Сначала прочесали окрестные леса. Местные строили из себя дурачков, мол, ничего не знаем, ничего не видим. Парочку особенно непонятливых Рулав приказал вздёрнуть на ближайшем дереве. Красиво всё же – сосны, медно-красные стволы и импровизированные качельки. Пообещал вернуться и обновить, если снимут. Пусть пока… нюхают.
Наведались и в Ярилово. Местный хозяин – старый, рассыпающийся на части козёл – ползал на коленях, уверял, что ни при чём. Однако вот дела – поселян заметно поубавилось. В леса, значит, подались. Таких надо зимой ловить, когда их мороз к жилью сгоняет. Летом же в лесах прячутся до последнего, ищи иголку в стоге сена. Всё из-за того, чтобы был слишком мягок с этими.
И ведь сняли-то! Висельников-то. Утром как чувствовал, отправил одного молодого проверить. Приполз к обеду – весь в крови, за живот держится. Подстрелили. Стрелу сломал, а наконечник там остался. Живот дело такое – может, выживет, но скорее нет, ничего не поделаешь. Вторые сутки лежит, кричит, спать не даёт.
Теперь уже наведались всем отрядом. Человек десять оставили охранять крепость, остальные в полном вооружении сходили на ладьях. И снова никого. Дома – полуземлянки – брошенные, вещи вынесены, один мусор остался. Рваные тряпки, помои, дерьмо. И тишина, вымерла округа. Мстить некому. На обратном пути завернули в Ярилово, зря что ли собирались? Рулав оттаскал старого козла за бороду, повозил в грязи. Срубили им идола.
– Помилуй, батюшка! – плакались старухи. Батюшка! Это, значит, что он трахал их матерей.
– Бога нет! – улыбнулся Рулав и завалил идола. Длинное такое бревно с резьбой. Идол умирать не хотел, боролся до последнего. Топоры с трудом вгрызались в каменную от времени древесину. Но он всё равно упал. Все, в конце концов, падают, даже боги. А впрочем, хорош бог, когда вся голова седая от птичьего помёта.
– Последнее предупреждение, – бросил напоследок. – Вы или с нами, или с ними. Никакой середины.
Подействовало. В следующий раз ворота не открыли, встретили стрелами. Только и охранников число увеличилось, да всё новые, незнакомые лица. Мятежники. Комары.
За всё отдувалась Хромая. Разбил ей голову, отхлестал. А она полежала чуток, в себя приходя, и вдруг расхохоталась. Смеялась, как безумная, размазывая кровь и слёзы. И Рулав вдруг попятился, оставил её на полу. Сумасшедшая…
– Труллей в загон. Рыпнутся – сразу всех, подчистую, – распорядился на ходу. Мысли теснились, путались. Он привык драться лицом к лицу. Свои – чужие, никаких хитростей. Враг уклонялся от битвы.
– Поняли? – повернулся к рабам. – Один за всех и все отвечают за одного. Такая вам теперь порука.
Люди хоть пришли в чувство, за зиму обленились, обросли жирком. Ничего, в науку пойдёт. Как комаров разгонят, так можно и о большем подумать. О конунге. Старик на этом свете явно зажился.
Новая вылазка. На этот раз решили никого не щадить. Мёртвые не кусаются, выжженное село не родит мстителя. Хотели войны, получайте! Посёлки встречали пустыми, брошенными домами. На всякий случай, Рулав распорядился жечь. Больше не одурачат. А там продержаться до зимы, дальше легче. Мороз подобных комаров выведет почище меча.
Отдыхая, лежали в тени рощи. Тепло, хоть холодком нет, нет, да и тянет. Весна дело такое. Сегодня всё в цветах, а завтра снег с дождём. Пропахли пепелищами, не отмыться. Болтали. Рулав сопел, ковырял носком сапога землю, сжимал кулаки. Злился, что зря время теряет.
–…Это всё гадалка одна, ну, ведьма то есть. Пошёл я, значит, к ней, перед первым походом. Зрачки у ведьмы как тарелки, руки трясутся. Воняет ссаниной. И говорит – ярл! Представь, ярл! Это она мне. Видит во мне ярла. Будет, короче, у меня долгая жизнь, победы, счастливая любовь. И семеро сыновей. Один из них встанет во главе войска конунга. А умру я сразу же после того, как это увижу.
Рулав посмотрел на рассказчика. Воин неплохой, но чтобы стал ярлом, сомнительно. Ни связей, ни заслуг. Ему уже давно казалось, что предсказания годились только для отчаявшихся женщин. Чтобы ублажали себя надеждами на мужа, сына, урожай…
– У меня есть счастливая руна, – начал другой. – Ношу её на цепочке. Мне её сам нойд зачаровал. Нойд, колдун, значит, только из чужаков. Сказал, что пока буду носить, железо меня не коснётся…
– Тебя же подстрелили в Германии! Сам видел! – не выдержал Рулав. – Выл всю дорогу, что руку пробили.
– Руку же, не голову. Да и так – чуть оцарапало, больше испугался. Нет, без амулета точно бы убило.