Цивилизацию рэнитов описал Евгений Гуляковский в книге «Сезон туманов»
Институт гражданской космонавтики занимал здание в девяти километрах от исторического центра города-героя Санкт-Петербурга по адресу Лахтинский проспект, 2. Пятиэтажная постройка надёжно укрывала от городской суеты внутренний двор и административные постройки, за которыми скрывалась небольшая набережная со сквером и фонтаном. Здесь, любуясь роскошным видом на Невскую губу, отдыхали от трудов и забот преподаватели, устраивали шумные празднества студенты, иногда проходили занятия на открытом воздухе. Учебный корпус с пристройками представлял собой архитектурный ансамбль, соответствующий стилю Северной Пальмиры: большое крыльцо парадного входа, башенки, фасад, украшенный лепниной, даже шпиль – как без него?
20 августа 2153 года от Рождества Христова к парадному входу Института буднично, даже незаслуженно обыденно подошёл некий молодой человек. До начала учебного года оставалось ещё немного времени, поэтому на крыльце, помпезном и монументальном, как это положено в Питере не было ни души - студенты использовали последние дни каникул на всю катушку, только влюблённая парочка, притулившаяся на широких перилах, да мужчина возле одинокой «Лады» на парковке проводили молодого человека заинтересованными взглядами.
Зрелище, надо признать, было занятное, ибо одежда парня никак не соответствовала атмосфере культурной столицы России: цветастая рубашка с длинным рукавом – с Балтики тянуло холодом – кричащей расцветки штаны, перетянутые ремнём поддельной крокодиловой кожи и штиблеты, словно клякса на асфальте. Словом, оделся молодой человек будто представитель расплодившихся в последнее время субкультур, достойных разве что сожаления, и видеть такой наряд возле строгих форм учебного заведения, вожделенного всеми мальчишками Северо-Запада России, было, по меньшей мере, странно.
Молодой человек носил простое русское имя Иван, по отчеству прозывался Владимировичем и фамилию носил столь же нехитрую – Прошин. Обучался Иван Прошин в аспирантуре Института уже два года без малого, лет ему было двадцать девять и, если кому вдруг интересно, был он не женат притом, что весьма недурён собой.
...Внутреннее убранство Института представляло типичную для казённого заведения картину: бесконечные коридоры с дверями аудиторий, стены, выкрашенные до половины в зелёный или синий цвет; лестницы и межэтажные площадки серого бетона с ограждением из вечного пластика того же серого цвета; помаргивающие плафоны на потолке; доски объявлений с безусловно важной для каждого студиозуса информацией... Дом, милый дом.
Молодой человек прошёл через всё Северное крыло, спустился в подземный переход – столь же типичный для любого мало-мальски серьёзного вуза, - и, оказавшись в Южном крыле Института, где располагались кабинеты административных работников и спортзал с мастерскими, поднялся на второй этаж, чтобы оказаться возле монументального вида двери. Повыше и правее от дверной коробки на стене имелась табличка с надписью «Приёмная». Здесь, ответив вымученной улыбкой на недовольные восклицание двух девиц, ближе всех подобравшихся к заветной цели, Прошин прошёл в просторный светлый кабинет, который занимал секретарь ректора института. Ректор вёл приём, быстро закончившийся, как только молодой человек приоткрыл дверь и покивал начальству.
Окончание приёма ознаменовал выход крепкого паренька, чем-то похожего на представленного нашему вниманию молодого человека, но одетого в вечные джинсы, свитер и кроссовки, никак и ничем внимания не привлекавшие. Зажав подмышкой прозрачную папку с бумагами, паренёк бросил хмурый взгляд на следующего посетителя – видимо, беседа шла о вещах весьма малоприятных, и вышел вон, провожаемый взглядами секретаря – статной дамы средних лет – и молодого человека, чей взгляд содержал немалую толику сочувствия.
- ...Здравствуй, Ваня, - ректор Института гражданской космонавтики Олег Владимирович Мухин был коренаст, широкоплеч и стрижен под ноль, по обычаю всех косменов.
Было ему немного за пятьдесят, но выглядел Олег Владимирович моложе: исходило от него ощущение силы, уверенности в себе, глаза из-под мощных бровей смотрели внимательно, цепко вцепляясь в собеседника и полагающийся по случаю гражданский костюм сидел на нём как военная форма.
Заседал ректор за столом в глубине кабинета, обстановка коего разочаровывала спартанской простотой. Стол буквой «Т», стулья – всё из натурального дерева, Институт держал марку, - компьютер на столе, шкафы с книгами вдоль стен, занавески на окнах и портрет Циолковского за спиной у хозяина. Вообще-то, полагался портрет Президента, но Олег Владимирович Мухин, ректор Института гражданской космонавтики, академик и почётный член двух земных и одной внеземной академий имел право на некоторую вольность в данном вопросе. Учитывая богатую биографию Олега Владимировича, можно ожидать расставленных по полкам сувениров с других миров, но не было и этого: несколько картин с пейзажами висели на стенах меж больших, забранных шторами окон.
Молодой человек прошёл через весь кабинет и, со словами:
- Здравствуйте, Олег Владимирович, - пожал руку хозяину кабинета.
- Присаживайся, пожалуйста, - сам Олег Владимирович некоторое время, словно собираясь с мыслями, перебирал бумаги, лежавшие перед ним.
Наконец, отодвинув бумаги в сторону, ректор поднял тяжёлый взгляд на посетителя.
- Ты у нас только с Марса, так?
- Да, Олег Владимирович, с Марса.
Прошин сидел спиной к окну справа от ректора, и его поза выдавала некоторое напряжение, словно нерадивый подчинённый готовился к разносу от начальства, хотя начало беседы ничего подобного не предвещало.
- Ну, и как впечатления?
- Хорошие впечатления, Олег Владимирович, - после недолгой паузы ответил Прошин, - в докладе изложены.
По чести сказать, Иван Владимирович на целый день запоздал с докладом и отчётом для бухгалтерии, что вкупе с прежними грешками подобного рода и стало причиной его неудобственного самочувствия на приёме у человека, ставшего кумиром всех, кто, так или иначе, связал жизнь с космосом. Вызвали это опоздание причины вроде бы независящие от самого Ивана, но оправдания типа «машина сломалась» и «дорогу дождём размыло» никак не подходили человеку серьёзному, о чём Мухин вполне мог заявить в своей манере: вежливо, отстранённо, холодно, словно спрашивая с нерадивого ученика урок...
- Да, да, - кивнул ректор.
К счастью для нерадивого посетителя, Олег Владимирович не стал испытывать силу своего взгляда, сосредоточившись на клавиатуре компьютера.
- Вчера, буквально сразу после твоего доклада, - Прошин принялся усиленно кивать, собираясь, видимо, что-то сказать в своё оправдание.
Ректору его оправдания не потребовались:
- Разница в минуты, как ни странно... Так вот, после твоего доклада на мою почту поступило письмо от профессора Джангуляна, - Олег Владимирович развернул монитор в сторону Прошина. – Профессор мой старый знакомый, работает он в Смитсоновском институте на планете Холт – знаешь о ней что-нибудь?..
Прошин неопределенно пошевелил пальцами правой руки, лежащей на столе – именно о Холте он не знал почти ничего – хотя должен был! - но этот щекотливый момент Мухин оставил без внимания.
- Геворг Арамович – историк, большой специалист по цивилизации Рэн, - продолжал Олег Владимирович, - в письме, как ты можешь видеть, он просит прислать сотрудника института для участия в экспедиции... как там, - Туманные горы?.. Да, для участия в экспедиции в приполярные районы планеты с целью проведения археологических изысканий. Надо чтобы ты был там, Ваня.
Под тяжёлым взглядом Прошин заёрзал в кресле и, сокрушённо покрутив головой, сказал:
- Олег Владимирович, да я же только с Марса! – в голосе зазвучали возмущённые нотки: - Что, во всём Институте никого не найти для такой командировки? На всей планете?!
В его словах был резон: в штате Института числились и более опытные, и более грамотные работники, да и отделения в Самаре и Челябинске имели свои аспирантуры. Кроме того, командировка на Марс выхватила девять месяцев из жизни Ивана Прошина: месяц он просидел в разного рода карантинах, месяц ушёл на дорогу и полгода Иван выполнял различные задания Института непосредственно, как это говорится, на грунте. Межзвёздное путешествие, предложенное ректором, грозило затянуться на пять лет, причём сами археологические изыскания занимали в лучшем случае год.
- Тут, видишь ли, Ваня, ситуация сложилась... – покачал головой Мухин. – Просьба в некотором роде личная, адресовано письмо, как ты видишь, лично мне. Переадресовать в филиалы его можно... но будет это не по-мужски как-то... А тебя я прошу оформить эту командировку только потому, что ты у нас один из всех остался свободный. Все аспиранты наверху – сезон...
Он развёл руками и уставился на Прошина.
- Парфентий есть, – недовольно пробормотал Иван. – Олег Владимирович, но я из графика выбиваюсь – на мне долгов висит... немеряно.
- В долгах ты, братец, не из-за командировок, а из-за собственного разгильдяйства, - усмехнулся в ответ Олег Владимирович, - и потом, долги твои - вопрос решаемый. А Парфёнов не может – у него сын вчера родился.
- Я кандидатскую провалю... – сделал ещё одну попытку Прошин.
- Думаю, отчёт о твоей командировке можно засчитать за проект диссертации.
- Вот так запросто, – усомнился Иван.
- Ну, это должен быть хороший отчёт, - Мухин улыбнулся – словно солнечный зайчик заиграл на каменном лице человека-легенды.