[Нигвен]

Вот четвертая глава. Markfor, уверен, что есть отрывки, где надо бы урезать и никогда не показывать людям (ибо написаны на коржике), но я не знаю на сколько далеко можно пойти с подобными фразами на форуме.

Скрытый текст - Глава 4:

Глава 4.

Дверь подъезда со скрипом отварилась, я прижал букет цветов к груди. Нужна ли встреча с Людой? Семь месяцев прожил без нее – мир не перевернулся. Вода из берегов не вышла, не попадали с небес лягушки. Как пацаненок мандражирую перед первой встречей с девушкой! Из подъезда докатился рокот тяжелой музыки, в глаза кинулись похабные словечки, наскребанные на стенах. Хорошо, что мочой не воняет.
Еще есть шанс вернуться домой, расслабиться на диванчике перед компом. Нужны тебе заботы? Придется тратиться на подарки, на еду. Идея покупки машины растворится в небытие… Скупердяй! Считаешь жабьи шкурки? Скоро в туалете будешь подтираться ими… Не ответил! Идти на чай? Бежать!
Под ногами хрустнул «бычок» из-под дешевых сигарет, хотел рукой схватиться за перила, но передумал – вдруг наплевали? Мне на четвертый этаж, в квартиру под номером двадцать… Э-э-э. Не помню.
Разберемся.
– Ау, ау, ау! Я тебя все равно найду-у-у, - пропел куплет из старой попсовой песни. – Эге-гей, эге-гей.
Доковылял до четвертого этажа, по лицу текут крупные капельки пота. Этажом выше громыхает музыка, матерятся мужики. Не хотел бы с ними встретиться. Повезло. Шагнул, тело качнуло, словно молодое деревце под сильным напором ветра. Что-то плохо чувствую себя. Не дай бог заболею. Игорь Виссарионович вышвырнет с работы. И куда пойду? Ни одна фирма не возьмет программиста с опытом в три года.
Людмила, позвони. Людмила, позвони, как угадаю какая из четырех квартир твоя? Попробую напрячь мозги. Первый раз был на этом этаже полтора года назад. Полтора года… Вроде, в двух квартирах справа живут молодая семья и «синяк». Слева – Людмила и мужик с мамашкой. Значитца, налево. Помню «синяк» ко мне лез за деньгами (когда после Людки ведро помойное выносил). Руки распускал. И что ты сделал? Ведрище на голову ему одел. Удрал, козел, в свою конуру. У него на двери пятно красное (черт знает от чего. То ли кровь, то ли – краска или другая хрень). Ага, вижу.
Пальцем надавил на черную кнопку звонка, я сглотнул вязкую слюну.
– Да, да, - крикнул из квартиры женский голос… старушки?!
– Не ори, коза старая, - перебил мои мысли (по поводу своей нерасторопности) мужской бас.
Дверь распахнулась. На пороге появился мужчина лет сорока в синих семейниках и грязной майке.
– Входи, не заперто.
– Простите, я ошибся, - я почесал рукой ухо. Невезучий день сегодня. Как и вчерашний, позавчерашний, поза-позавчерашний и так далее.
– Э-э-э, пацанчик, погоди. – Мужик харкнул на пол, я до хруста сжал пальцы в кулак.
– Мразь, - прошептал я.
– Пацанчик, ты че бормочешь? Ха-ха, - он растянул рот до ушей. – Хотя, вон цветы. К бабе! Скажу те страшную ТАЙНУ. Все бабы – дуры. Че хмуришься, молодой? Старших слушай! Есть курнуть?
– Нет, - буркнул я.
В его наполненных кровью глазах я увидел презрение. Но лишь на мгновение.
– Шуча? А в рыло? – мужик запустил пятерню в свою курчавую черною бороду. Не дойду, Людмил, до тебя, не дойду.- Не напрягайся, чувачок. Ты, типа, с блатным базаришь. Детей не бью.
Тонет страна в большом вонючем болоте. А что делать? Ничего. Этот мужик, между прочим, по образованию – филолог. Как Людка рассказывала.
– Простите, пожалуйста, номером ошибся, - пролепетал я.
– Иванушка, не мучай парня, не видишь – боится тебя, - докатился из квартиры голос старушки.
– Замолкни, старая!.. Пацанчик, не пужайся! Все тути-фрути. Курнуть нету? А! «Чайник» дырявый – спрашивал! Давай, чувачок, хорошей <...>. – Я отвернулся.
За спиной хлопнула дверь. Фу, теперь к Людмиле…
… Шуршит опилками в клетке толстый белый хомяк, бормочет телевизор. Я провел пальцем по корешкам книг, стоящих на маленькой полке. Не знаю отчего, но в квартире Люды будто перелетаю в детство. Ноздри щекочет запах дорогого парфюма и апельсинов.
Куда несется мир? Почему нельзя притормозить время? Недавно казалось, что успею доказать людям – чего стою. Казалось – стоит раз поработать – схапаю чумодан денег. Человеки узреют мою гениальность. Но! Что мешает теперь?
– Люд, ты скоро? – крикнул я.
– Потерпи минутку, котенок, - ответила девушка.
У-у-х! Надо расслабиться… Черт! Я забыл подмышки дезодорантом помазать! Теперь футболка потом провоняет.
Застучали по паркету каблучки – идет Люда.
– Милый, я к тебе.
В животе словно закопошились сотни змей, я поправил рукой прическу.
– Люд, почему я боюсь тебя?
– Ты не меня боишься, - она вошла в комнату. – Тебя грызет совесть!
– Совесть?
– Да! Забыл, как бросил? Ушел, не попрощавшись. Записки не оставил! А я ждала, веришь? Два месяца страдала, рыдала. Почему, Слава? Почему? Ты клялся, что любишь! – Глаза кольнула боль. Людмила похожа на русалочку из диснеевских мультфильмов. Волосы цвета спелой вишни, маленький носик. Ее глаза лучатся добротой и заботой… Романтика не для тебя, Станислав! Будь проще – она баба с характером. Точка!
– Людмил, ты знаешь: я не хочу ворошить старое. Давай проведем время за бутылочкой вина, поржем над шутками Петросяна по телеку…
– «А давайте без давайте»! Я не лошадь, чтобы «ржать», - она насупила брови. – Ты стал грубым за семь месяцев, без души!
Взгляд скаканул по складочкам ее длинного белого платья, облизнул пересохшие губы.
– Ты не понимаешь! – воскликнул я.
– Понимаю! – передразнивая, ответила она.
– Нет!
– Да.
– Нет!!!
Мне захотелось плюнуть ей в лицо, размазать слюни по красиво очерченным губкам. Я схватил книгу с полки, щеки обожгло горячее дыхание подскочившей ко мне Людмилы.
– Что ты собираешься сделать? – она бросила взгляд на домашний телефон.
Ничего! Ни-че-го не собираюсь.
– Куда ты смотришь? – спросила Люда.
– А разве не заметно? – обнял ее за талию.
– Ты потом пахнешь, и книга мешается.
– Чем мешается?
– Углом колешься! Слава, послушай: я изменюсь, если захочешь. Научусь кофе в постель носить. Не хватает секса? Я… Я согласна на все. Миленький, родненький, пойдем… кушать на кухню. – Она любит меня, а веду как сволочь. Не надо было приходить, щас бы резал нубов в Линейке.
– Покурю на балконе и приду, хорошо? – Людмила знает – я не курю, но поняла, что мне надо успокоиться…
… Сидят на скамейке бабки, «обсасывают» наверняка кости соседям, жалуются на нехватку денег, на кота, обгадившего входную дверь. Загорланил в песочнице мальчишка лет семи в коричневых вельветовых шортах и синей футболке с надписью «kill me». На лице тонкая корка грязи. Че вопит? Поранился или куличик развалился? Во двор въехала вишневая «девятка» с тонированными стеклами. О-па! Бабки на скамейке повернули головы к машине. Нашли новую жертву для разговоров. Из подъезда вывалились, красные как раки, трое парней, на лицах приклеены улыбки до ушей.
Хватит пялиться на улицу, лучше напряги извилины. Пора что-то делать с Людой. Реши: любишь или нет? С одной стороны – не пигалица. С другой – умна, интересна. Но капризна. Год назад помнишь? Лежим в постели, Люда читает книгу, я таращусь… Бац! Спой песню, шепчет она. Два часа ночи. Ответом: «иди в ж…у» не отделаешься. И спел же! То ли – «ты у меня одна, словно в ночи Луна», то ли – «ты меня на рассвете разбудишь».
Ладно! Давай рискнем? Пущай переезжает ко мне, вдвоем веселее.
– Слав, ты скоро? – крикнула с кухни Люда.
– Иду, иду.
Я руками облокотился на перила. Хорошо, что Людка не застеклила балкон. Вспоминается детство: тогда такие же как сейчас по небу плыли облачные барашки, ползло к закату солнце. Я с папиного кабинета стырел папку с чистыми листами, притащил на балкон. Ух, сколько наделаю самолетиков! Эскадрилья будет…
– Сколько можно ждать?
– Бегу.

По кухне расползся запах жареного мяса и вина. На маленьком круглом столе ютятся салатики, красные зажженные свечки, два пустых бокала.
– А че лампа горит? Какой прикол летом в семь часов вечера сидеть со светом и горящими свечами? – И на фига свечки?
Девушка насупила бровки:
– Выключатель сломался. А свечки – для романтики. Что так долго делал на балконе? Еда стынет.
Я плюхнулся на стул. Еще брызжет горячими капельками сока мясо на тарелке, а от картошечки на блюдце валит пар.
– Ты че стоишь? – спросил я.
– Жду когда «спасибо» скажешь.
– Пасиб.
– Не так!
Я вскочил со стула, поднял на руки девушку (не думал, что она такая легкая).
– Люблю тебя, - прошептал я. – А еще больше хочу.