Закатный океан, остров Ноос
[1]
Регана у подъёмника системы сообщения, ждёт Самшита, что должен появиться с минуты на минуту, но смотрит в другую сторону – на яйцо неуничтожимой капсулы. С плеча волшебницы слетает Волчица, застывает на миг в воздухе, и когда створы подъёмника расходятся, устремляется к некроманту.
– Ай, красавица, и я рад тебя видеть! – подставляет тот деревянную ладонь. – Садись-ка вот сюда, цепляйся ножками…
Систему сообщения между станциями Аристарх перестроил полностью, ушло у него на это без малого пять лет. По механической линии ходил похожий на бобовый стручок транспорт, от Гнезда-2 до Гнезда-3 добирался за три часа, путь от Гнезда-3 до Гнезда-2 занимал на час больше. В чём причина, так и не смогли установить, хотя решали загадку и вместе, и каждый по отдельности. Располагалась система сообщения в самом низу, под рабочими ярусами, для доставки наверх, как и для спуска вниз, служили подъёмники со склеенными из хитиновых пластин кабинами. Гнездо-3 было связано с шахтой через стену алхимической лаборатории, створы подъёмника открывались в зазор между шкафом перегонного куба и шкафом с химической посудой.
Регана кивает в знак приветствия, Самшит тоже ограничивается кивком, взглядом прикипает к неуничтожимой капсуле.
– Брат алхимик работает? – спрашивает.
– Всю ночь, – говорит Регана озабоченно, – затянулось дело.
– Ничего, справится, – отзывается некромант, – он у нас крепкий, истинный маналит.
– Как насчёт нашей старой доброй традиции? – предлагает Регана.
– Так я за этим и приехал! – следует незамедлительный ответ.
С победой над саламандрами Союз лишился главного своего врага, и словно вытащили стержень: крошкой посыпался раствор, скреплявший три мощных глыбы, три северных державы, да и сами глыбы не казались теперь такими уж несокрушимыми. Маналит из держав был наибольшей, больше всех и сотрясало: мятежи на севере, пираты на юге, а посередине переставшая принимать участие в делах Союза Лига, подобная зомби, безучастно наблюдающему своё гниение. Что и говорить, меры требовались решительные, но Каллимаху не под силу оказалось их принять, слишком уж мягким и уступчивым был этот манарх. Их принял Линкит, первый мехмаршал Маналита – устроил военный переворот.
Убраны с лабораторного стола колбы и реторты, диск на столешнице, началась игра. Ухмылка Самшита говорит, что узор у него складывается хороший, у Реганы наоборот, комбинации выходят сплошь простые, в одно-два пересечения. Потому что не в игре мыслями, а в Северном Маналите, о манархе Линките думает и Алинде, его дочери, единственном отпрыске. С этих двоих узор на неё саму перекидывается, тянет в прошлое…
Нельзя было сказать, что с отцом Регана виделась чаще, чем с матерью – выходило примерно одинаково – но отца любила больше, много больше. Астральный композитор Зельда Лучистая держала дистанцию со всеми, даже с близкими, пересекать черту, за которой начиналось её личное пространство, не позволялось никому. Флотоводец Марк, прозванный Буревестником, в отношениях с близкими вёл себя иначе, открывался полностью, как если бы снимал доспех не только с тела, но и с души.
– Готовьтесь, юнга, – говорил он своим зычным голосом, – завтра спускаем корабли на воду!
И Регана хлопала в ладоши, и обнимала, и прижималась крепко.
– Отставить нежности, – гремел отец, но обнимал в ответ, ерошил волосы, – полная боевая форма!
– Есть отставить нежности! – отскочив, она вытягивалась в струнку, – есть полная боевая!
Пускать механические кораблики при встрече было их традицией, устраивали в водах гавани настоящие баталии: вёрткие «ласточки» против стремительных катамаранов, тяжёлые и важные «киты» против подводных «скатов», и так далее, и так далее. Отец учил её приёмам рукопашного боя, приёмам простой магической защиты, благодаря ему могла собрать и разобрать как малый скорострел, так и механического голема. Занятия, типичные для девочек, казались Регане скучными и унылыми, играть предпочитала с мальчиками, да с теми, что побойчей.
– Ай, грозная, «скатов» привела, из-под воды ударила! – сжав и разжав деревянные пальцы, Самшит передвигает кристалл. – А мы их так вот, кислотой зальём!
– Проклятье!.. – морщится Регана, – не идёт игра…
Из-за схожести, местами поразительной, изучать узоры нового манарха и его дочери было тяжело, но Регана справилась, сложились свет Астрала и свет Ментала в следующее. В детстве Алинда отца любила так же крепко, как и Регана своего, но чем дальше, тем больше они отдалялись, и теперь, в свои двадцать один, Алинда Линкита скорее ненавидела. Да-да, наилучшие враги получаются именно из родственников... Притом, что во многом дочь была подобием отца, продолжением его узора. Во-первых, они очень походили внешне, походили до такой степени, что за сына Алинду было принять легче, чем за дочь – сложение у девушки крепкое, а лицо суровое, с грубыми чертами. Во-вторых, от Линкита, архимага предметной магии, дар перешёл и к дочери, и в дочери обещал разгореться ещё ярче. В качестве же главного из отличий выступала извилина, на которую Линкит был насажен, а Алинда – нет.
– Так, так и так, – Самшит открывает узор, завершает игру полной своей победой.
– В пух и прах, – качает головой Регана, – в пух и прах…
– Ещё партию? – спрашивает некромант с хитрым прищуром.
– Нет, хватит, – Регана потирает запястья, смотрит в сторону неуничтожимой капсулы. – Чувствую, он уже скоро…
Линкит быстро понял, что необходимо новое завоевание, новый враг – в этом, скорее всего, обошлось и без помощи извилины. А вот в выборе врага, очевидно, без извилины не обошлось, поскольку пал он на драконов. Из тюрем выпускали драконьеров, секты драконоборцев из преследуемых стали преследователями, контрапунктом звучало обещание Плеяды поддержать, оглашённое Дарлином из Дома Дайсанидов:
– Уже одних убытков, которые терпит мировая торговля из-за запрета на полёты, навязанного драконами тысячелетие назад, достаточно, чтобы протянуть Маналиту руку помощи. Мы, магнаты, не скрываем, мы говорим открыто: рука помощи будет протянута и это будет щедрая рука!
Одной из самых громких жертв новых веяний стал Симеон, третий мехмаршал Маналита. Сторонник курса на сближение с драконами, он не пожелал менять воззрения, когда курс изменился на противоположный, был низложен, предстал перед судом на публичном процессе, где признали изменником, агентом драконов, приговорили к высшей мере наказания. Однако, казнь не состоялась – Алинда помогла бежать. Помогла потому, что между ними любовь, и любовь настоящая. Теперь Симеон во главе несогласных с политикой Линкита, острие восстания, Алинда взята под стражу, судьба её висит на волоске…
– Выходит, – Регана вскакивает из-за стола, – наконец-то!
Щелчок, ещё щелчок, расходятся пластины неуничтожимой капсулы, за край проёма хватается рука в перчатке.
– Сейчас узнаем, есть ли ещё такое государство, как Маналит, – говорит некромант тихо, – не ушла ли под воду северная часть Беллкора…
Драконы не собирались ждать, драконы намеревались ударить первыми, не щадя из людей никого. Аристарх говорил с ними, используя капсулу как своеобразный длинноговоритель, спорил, бился в маналитную стену их аргументов – изо дня в день, изо дня в день, пока по стене не пошли трещины. Доводы любого другого человека драконы не восприняли бы, с доводами Маски считались, пытались опровергнуть, потому что человеком он не был. Как не был и драконом. Где-то между.
Аристарх пошатывается, Регана с Самшитом быстро подходят, поддерживают за руки, спрашивают в один голос:
– Как?..
– Скольких же сил мне это стоило, Страфедон, скольких сил, но убедил!.. – отзывается Маска. – Они с нами, будут действовать по нашему слову, без слова – никаких действий. Твой ход, Драконорождённая, бери столько драконов, сколько необходимо, сожги войну в зародыше.
– Ай, молодец! – хлопает его по плечу некромант, – ай, герой!
– Герой, – соглашается Регана, – клянусь непреложностью маналита…
Теперь дело за ней, за Гарпией: нужно распутать узел из трёх узоров – Линкита, Алинды и Симеона – переплести по-иному, чтобы манархом стал Симеон, архимагом алхимии стала Алинда, а Линкита просто не стало. Справится ли, достанет ли сил? Когда в союзниках драконы, вопрос риторический.
[2]
В каком бы месте эфирная лаборатория не находилась, пусть на зелёной лужайке и развёрнута в ясный летний день, её всё равно будут сопровождать три неотъемлемых атрибута: пониженная по сравнению с окружающим пространством температура, тишина, затхлость. Эфирная лаборатория Реганы не исключение: казалось бы, ярус один и тот же, но вот сделан шаг, и зябко ёжишься, и звуки тише, и воздух будто бы протух. Она останавливается у цилиндра с прозрачными стенками, заполнен тот раствором мёртвой воды, в самой середине медленно вращается осколок ноонита. Вернее ментального нефрита, или же мефрита, как назвал новую форму, полученную путём эфирного воздействия, Самшит. На взгляд Реганы, с малахитом сходства больше, но тут уж первенство за некромантом, поскольку детище полностью его. Сейчас Самшит в капсуле, мефритовая пирамидка установлена в гнездо, венчающее свод...
С некоторых пор Лига некромантов стала похожа на болото с чёрной стоячей водой, погружена в болезненную дрёму, отравлена медленным ядом. В соседнем Маналите, к примеру, едва не разразилась война, способная поглотить не только Беллкор, но и мир в целом, здесь внимания обратили чуть, лишь пробежала по чёрному лёгкая рябь. Китам Лига, скованная полусном-трансом, выгодна только отчасти, и дело, конечно, не в них, а в старейшем из старейших некромантов, Лазариусе. Когда-то главный книжник На-Крулла, теперь старший мастер, архимаг эфирного волшебства, но называют его не иначе как архиличем. И то сказать, пять с небольшим сотен лет – не шутка, подобного ещё не удавалось никому. Регане Лазариус представляется антиподом Самшита: узор одного размыт и тускл, линии смешаны, узор другого ясен и чёток, подобен кольцам на срезе дерева. Самшит с возрастом становится только крепче, ум острый, в глазах огонёк, Лазариус же словно из студня вылеплен, грузен и вял, глаза полуприкрыты веками с большими складками, брыли и многочисленные подбородки подрагивают. На эфирном плане Самшит – шестирукий гигант, Лазариус когда-то был пауком, но теперь от паука лишь разросшееся до невероятных размеров брюхо, распахнутая утроба, жадно сосущая серый туман. Сражаться Регане против такого врага легко, для неё он – олицетворение Диссонанса, олицетворение мира, не желающего изменяться.
С жилого яруса спускается Маска, сначала к нему подлетает Волчица, делает пируэт, затем подходит Регана, бабочка занимает место на плече у хозяйки. Сосредоточенные, алхимик и витамаг смотрят на яйцо капсулы, с минуту молчат.
– Мало теперь одной капсулы, – говорит Аристарх, – нужно и на нашей станции модуль ставить.
– Не модуль, а два, – отзывается Регана, – работы теперь хватит всем.
– Твоя правда, Драконорождённая, твоя правда! – соглашается Маска. – За тобой тогда перенос, за мной – монтаж, схема привычная.
– Да, начать можно будет уже сегодня, – кивает Регана, – только брата некроманта дождёмся. Судя по тому, какой от капсулы холод, он уже скоро…
С некоторых пор Лазариусу стала недоступна форма чадо-лича – физическое тело почти сразу начинало распадаться. Взрослая и полумеханическая формы тоже не подошли – слишком короткий срок службы, слишком высокий риск. Пришлось изобретать своё, индивидуальное, каковой и стала форма архилича. Специфика заклинания – тайна за семью печатями, но в Ментале все тайны как на ладони, стоит задать вопрос и из света ткётся ответ. Они узнали тонкости, узнали периодичность, с какой Лазариус менял тела, дождались процедуры, и вот Самшит в капсуле, с ним мефрит – средство, без которого огромное эфирное тело архилича не разрушить. В идеале выглядеть должно, как несчастный случай, сбой личеобразования, но тут уж как получится, не до мелочей, лишь бы устранить старшего мастера, убрать с доски эту фигуру...
В то же время убрать фигуру Лазариуса было лишь половиной дела, вторая половина – выбрать того, кто займёт его место. Как это понятно, всех ненадёжных и для себя опасных архилич устранил – нечего баламутить чёрные воды болота. Главным нарушителям был уготован сон вечный, смерть, остальные спали по саркофагам, из них Самшит с Реганой и выбирали.
– Ай, ну что ты будешь делать! – сетует некромант. – Если мне нравится эфирный отпечаток, тебе не нравится узор, если узор тебя устраивает, меня не устраивает отпечаток…
– И не говори, – в Эфире Регана являет собой нечто среднее между гарпией и человеком, в зависимости от обстоятельств, может стать как полностью человеком, так и полностью гарпией, – замкнутый круг.
– Ну-ка, ну-ка… – шесть рук Самшита разворачивают галерею образов, – что насчёт этого скажешь?
Перед Реганой человек тощий, с лицом узким и вытянутым, с привычкой теребить мочку уха. Волшебница смотрит на узор – подходит, вполне подходит, лишь после этого интересуется именем – Триптофан.
– А знаешь, он мне нравится, – говорит, закончив с галереей основной, принимаясь за галереи перекрёстные. – Возможно, слишком нервный для некроманта, слишком неуравновешенный, зато какой простор для роста!
– Стружки будет много, ай, много, если тесать под лидера, – цокает языком Самшит, – но из этой заготовки фигурку старшего мастера хотя бы можно вырезать…
– Консенсус?
– Консенсус, милая, консенсус, и никак иначе!
Щелчок, ещё щелчок, разошлись пластины неуничтожимой капсулы, за край проёма ухватилась деревянная ладонь.
– Выходит, – гремит Аристарх, – встречаем!
– Да, я уже в Эфире, – отзывается Регана, – осматриваю тело двойника.
Самшит пошатывается, готов упасть, но упасть не дают – подхватывают сразу на двух планах, спрашивают в один голос:
– Как?..
– Сделано, – он устало улыбается, морщинки расходятся лучиками, – смерть наконец-то вспомнила о некроманте Лазариусе. Твой ход, крылатая, твой ход: бери в коготки саркофаг Триптофана, извлекай, неси на костяной трон старшего мастера…
[3]
Малый ледяной дворец Стелла сменила на больший – третий год как хладовладица, правительница Северной Ленты. Сегодня одна из тех ночей, когда она проходит скрытым коридором, спускается на простом, без инкрустаций, подъёмнике в убежище, занимает место в неуничтожимой капсуле. С виду капсула обычная, однако верх в ней срезан, заменён волшебным льдом. Как только Стелла готова, чары, вмороженные в лёд, начинают действовать, связывают одно убежище с другим.
– Подумай о реке Горячей, – слова складываются из свиста и воя вьюги, – затем представь третью аллею хладовладов.
Она представляет, думает, и вьюга прекращается, звучит низкий женский голос:
– Достаточно. Доброй ночи, Стелла.
– Доброй, – отзывается она, – начать с отчёта?
– Нет, начну сегодня я, – следует ответ, – с новости, которая тебя должна порадовать.
– Вся во внимании.
– Дело решённое, но озвучат только на днях: теперь у нас не два, а четыре места во Внутреннем круге.
– И правда, новость превосходная, – отзывается Стелла с жаром, с искрами в голосе, – радует.
– Приглядывать за новичками и будет теперь твоей первостепенной задачей, объединишь и возглавишь.
– Я тоже могу приглядеть, – третий участник вклинивается в разговор без предупреждения, вещь для него привычная.
– И тебе доброй ночи, Сарагон, – в низком женском голосе проскальзывает недовольство. – С тобой ещё обсудим этот вопрос, в мельчайших подробностях разберём, но если вкратце, то ничего подобного – никаких активных действий, пока контролёры в ложе на птичьих правах.
Что есть контролёры? Такое имя дали ментатам, способным контролировать дар, другими словами, ментальным магам. Впрочем, обозначение двусмысленное: контролировать разум другого человека они способны с не меньшей лёгкостью, чем свой. К счастью для контролёров, знают о том лишь люди посвящённые, иначе бы не избежать войны на истребление.
– Хорошо, хорошо, – примирительно говорит глава светочей, – моё дело предложить.
– Время пришло, – заключает обладательница низкого грудного голоса, – время перемен, время столкновения в лоб. Раньше у противников наших были лишь подозрения, что появился соперник, теперь знают точно, действовать будут решительно. Вопрос ставится просто: либо мы, либо они. Иные варианты для наших противников невозможны в принципе, значит, невозможны и для нас. Потому действуем, друзья, действуем с не меньшей решимостью!