычку, чтоб не понесла! – бушевал, потрясая кулаком. – Не то затычки понадобятся нам всем, от жезла Оберона!
Как в воду глядел десятник, ибо вскоре выяснилось, что между Ратной и Ибикусом ни дать ни взять любовь. Вот эта новость интерес у десятка уже вызвала, и преогромный.
– Скажи, Гарпия, ну, скажи же, как он в деле! – спрашивал Кай, крутясь обозным пушистиком, – вялый, скользкий и холодный, да?
– Заделай ей зомбёночка, Зомби, – гоготали Малыш с Толстяком, – мы в тебя верим!
Ибикус и Ратна обращали внимания на эти подковырки не больше, чем на жужжание назойливых зелёных мух, они же кровососки, и правильно делали. Ведь тут точно так же, как и с мухами: чем сильнее размахиваешь руками, тем больше рой. Что до «затычки», Джагатай её нашёл, иначе то был бы не Джагатай.
Игнифер садится, увязая в серых облаках, гуляй-посёлок готовится к ночной стоянке. Телеги составили квадратом, атаман Тансал проверяет щиты лично, ударом особой колотушки. От удара полузакрытый глаз, изображенный в центре каждого щита, на мгновенье вспыхивает, будто раскрывается. Всю ночь они, эти глаза, будут на страже, чтобы во внутреннее пространство не проникло ни обычное существо, ни эфирное.
– Ну, как, не забыли никого? Все в сборе? – спрашивает Тансал.
– Да, вроде, нет… – раздаются голоса. – Ага, все тут!
– Тогда скрепляем!
Телеги соединяют толстыми заговорёнными цепями, и гуляй-посёлок отделён от мира, как если бы вокруг выросла стена.
– Готово! – довольный, атаман поводит колотушкой над головой, – молодцы!
Не проходит и минуты, как внутри обозного квадрата начинается бурление: мужчины проверяют телеги – не прицепилось ли чего? всё ли исправно? – женщины суетятся у ящерного обоза – взять яйца от веретениц, обрезать толстохвостам отросшие за день хвосты. Щитоносцы – часть этого бурления, встроенная в механизм деталь. Вот Малыш с Толстяком тащат большой котёл, вот Ратна сноровисто сдирает с хвостов кожу, вот Зубар что-то доказывает Тансалу, рубя ладонью воздух. Рагнар, Кай и Джагатай копают выгребную яму, вполголоса переговариваются:
– С Линхчем беседовал сегодня, – говорит ундинионец, – с этим зловредным стариком.
– И что? – спрашивает Кай заинтересованно.
– Что-что, – улыбку Джагатая иначе как заговорщической не назвать, – согласен уступить бутылочку-другую своего зелья…
Зелье Линхча – веселящая вода, она же веселуха; десятник прикасаться к чему-либо подобному запретил, да только гуляй-посёлок не то место, где все его наказы соблюдаются.
– И во сколько нам это обойдётся? – задаёт вопрос и Рагнар.
– Да свои же люди, – отмахивается Джагатай, – сочтёмся!
– А к кому пойдём? – Каю уже не терпится.
– Так Кука и Каринка же! Ждут с нетерпением, уже декаду ждут.
Рагнару не нравится ни Кука, ни Каринка, ни предложение в целом, однако, выбирать не приходится. Сидеть сиднем в обозе как Озрик? Нет уж, увольте, так и от скуки недолго умереть!
[Кристалл памяти]
Помню, брат, как однажды у тебя спросил: «Можно ли совсем не бояться смерти?» Ты тогда ответил: «Кто перестал бояться смерти, уже мёртв». Простые, казалось бы, слова, а как точно сказано! Думал ли ты в тот момент о некромантах? Всё больше кажется, что да.
[2]
Тревога распространяется подобно пожару: с пушистиков перекидывается на посельчан, с посельчан – на щитоносцев. Всё вокруг говорит об обратном: утро – погожее, лес – спокойный, дорога – прямая да ровная, ничем не воняет, никаких подозрительных звуков, но что-то внутри кричит – беда. Рагнар ёжится вместе со всеми, вместе со всеми оглядывается и прислушивается. «Как жаль, – думает он, – как же жаль, что господин боевой маг не с нами…»
– Примите мои поздравления, господа щитоносцы, покидаем эту прекрасную во всех отношениях крепость! – Оберон сиял как алмаз на сотню карат.
Десяток обрадовался, и неподдельно, Сандак задал вопрос:
– Так в какое место нашего «мамонта» определили, господин боевой маг?
– В Вирм, один из крупнейших городов Лиги некромантов. Перепутали то ли со скелетом кита, то ли, что более вероятно, со скелетом мамонта. Как понимаете, именно в этот город и отправляемся…
Широкая поляна, поросшая папоротником да тёрном, за ней болото, не менее широкое, поверх настелена гать.
– Дальше не пойдём, – говорит Тансал, – остановимся здесь.
– Ты что-то почувствовал? – спрашивает Сандак раздражённо, – не самое лучшее место для лагеря.
– Да, – атаман делает колотушкой охранный знак, – они уже близко.
– Они? – Малыш тяжело дышит, подобно высунувшим языки пушистикам, – что ещё за «они», забери тебя саламандры!
Рагнар уже не сомневается: бою, их первому бою, быть. Боится ли он? Да, но не столько противника, пока что неведомого, сколько себя самого. Только теперь, в миг опасности, понял, что совершенно не знает себя, не знает, как крепко будет стоять за щитом, как быстро сможет убить. Смотрит на боевых товарищей, изучает лица – что чувствуют они? Джагатай рассеянно жуёт травинку, Озрик проверяет крепления бронекостюма, Ратна и Ибикус о чём-то переговариваются, взявшись за руки. Такие разные, такие непохожие, и в то же время одно целое. «Там, в Насте, нас сковали, – думает Рагнар, – сковали цепью более прочной, нежели те, которыми гуляй-посёлок соединяется в укрепление».
Похлопывая жезлом по ладони, Оберон продолжил:
– А теперь к сути. Мы, экипаж, до города Вирм будем добираться по воздуху, вы, господа щитоносцы, будете добираться по тракту вдоль реки Изумрудной. Господа некроманты согласны доставить нас до места в кратчайшие сроки, на одном из своих воздушных судов, однако в обмен на услугу.
– Услугу?.. – последовал из строя вопрос.
– Так точно, – кивнул Оберон, – эскорт передвижного поселения, сиречь гуляй-посёлка. Лично у меня никаких сомнений: справитесь.
Для Рагнара бой начинается со сдавленного крика Куки: девушка в нескольких шагах от него, а в нескольких шагах от неё – куст терновника. В первый миг Рагнар думает, что вокруг шеи Куки обвилась змея, но то не змея, как и терновник отнюдь не терновник. Существо и похоже на человека, и не похоже: кожа в серых, зелёных и коричневых пятнах, вместо правой руки усеянное костяными иглами щупальце, втягивает кровь, будто пиявка. Глаза твари разгораются двумя изумрудами, вокруг тела образуется серебристо-серая дымка, в глазах же Куки, невероятно расширившихся, ужас такой, что Рагнар не выдерживает, обливает холодом и девушку, и присосавшуюся к ней тварь. Кука буквально взрывается, разлетается кровавыми брызгами, существу же струя холода отрывает щупальце. Из обрубка хлещет чёрное, но тварь сразу же бросается на Рагнара, сбивает с ног, пробует присосаться. «Зомби, – думает Рагнар отстранённо, как будто не с ним это всё, – на нас напали какие-то необычные зомби...» Вопросы проносятся в голове со скоростью молнии, один за другим, один за другим. Как смогли подобраться так близко? Почему не почувствовали пушистики? Почему не почувствовали артефакты? Некроманты нас предали, переметнулись к врагу?
– Вставай! – ревёт Зубар, сбив зомби выстрелом в упор, – надо прикрыть, того-этого, пока телеги составят!..
Рагнар вскакивает, Рагнар разворачивает щит – все они разворачивают, заслоняют телеги, как заслоняли бы «мамонта». Вокруг ор, толчея, гибнет староста Торкель – зомби отрывает ему голову, гибнет Линхч – захлёбывается болотной жижей. Тансал же доказывает, что выбран атаманом не зря – он словно маг людской стихии; одним «заклятьем» отправляет женщин и детей на гать, после другого мужчины выстраивают телеги в линию, соединяют цепями. Зомби не в силах подойти к щитам с изображением полузакрытого глаза, глухо рычат, пятятся. Отходят и щитоносцы, только в другую сторону – не от обоза, а к нему.
– Помогите! – на поле боя появляется девочка лет шести, размахивает ручонками, все уцелевшие зомби поворачиваются к ней, как по команде.
«Уже не спасти, – думает Рагнар, – слишком далеко от нас, слишком близко от них...» Ибикус, однако, думает иначе – покидает строй.
– Не смей! – Ратна едва не бросается следом, но её удерживают.
Ибикуса не узнать: щит складывает на бегу, стремителен, как если бы наложили ускорение. Тот ли это Ибикус, который в своих ногах же путался? Девочка устремляется к нему, протягивает в надежде руки, а к ней протягиваются сразу три щупальца, и обвивают, и рвут на части. Ибикус врывается в толпу зомби, словно безумный, бьёт щитом и бьёт льдом.
– Зомби против зомби, – качает головой Джагатай, – ирония...
Спустя миг твари со щупальцами сбивают горе-щитоносца с ног, накрывают телами, и десяток Сандака становится неполным.
[Кристалл памяти]
Из беседы со старостой Торкелем о знаке некромантов, прямая запись.
– А тут всё просто, ядрёна каракатица, сон – оно ведь тоже смерть, пусть и маленькая. Вот и гляди: прикрытый наполовину глаз – полусон, как бы дрёма, а у некромантов означает полусмерть. То бишь посерединке они, аккурат между жизнью и смертью.
[3]
«Если судить по Вирму, – думал Рагнар, – города некромантов мало чем отличаются от них самих – такие же молчаливые и угрюмые». Сложенные из серого и чёрного камня дома соседствуют с различного рода магическими сооружениями – менгирами, пирамидами, башнями, похожими на торчащие из-под земли кости. Причём не просто соседствуют, а соединяются посредством всевозможных переходов, из-за чего сложно понять, где кончается одно и начинается другое. «Мамонту» отвели место в одном из ангаров воздушного порта, десяток расположился там же, в одной из зомби-казарм. Зомби встречались едва ли не чаще, чем живые люди, но привыкнуть к ним Рагнар до сих пор не мог. Во многом из-за бойни у гати, что так и сидела костяной иглой в памяти…
Ратна вырывается, отбрасывает щит, даже не мчится – летит к Ибикусу истинной гарпией. Зоркий же Озрик замечает две серых тени – плывут к месту схватки с не меньшей быстротой. Зомби их чувствуют, куча вмиг рассыпается, поднимается жуткий вой.
– Не могу, не могу это слушать… – стонет Малыш, – меня сейчас вывернет…
И правда, выворачивает, и не его одного. Тени тем временем преобразуются в две фигуры в чёрных плащах с широкими капюшонами, с посохами в руках. У Озрика получается разглядеть навершия – это миниатюрные черепа, да и посохи на самом деле не посохи, а кости вроде берцовой.
– Некроманты, – цедит сквозь зубы Сандак, – явились…
«И что имеем теперь? – думал Рагнар, провожая взглядом чёрные тела дирижаблей. – Казалось, нет ничего прочнее нашей цепи, а вот же, в двух местах разорвалась...» Лишившись Ибикуса, они лишились и Ратны. Об увольнении попросила по веской причине – беременность, господин боевой маг не упустил случая разобрать момент в узком кругу десятка. Уж, конечно, ему бы не составило труда плод вытравить, заглушку – восстановить, но предпочёл избавиться от дефектной, как он выразился, детали.
Некроманты выкрикивают заклинания, с костяных посохов срываются зелёные лучи, зомби плавятся, расползаются на глазах. Всё это наводит на мысли – чёрные, как плащи эфирных магов. «Скорее всего, зомби сбежали из какого-нибудь загона, а некроманты за ними гнались, – думает Рагнар, – но что, если нападение было подстроено? Скажем, возникла потребность испытать новый вид нежити, и вот, испытали. Способ, конечно, странный, но есть ли у некромантов другие?»
– Не прикасайтесь к нему, – Ратна на коленях, пытается закрыть собой изломанное тело Ибикуса, – не прикасайтесь!..
То ли некромантам это кричит, то ли подошедшим сослуживцам. Она как стена между ними, лишь из-за неё, кажется, щитоносцы и не бросаются на эфирных магов. Некроманты поднимают капюшоны, открывают бледные лица. Похожи, как братья, а может, братья и есть; одного отличают густые сросшиеся брови, другого – искусственный правый глаз, выточенный из изумруда.
– Астур, – представляется первый.
– Хакан, – представляется второй.
– Произошло недоразумение, – говорит первый. Как в лице его ни кровинки, так и в голосе ни капли эмоций.
– Нам очень жаль, – добавляет второй. Стоит ли говорить, что голос его точно такой же?
Дальнейший путь до Вирма прошёл без малейшего происшествия, как если бы Хакан и Астур накрыли гуляй-посёлок защитным магическим куполом. Посельчане относились к эфирным волшебникам с благоговением, у щитоносцев отношение было, мягко говоря, иным. Никто тогда и предположить не мог, что это – новые члены десятка.
Оберон подобен грозовой туче, с жезла, того и гляди, брызнут молнии.
– Буду краток, господа щитоносцы, из всех мыслимых и немыслимых сроков мы выбились. Десяток нуждается в пополнении, но ждать его было бы равносильно дезертирству. Категорическая ситуация требует категорического же решения, и оно принято: на правах срочных рекрутов в состав нашей боевой единицы войдут господа некроманты Хакан и Астур, прошу любить и жаловать.
– Серьёзно?.. – вырывается у Кая, и за это его слово десяток до вечера занимается закалкой дисциплины. Серьёзно, конечно, серьёзно, иначе у господина боевого мага и не бывает…
Почему Оберон удовлетворил просьбу Ратны об увольнении, догадаться было легко, стоило лишь заглянуть ей в глаза – пустые после смерти Ибикуса, холодные. По пути до Вирма она мало чем отличалась от зомби – молчаливая, ко всему безучастная, взгляд в одну точку. Расшевелить, конечно же, пробовали, как не пробовать, да только напрасно всё. Рагнару же при виде Ратны вспоминалась Кука, её глаза, прежде чем разорвал холод.
– Прости, – сказал он былой сослуживице, когда Тансал забирал к себе, в гуляй-посёлок.
Прощения просил как бы за двоих сразу: и у самой Ратны, и у Куки, та же за двоих промолчала.
[Кристалл памяти]
Воздушный транспорт в Маналите под строгим запретом – так пожелали драконы. В Лиге почти то же самое, за одним исключением – разрешены дирижабли. Уже давно не секрет, что изготавливают их некроманты из тел ржавых драконов, то есть смертельно больных, снимают после гибели чешую. Потому отношение у меня к дирижаблям двойственное: красиво, очень красиво, но как быть с тем, что красота эта – мёртвая?