[Диана]

Меня никто и никогда не учил, как жить...
Ладно, возвращаемся к нашим баранам.

Скрытый текст - Глава восьмая:

Госпожа Арилина Нэйб стала частой гостьей в доме, она часто заходила, пила с Иферной чай, успокаивала ее и говорила, говорила… Откуда только брались все эти слова! У нее были идеальные манеры, она всегда держала себя в руках, и представить ее на грани было невозможно. Она была богата, как многие именитые флиды, а Иферна была ей полной противоположностью. Говорят, они притягиваются… Но я ей не доверяла. То ли ее нарочитая идеальность казалась ненастоящей, то ли просто так, на ровном месте антипатия.
В дверь постучали. Я догадывалась, кто это.
- Здравствуйте, госпожа Нэйб.
- Привет, Эллочка. – улыбнулась женщина. – Наставница у себя?
- Да, госпожа Нэйб.
«Вот придумала, как обозвать. Кошмар кромешный.»
- Фу, и не называй меня так. Просто Арлина, - и упорхнула на кухню. Что она там делала, непонятно.
«Ага. Всю жизнь мечатала с такой быть на прямой дружеской ноге, прекрасно.»
Я ушал к себе в комнату. Там было холодно, но в общем ничего – начинало оттаивать. За стенкой Арлина что-то оживленно щебетала, а Иферна вторила ей. Иногда доносилось приглушенно мое имя. Они меня обсуждали, мне это не нравилось.Но поделать ничего не могла. Иферна жаловалась на меня, хотя я ничего не делала такого, и не было никаких закидонов. А Иферна все равно находила поводы.
Через полчаса Иферна выпроводила Арлину со словами:
- Ну договорились, Лин, да?
- Да, конечно, Ферночка. Все сделаю.
Хм.

И снова стучали. Я никак не могла запихнуть ногу в тапок и побежала босиком. Арлина стояла за дверью и недоволно морщилась.
- Ну что это твоя наставница все эти замки нанизывает?! Тебя вот тольок гонять.
«Вымученно сказала она.»
- Да ладно. Она у себя, кстати.
- Вот, - махнула она рукой в сторону. – Мой племянник. Знакомьтесь. Я пока пошла.
На дорожке перед домом стоял мой знакомец – длинный темненький парень.
- Привет, дедок.
Улыбнуться бы, но не получилось. Он, не посмотрев на меня, вошел в дом.
Арлина и Иферна сидели на кухне и пили чай. Мы прошли мимо и сели в гостинной. Я молчала – мне было противно с ним говорить. Мысленно я даже представляла, как он будет выворачивать смысл всего, что я скажу, какой глупостью ему покажется каждое мое словов. Это было со мной всегда, когда я общалась с кем-то, приходилось удерживать себя, чтобы не сказать лишнего, чтобы собеседнику не показалось что-то смешным и он не посмеялся над тобой, что бы ты ни говорила. Особенно это было обидно, если и не говорили вслух, но потом обсуждали с общими знакомыми. И так – со всеми.
- Элла! – дребезжаще позвала Иферна. Она казалась совсем уж древней старухой по-сравнению с молодящейся Арлиной.
Я поднялась и пошла на кухню.
- Ну как? Поговорили? – Арлина игриво и весьма многообещающе переглянулись с Иферной. Она мрачновато оглядела моего нового «друга» и сомнительно поморщилась. – Игвар, ну развлеки девушку, вон она какая кислая стоит.
«Ага. Зато теперь после этого заявления кислым будет он. Игрвар, оказывается.»
Я угадала. Именно такой и была реакция.

Через день Арлина вновь пришла с Игваром, но тогда все пошло немного по другому сценарию – им удалось совместными усилиями выпихнуть нас прогуляться. Подтаяло, и судя по за-ме-ча-тель-ному состоянию дорог было явно не до прогулок. Ботинки увязали в жидкой грязи. Мы вышли на улицу, прогулялись по рыбному рынку. Я молчала, так как все равно ему не было бы интересно.
«Только Одану. Нам всегда было о чем поговорить. И он никогда не имел наглости меня перебивать…»
От мысли об Одане стало теплее. Теперь обида и какое-то огорчение переросло в счастливое воспоминание со сглажеными конфликтами и темными моментами. И почувствовалось, что он все-таки отличался от них всех. Но еще и тем, что имел право вести со мной себя так, как будто я чем-то его хуже.
Я шла с Игваром и молчала. Он не говорил. Не знал, что сказать и не тратил красноречия по пустякам. А мне хотелось, чтобы он сказал какую-нибудь глупость, но заговорил…
- Слышь, - выдал он.
«Он заговорил!»
- Слышу, слышу.
- Слышь, мне с тобой тут шурить по городу не в кайф. Ты скажи потом тетке, что я тебя проводил. А то я тороплюсь.
Я оскорбилась. Но что толку было изображать из себя примерную девочку.
- Ладно. Вали куда хочешь.
«На свидание отправился. Точно на свидание. Или к своим этим…»
Он ушел, а я даже немного пожалела, что так леко согласилась – ему-то есть, куда идти, а мне нет.
«Радуется, наверное, что так легко отделался. Нет, ну я что. правда так отвратительна? Почему ему противно со мной общаться? Почему? Неужели со мной что-то не так, им со мной тоскливо. Настроение я им что ли порчу…»
Остро захотелось, чтобы сейчас я была с Оданом. Хотя в университете я постоянно стеснялась и почти не говорила с ним на переменах, а теперь я бы и на дефиле под руку согласилась. С радостью, причем. Девчонки бы все рты поразивали, а мальчишки…
«Правильно! Посочувствовали Одану.»
Вокруг шастали люди и им было все равно – есть я или нет. Если только я кому-то наступала на ногу, но и в том случае я была не более чем мелкой драмой жизни. Мне тоже было все равно… Влкруг было очень много флидов, они все были неместными, но и они ничуть не интересовались местыми жителями. Вокруг копошилась маленькая Вселенная, только я почему-то опять выпала из движения.

Игвар приходил еще, и нас опять отправляли гулять. Вдруг пришла в голову идиотская мысль, и я выпалила:
- Как там наш родной университет?
Игвар вытаращился – на знал, видимо, что я тоже «отттуда».
- Но-ормально. А че?
- Да так. Со вторым курсом знаком?
- Ну?
- Одана знаешь?
Игвар дрогнул бровью, неодобрительно, пожалуй.
- Ну… А у тебя с ним что-то было?
- Есть и будет.
Хотелось дать себе самой в лоб (если не пробовали, не пробуйте – неприятно и смешно), - так глупо проколоться! Кошмар. И ничего у нас с Оданом не было кроме торгово-информацонных отношений. Осталось доложить об этом Игвару – и все! Но слух определенно поплывет, и доплывет он точь-в-точь до Драгомира…
Я скоренько попрощалась, оставив позади ядовитые улыбки Игвара.

Весна была. Холодная, колючая, но весна, я это чувствовалось. Я, например, чувствовала.
Я вышла на улицу и почувствовала нечто. Что-то было не то. Теперь, оглядываясь назад, становилось понятно, что это ощущалось еще даже вчера по тишине на холодной улице и горделивому голосу Иферны за стеной. А теперь все стало чуточку ближе.
Механизм города оказался нарушен. Стало чуточку тише, но это был приглушенный шепот, и людей было меньше. Я вышла на рыбный рынок и выйдя на внезапно опустелый основной проспект, мне сразу пришлось прижаться к обочине – группа людей с белыми контейнерами в руках прошествовали в другой конец торговых рядов. Я только тогда заметила, что торговцы торопливо сметают тровар и стараются поскорее убраться. Те, которым не удавалось, отдавали всю рыбу людям с контейнерами. Горожан, то есть покупателей, было очень мало. Они пробегали мимо и пытались вяло спорить в продавцами. И все они бежали. Атмосфера чувствовалась моментально – атмосфера чрезвычайности, когда делаешь, что хочешь, потому что о тебе и не вспомнит никто.
Группки людей шли по направлению к некоей улице… Я пошла, пристав к какому-то сообществу, и вышла на административное сердце города. Больница, управа и дом Совета.
«Больница? Что в управе-то делать. И Совет?.. Больница. Почему больница? Катастрофа? Болезнь? Корабль потонул у берегов? Что?»
Стало страшно, и в то же время грел адреналин. Так, что и прогуляться по карнизу можно, когда боишься высоты. Это было странно, неестественно, когда происходит что-то возможно и страшное. А ты дрожишь от энергии в теле.
Серое одноэтажное здание горело окнами, хотя было в общем-то светло. На площади перед главнй больницей города столпилась основная часть населения. Жителей было много, они все шептались, шептались, и ничего понятно не было.
- Говорят, рыбой, да? Сарлинкой?
- Ага. Может, так, может, нет, кто же знает.
Я отошла от двух старичков, пререкающихся друг с другом.
- Много народу? – спросила дрожащая, но изо всех сил держащая себя в руках девушка.
- Много, деточка, много, - влезла какая-то старушка. – Вишь, пол города-то полегло. Все, что остались – здесь.
Я встряхналсь – что, правда? Да нет же. Нет. Не может быть. Начиталась романов бабушка…
«В болльнице все окна горят. Все, до единого. И горят, значит, есть кому светить…»
- Теть Люн, уйдите, - одернула старуху, видимо, мать девушки. Та в свою очередь плакала. Попискивала и вздрагивала всем телом.
- Если Конрад… Если он… Я на себя руки наложу!
Я ушла. И жалко было, и противно. Да и низко наблюдать над человеком в истерике. Все рвно ведь никогда этого не поймешь, а обдумывать – цинично.
«Они умирают. Точно. Отравление? Рыбой, да. Сарлинкой, это самая дешевая и питательная. Как хорошо, что Иферна не делает ее почти…»
Стало зябко ребрам.
Я отошла в глубь толпы, точнее, на ее задки, так как меня прижало к стене больницы. И только я вышла, как с громким визгом отворилась алюминиевая дверь и вышел мужчина в посеревшем белом халате. Седоватые волосы развевал холодный ветер.
- Разойдитесь, пожалуйста! Не создавайте паники среди больных.
Доктор говорил тихо но слушали все.
- Говорят, уже и не только больные имеются, - зашептала девушка, сруазу видно, что дальняя родственница – не заметила, как ее старшая мать стала тихим стоном опадать на землю.
«Так. Отравление. Бедный врач, пострадавших много.»
Перекрывая шепот тех, кто не ждал вестей о своих родных, а толпился пред больницей просто так. потому что все, точнее тех, кто подчинился просто потому, что нельзя не подчинииться, по открывшейся их грязи брусчатке проскрипели несколько пар крытых телег. Дервянные колеса с трудом переворачивались, а на лошадей было страшно смотреть – на возчиков тоже. Они, видимо, тоже были отравлены, но держались из последних сил. Стало страшно от догадки, что могло быть в телегах.
Это были больные из прибрежных деревень, которые питались рыбой и только. Значит, первыми отравились и последними добрались до помощи. Я не могла только понять – это несчастье связано с природой, болезнь у рыб какая-то, или же все-таки что-то другое?..Но как тогда?
Как всегда, и точно как и надо, казалось бы глупая и несобраная толпа все поняла. Самые сильные и не очень мужчины стали сгружать с телег отравленных. Из брезента соорудили носилки и на них но больше на руках таскали людей в больницу. Никто из медперсонала так и не появился – у них и так было полно работы. Конвеер перемещения продолжался, но некоторых отгружали обратно на телегу.
Врач, немного покачиваясь вышел и посмотрел на несколько новоприбывших телег.
- Мест больше нет.
Все тем же тихим голосом он привел всех в слух. Он говорил устало и понятно было от чего. Но не обреченно. Не имел право надеяться на худшее.
- Мест больше нет.
Я посмотрела на него. Те последние, что вновь зашли в здание, вышли – врач, вестимо, не лгал. А доктор смотрел сначала на бесконечные глаза людей, а потом подошел и зашептал что-то одному здоровенному парню.
- В подвал? – изумился тот. – Как же так – в подвал?!
- Так. Другого выхода нет.
Я постояла еще несколько минут. В подвальных окошках зажегся живой свет, я подождала и вскоре ушла.

- Нет, Ферна, ты только подумай! Как хорошо, что я вегетарианка!
Я вошла в дом и прислушалась. С кухни неслись вопли Арлины.
- Я за Никки волнуюсь. Он бегает неизвестно где, съест чего не надо…
Иферна вздохнула.
- Послушай, - сказала Арлина тем самым тоном из серии «ты сразу меня не убивай, я всего лишь скажу тебе жуткую бяку». – послушай, я давно хотела тебе сказать. Ты уже не девочка, за ним уследить не сможешь. В нашем городе есть интернат, помнится, ты так радела за этот дом милосердия… Пора бы и попользоваться плодами своего труда.
Я прямо представила, как она улыбнулась.
- Дом призрения, Лина, дом призрения. Туда упекают тех, кто никому не нужен, у кого никого нет. А у Ника есть я. И пока я жива он будет со мной.
«Дом призрения? Никогда не слышала. И Иферна никогда не говорила.»
Все это было очень, очень странно. В воздухе пахло большими проблемами.
Арлина удалилась. Постоянно уговариая Иферну. Я слышала, с каким явным недовольством она выставляет ее из дому. Наверное, в этот раз я даже была на стороне Арлины.
Огромное желтое солнце заходило за горизонт. Иферна заперла возвратившегося Таноника в комнате на другом конце коридора и я слышала, как он скребется и воет за дверью. Когда все стихло, я легла спать. тело мерзло, я почти не чувствовала ног и рук.

Арлина побежала утром куда-то и не сказалась, куда. Я наблюдала за ней из окна но вскоре потеряла – на улице раскинулся самый настоящий митинг. Они шли куда-то и потянули вслед за собой крохотную Иферну. Я вышла за ней и влилась в самое пекло. Меня мяло, отдавливало ноги и било нетерпеливым кулаком по спине. Вскоре огромное море спин, рук и голов вынесло меня на все ту же главную улицу. Ну неужели снова больница? Но мы прокатились широкой волной чуть дальше. Точнехонько к зданию городского совета.
Света в окнах не было. Единсвтенный в городе вход, выполненный из камню, был настолько точно закрыт, что можно было только поудивляться, зачем мы все здесь собрались. Но кого-то ждали.
Те, что стояли в передних рядах кричали и вяло бросали непонятные предметы в зарешеченые окна. Но все это – вяло. Точняк – ждали.
Дверь раскрылась и вышла до ужаса знакомая фигура в дорогом пальто – Арлина в окружении то ли коллег то ли охранников. Но они были в костюмах и галстуках, что смотрелось в общем-то дико. Арлина стучала зубами от страха, это было видно по дергающейся челюсти.
- А кто это? – спросила я некоего рыжего и прыщавого парня, не в смысле имени, а в плане професссии.
- Арлекинка-то? Так ведь председатель… - но недоговорил, отвлекся, сделал непристойный жест и проломился в гущу толпы.
«Иферна о ней не очень хорошо отзывалась. Председательница совета… Хозяйка города.»
Арлине долго не позволяли пройти в ее экипаж, взявшийся будто ниоткуда. Когда ее оспроводители наконец смогли ее туда запихнуть, карета хлопнула дверью и поехала. Но перед этим в главную женщину города полетел огронмый камень.
Я прошла по канавке в людях и попала в передние ряды. Там, видимо, назревало что-то совсем уж грандиозное. Быстро переоборудовав порог Дома совета в трибуну, туда взошла худая женщина в темной шали.
- Байинцы! – крикнула она. Люди прислушались. – У нас с вами общее горе. Я потеряла сына. Но я говорю это не потому, что считаю, что одна такая… - она прервалась и набрала воздуха. – К сожалению, я не одна. Нам нужно с вами делать чтобы и оставшиеся не стали жертвами яда… К сожалению, на м могут не сказать, случайность это или же все-таки специально подстроено. Но нам нужно держать себя в руках и не допускать беспорядков.
Она покачнулась и быстро сошла со ступенек. Высокий мужик, которого тщетно не пускали высказаться наконец-то прорвался на всеобщее обозрение и взвыл басом:
- Люди, мы не виноваты! – (Наверное, он был рыбаком или же торговцем.) – Мы ж ничего. Как же так!.. Ведь рыба-то, последняя кормилица…
Его с криком стащили и вышла вновь та интеллигентная женщина. Я не стала дослушивать и ушла.

Иферна сидела на кухне и пила кофе. Было такое ощущение, что она хотела отравиться – в огромной литровой чашке был кофе с таким запахом, что он чувствовался даже на улице. Она смотрела в одну точку и никак не могла оторваться. Даже не заметила, как я вошла.
- Ты была на улице?
- Ну естественно.
- Что там?
Она говорила странным, совсем не своим голосом. Этот голос не был дрожащим и старушечьим, он был похож скорее на голос совсем молодой женщины, но усталой и мрачной. Словно боль подбавила ей сил.
- Да ничего. Бунтуют.
Звяк! Ложечка стукнулась о холодный пол. Иферна вопреки своей практичности не подняла ее.
- Ну и что?
- Да ничего. Я ушла раньше, не слышала до чего они там договорились.
Иферна поднялась, достала из буфета ящик, разделенный на камерки. Там стояли пузыречки из темного стекла, и пахло чем-то сладко-гнилым.Она покопалась там, но рассеяно оставила его на столе и ушла. Того, что искала, Иферна так и не нашла. Она ушла к себе в комнату и больше не выходила. Я отвинтила пробочку одной бутылки обломала ногти о твердую пробочку плюс, но когда открыла почувствовала отчетливый цитрусовый аромат. Это был запах мандаринов… Капнула себе на руку и поставила пузырек на место. Этот запах напоминал о приятном, об огоньках в темноте – синих, красных, зеленых, желтых и звездно-былых. Так давно…
Вечером я заглянула к Иферне: она сидела в няпряженной позе поджав ноги. Глаза не мигали и не реагировали на свет, льющийся из окна. Это было более чем странно.

На следующее утро я зашла в комнату к Иферне и отпрыгнула от двери: она сидела в том же виде, что и вчера. Она и не спала, видимо.
- Элла?
Я плеснула горячим чаем на руку, когда услышала, как в кухню кто-то вошел. Арлина оперлась на стол и села напротив меня.
- Элла? Что такое с Ферной?
«Это меня хотят спросить?»
- Не знаю, - я пожала плечами. – Она странная очень…
- Знаешь что, - перебила Арлина. – Иди с Игваром погуляй, развейся, потом все решим.
Я не поняла, почему ей так хочется турнуть меня из дома, но оделась и вышла к скучающему Игвару. Развеять его тоску, бедненького. По обычаю мы сначала долго молчали а потом я решила спросить:
- У вас тут есть больница для больных, да?
- А разве есть больница для здоровых? – от души подивился он.
- Ну, ты меня не так понял… Не для таких больных, а…
- А… Дом для таких… - он тоже затруднился в определении. - Ну так это за чертой города. Туда далеко идти.
- Ничего, не развалишься. Я и сама может, дойду, ты только мне покажи немного, старичок.
Игвар побелел от злости и потому ничего не ответил.
Побережье в скалах и белом замерзшем песке расстилалось на долгие километры на северо-запад. Черные глыбы скал, и море, море… Дорога, проторенная многими ногами, вела в лабиринт камней и выводила на открытый участок.
- Вот. Вот он.
Я не поняла сначала, куда он показывает. Были только темные влажные камни. Но часть как-будто откололась от всеобщего хаоса – это была ровная и высокая стена. Она отгораживала пространство другого мира, жителей который выкинул из памяти большой мир. Почему так? Они смеялись, жили. Творили и делали. А они – нет. Были попытки сделаться такими, как все, но они так смешны, так унизительны. И что же с этим делать?
Игвар подождал меня, пока я насмотрюсь. Потом мы пошли обратно, вопросов он не задавал к счастью.
«Совсем забыла порадоваться, что он уже почти что с удовольствием с тобой гуляет. Привык, как к прогулкам с собакой, скоро начнет искать положительные стороны в вынужденных прогулках. Какой ужас. А особенно в том, что приходит в голову такое.»
Такое было счастье идти неодной по улице! Даже смешно.
- Ну я пойду, мне пора.
Я ушла и с грустью подумала, что дома все будет опять одно и то же – Иферна в коматозном состоянии, вой Ника за стеной. Это замкнутый круг. Мне никогда не вырваться из него, у меня не хватит сил на это. Я как будто бы сама себе надела наручники.

Дверь была приоткрыта. Перекатывалсоь что-то в глубине, гремело и постукавало. Полки в коридоре были опустошены, как будто решили одновременно рухнуть со стен.
- Иферна! Ник!
Голос одиноко, так до боли мелко послышался в доме. Никто не отзывался. Эхо ехадничало, но так оно распоясывалось лишь в доме без хоязина. В пустом доме.
На кухне на полу валялся тот самый давешний ящичек с коллекцией Иферниных масел, коллекцией ароматов. С потолка на меня рухнуло облако неприятно смешавшихся запахов. Голова закружилась и я села на стул, постаравшись не наступить в масляную лужу. Растоптаные пузыоьки хрустели под ногами и царапали доски, врезаясь в них.
Я вскочила и выбежала в коридор. Руки противно похолодели. Таноник выполз из отвлетвенного коридорчика и взвыл. Пронзительно глядя на меня. Глаза у бедного мальчика были красные, он плакал.
- Никки, - зов провалился куда-то внутрь, вглубь. – Что? Что?
- Уууывым… Уввы… Мывыымы… Увиээмн.
- Что? Увели? Что?
Таноник отчаянно замотал головой, он согласился. Значит, все-таки понимал, что я говорила. Я села на пол и поджала под себя ноги.Что делать теперь? Таноник сопел рядом. Я слышала его тяжелое дыхание. Он смотрел в упор на меня, мне стало страшно от этого взгяляда, хотя куда уж страшней? Темный мутный взгляд блуждал по лицу, несколько секунд мы просидели зацепившись взглядом, а потом он ушел, шаркая кулаками по полу, продолжая свою горестную песнь.
«Зачем я бросила университет? Почему я поперлась в этот чертов Байин, почему я должна переживать все это? Почему? За что мне это? Почему? Зачем я согласилась на предложение Иферны?! Все могло бы быть так хорошо и удобно, я бы могла столько всего! А теперь я – ничто. Без образования, денег и даже сколько-то спокойствия.»
Нельзя было так думать. Я загоняла себя в угол этим.
«Как Одан был прав!»
Я заскочила в комнату Иферны, в которую она никогда и никого не пускала кроме Арлины. Еще сохранялась робкая надежда, что это я все себе выдумала. На полу валялась та коробка, в воздухе висел запах ромашки с примесью валерьянки. Хотелось заснуть и не просыпаться. Иферны не было. Каким-то диким движением души я выдвинула ящик стола и достала папку документов. Документы – в сложных ситуациях все их ищут, говорят, помогает. Когда-то, несколько месяцев назад, она просила меня напомнить ей, что документ она положила в верхний ящик. На самом верху лежала бумажка. Завещание. Я пробежала его глазами из интереса. Она оставляла все дому для неполноценных. Какое неприятное слово…
Во втором ящике стоял стакан с мелкими меными монетками. Но весил он прилично. Я высыпала все это в карман и вышла. У себя я инстинктивно достала чемодан и запихнула туда оставишиеся вещи. Еще оставались документы. Все бумаги, удостоверяющие личность я сложила отдельно, но было одно, что было дороже и важнее… Письмо неизвестной девушки, и стихи, пробирающие до костей.Я сложила все и застегунла чемодан. Сбежать подальше. И не требовать никаких ответов, так как все и так ясно. Иферну взяли по подозрению в массовом отравлении. Неважно, виновна она или нет. Я так не хотела в это вникать… Год выкинут – и ладно! Никто и не заметит. Чемодан тянул руку. Я поставила его, когда за стеной что-то грохнуло и раздался осторожный визг. Почему-то Иферна никак не реагировала на это, она должна была громко кричать, успокаивать его.
«Нет. Нет. Теперь – только ты. Ты должна. Ты не можешь его оставить. Как он сможет прожить? Его же ведь и так ненавидят соседи, хотя за что?.. За Иферну, да. А теперь тебе нужно остаться, нельзя убегать. Сбежать – это так просто, слишком просто и низко.»
Слоняясь по дому провела я день. Вечерело и холодало, в голове была гулкая пустота, я не чувствовлала времени. Оно и не нужно было.

Темная комната с облаком моего дыхания постепенно светлела. Но видно пока что еще ничего не было. Бесконечная, беспроглядная чернота превращалась в игру теней – бледных и чернильно-темных. Это было утро, хотя лучше бы всегда была ночь
На площади шум стоял страшный, но уши быстро привыкли. К тому же оглушительно билось сердце и никак не могло перестать в голове биться желине убежать, забыть. Будто и не было ничего. Но чемодан я оставила дома, чтобы не соблазняться.
- Преступника нашли? – крикнула внезапно я. Но получилось тихо, отреагировали только близкостоящие. Вопрос был излишен – я знала ответ, но молчать было невозможно, я готова была говорить, за неимением собеседника просто так, монологом, одновременно со всеми.
- Нашли, кажется.
- Да его надо самого этой рыбой накормить!..
- Нелюдь он, гад!
- Убить его мало! Повесить!..
- Да больной же человек…
- Колдун это, говорят…
«Так, значит, колдун.»
Я вцепилась в плечо женщины, она махала кулаками и кричала. Я не заметила этого своего движения, и когда она с визгом повернулась я уже улепетывала. И опять мне хотелось забиться в уголок, и почему-то быдло жалко. что нет поблизости моей гостиничной комнатки с выходом на крышу, там так было хорошо…
Море молчало, не шептало волнами прибоя. Тоненькие льдинки выбрасывало на берег и растапливало солнцем, описывавшим прошальную дугу по небу далеко-далеко. Как бы и мне хотелось там оказаться. Где не достал бы никто. На песке вдали показались две черные фигурки. Я боялась встретить их и села на камень за скалой, сжавщись в комок, чтобы вода не достала. Они приближались, и я разглядела их – это был сухонький старик и молодой парень, сын, скорее всего.
- Суд-то когда? Разве сегодня уже?- громко спросил молодой голос.
- Да… - прошелестел старик. – Сегодня.
- Во сколько?
Молчание. Старик закашлялся и через некоторое время ответил:
- Я не хочу, чтобы ты туда ходил. Ты не пойдешь.
- Во сколько?
- В три, но…
- Я должен пойти.
- Нет. Они будут защищать убийцу. Они убили мать, понимаешь? Они! И теперь они защащают его!..
Так, значит, в три…
Я прибежала домой и попила воды. Горло драло, простудилась все-таки. Было так больно и плохо… В дом я заходила через черный ход – побоялась, да и запоздало заметила, что парадный вход опечатан.
Дверь в зал заседания была открыта. Люди, которые начали подтягиваться на площадь в большинстве своем бушевали. Их сдерживали приставы. Я проскользнула в зал заседания с группой каких-то официозных личностей и села в уголочке около окна под решеткой. Хлоп-хлоп, - открывалась и закрывалась дверь. Входили. Выходили. Скакали люди с папками. Прозвенел звонок, встряхнув задремавших зрителей, и возвестил начало. Ввели Иферну, она не смотрела ни на кого, только прижимала сморщенные кулачки к лицу.
Вошла полная женщина в черной мантии, и стукнула молоточком. Только вошла, а уже стучит…
- Здравствуйте. Начинается суд по рассмотрению дела Иферны Ной Мойри обвиняемой в подготовке массового отравления. Здравствуйте.
Она села и поглядела на защитника и обвинителя – обвинитель, молодой мужчина в черном пиджаке и со странной миной на лице пытался одновременно улыбаться судье и сурово смотреть на подусудимую. Защитник тоже отличался странностью – он был в уже традиционном черном одеянии с галстуком чересчур смелых оттенков совршенно не к месту. Можно сказать, он полыхал как фейерверк. Судья долго смотрела на этот галстук и, отлепив взгляд, продолжила.
- Встаньте, Иферна Ной. Вы признаете свою вину?
- Нет. Нет... – голос Иферны сорвался.
- Нет? – чуть слышно спросил обвинитель. - Секретари, запишите, что подсудимая свою вину отрицает.
Секретарь стороны обвинения встрепенулся и стал писать. Тот, что конспектировал все за защитником, доселе молчавшим, только стал расписывать заедающую ручку. На самом деле это выглядело смешно – один писал «а», а другой «б». А говорили, что это для максимальной точности…
- Ваша честь, могу я приступить к представлению доказательств? – пошел в наступление обвинитель.
Судья кивнула и обвинитель понесся…
- …обратите внимание на эти флаконы, ваша честь. В них содержится некий медикамент – называется он настойкой триминина.Он входил в состав того самого яда, что был найден в рыбе. Это на странице …
Я прислушалась. Иферна рыдала, спрятавшись за деревянной доской скамьи.
- Ваша честь, - вдруг вскочил защитник. – уж не думаете ли вы, что моя подзащитная ныряла за каждой рыбой, чтобы отравить ее еще в море?..- даже с некоторым удивлением спросил он.
- Читайте материалы дела лучше, сударь, - вздохнула судья. – Ваша подзащитная ведьма, она могла это все сделать.
- Да-да, ваша честь, - почти промурлыкал обвинитель. – В доме подсудимой найдены остатки того самого заклятия, которое, судя по книге магии, способствует распылению и распространению…
Несколько минут я слушала, как распинался обвинитель и пытался что-то вставить защитник.
- Простите. Я перебью. Уважаемое обвинение, известен ли мотив у совершению преступления?
Обвинитель поморщился – это было его больное место.
- Нет.
- Вот! Я считаю, что не найдя даже мотива к преступелиню заключать под стражу по такой серьезной статье…
Судья стукнула молоточком, грозно погядела на защитника и перешла к допросу свидетелей.
- Позовите Элизвет Моран, пожалуйста.
Вошла круглая женщина, отделенно напоминающая кубарик. Я где-то видела ее, и даже помнила очки на золотой цепочке, но где – это было совсем сложно.
- Здрасьте.
- Здравствуйте. Вы выступаете свидетелем в судебном заседании. Знаете ли вы подсудимую?
- Да, знаю. Ферна-то давно уже тут живет, а я на ее свадьбе еще гуляла,- похвасталась свдетельниа.
«На свадьбе? Ну, вполне возможно…»
- Она у меня лекарства часто покупала, или присылала кого-нибудь.
- Да-да, - очнулся обвинитель. – Скажите, вы продавали подсудимой вот эти вот препараты?
Он потряс полупустой бутылкой.
- Да. Только она не приходила, а присылала девчонку какую-то неприятную. Все в витрине травки рассматривала, сдачу пересчитывала…
Я вжалась в стену. Ну еще чего не хватало…
Иферна поднялась, и прямо села с бeлее белого лицом. Глаза напряженно смотрели на меня – она углядела меня в толпе. Глаза ее отчаянно что-то говорили. Я не могла только понять, что.
- Иферна Ной, скажите пожалуйста, что это была за девочка? – оживился защитник. Не в меру и не к месту активный, клоун какой-то.
- Да так… - уклончиво ответила Иферна. Даже как-то слишком явно уклончиво.
- Понятно. Ваша честь, позвольте приступить к допросу следующего свидетеля.
Обвинитель зашуршал папочками и выскреб до боли знакомое имя:
- Нэйб Арлина. Прошу доспросить.
В зал забежали двое охранников и покрутили головами. Арлина, слегка дрожа и потряхиваясь, вошла в зал. Иферна холодно пригвоздила ее к полук, Арлина задрожала с большей интенсивностью.
- Здравствуйте, свидетель, - почтительно поприветсвовала судья. Арлина пролепетала что-то в ответ, явно еле сдерживая себя в руках.
Она говорила, отвчала на вопросы. Ей задавали их много – попеременно то судья, то обвинение. Защитник притих и не говорил ничего, только перешептывался с Иферной и немного неодобрительно таращался на обвинителя, совсем расцветшего – он получил от Арлины все то, что ему нужно было так.
Арлина говорила, говорила… Она спасалась словами, спасала себя изо всех сил, а Иферну топила. Она говорила, что видела коллекцию ядов Иферны и книги магии тоже там были. Она приводила косвенные доказательства, что она постоянно персказывала ссоры с соседями и случайными встречными на улице.
Иферна смотрела на Арлину не отрываясь. Она смотерла, как ее закладывает ее подруга. Твердая, самоуверенная фигура Арлины поникла, словно опомнившись, она причитала что-то себе под нос. Глаза горевшие обличительным огнем, затянулись слезами.
Арлина села. Были и другие свидетели, конкретно – соседи. Что были не в самых хороших взаимоотношениях с Иферной. Она смотрела на них жалостым взглядом, они передергивались от отвращения. Маленький сын одной из неприятельниц Иферны умер, съев суп из рыбы.
- Ваша честь, - Иферна вскочила. – Я не делала этого! Я не делала!.. У меня больной сын, с кем он останется, если меня… Если я…
«Таноник – ее сын? А ну да, конечно… Кто же еще…»
Она рызрыдалась. Хрупкая старушечья фигурка тряслась, и она была так неподражаемо естественна и честна здесь, за гранью чувств, где есть только закон и слова… Защитник ерзал, он не знал, что делать с подзащитной, впадающей в истерику. Судья сначала сочувственно, а потом беспристрастно смотрела на нее. Обвинитель с полной уверенностью, что это все – спектакль, любовался на покрасневшие глаза и лицо.
Я сидела и не знала, куда себя девать. Она была так слишком откровенна здесь, это было постыдным и нелепым. Разве могла она показывать себя, выворачиваться наизнанку среди этих масок? Этот балаган не был создан для трагедии, здесь не было чувств. Она оправдывалась перед ними, но зачем?

Обвинитель в своей обвинительной речи признал Иферну виновной и попросил суд дать ей казнь через повешенье. Арлина охнула, встала и упала – ей стало плохо.
- Ваша честь. Я прошу вас о снисхождении, - голос защиты оборвался. – Прошу вас принять правильно решение. Приняв во внимание тот факт, что настоящего мотива так и не нашли. Нужно было ли моей подзащитной, слабой пожилой женщине устраивать все это? Зачем?
Наслушавшись пафосных речей признанный риториков он решил выступить на полную катушку, но к концу сломался и притих, пролепетал что-то о «нецелесообразности» приляпаной непонятно куда и почему, потом было про «почтенный возраст» и про бедного Таноника. Потом попытался выдать что-то о скоротечности следствия и недостатке улик, но судья строго посмотрела на него, он булькнул заключительным словом и сел на скрипучее адвокатское кресло. Робко глотнул воды из стакана, и стекло звякнуло в унисон с молотком.
Я сидела в коридоре и ждала вердикта. Нас выгнли и в холодный сырой коридор, я села на стули сжалась. Трясло от холода и зубы норовили стучать, но я сжжила челюсти. Я мерзла и меня жгло изнутри – я не верила или не хотела. Не хотела, чтобы Иферну признали виновной. Она не была виновата.ю и настолько я не могла допустить, чтобы ее посадили… Этого хотелось, как никогда в жизни.
«Господи, если ты есть. Сделай так, чтобы она была на свободе! Она не должна, так нельзя! Я ведь не прошу слишком многого, но нельзя допустить, чтобы она оказалась повешена! Почему все так?!»
Сейчас мне было удобнее, чтобы кто-то там наверху мог что-то поделать. Было бы на кого злиться и кого благодарить. Как просто – придумал себе идола и моли его!
«Господи, сделай так, что бы все было хорошо! Я ведь так редко прошу тебя о чем-то, так исполни одну мою просьбу!»
Я так часто произносила имя этого неизветсного хозяина и создателя, не стольок обращаясь к нему, а больше применяя как речевой и мыслительный оборот. Был ли он, слышал ли он все мои мысли?
Меня трясло, на меня стали оглядываться остальные присутствующие на суде. Они стояли по стенкам, я стучала зубами и сидела. Последнее не делало мне чести, вредные старушки стали перешептываться, что я не уступаю места старшим. Мне было все равно, я принимала решение. Я бы упала, если бы я не сидела. В глазах поминутно темнело.
Я не знала, сколько прошло времени – часов у меня не было. Но прошли минуты и пристав загнал зрителей в зал, как пастух стадо неразумных овец. Иферну не ввели в зал, судьи еще не было. Обвинитель шуршал папочками почти уверенный в своей победе, защитник писал что-то на листике. Они оба были настолько неуверены, настолько судья была для них маленьким богом, от которого зависела вся их жизнь (и не только их), что было даже немного жалко.
…«контролируя свое настроение, ты сможешь управлять и другими. Это ведь так просто, разве нет!?»
Действительно – все было так просто! Так удивительно просто.
Судья показалась маленькой пластилиновой фигуркой – что она есть такое? Так, мелкая помеха, камешек в шестерне. И так легко было ее подчинить, что хотелось смеяться. Я отвела взгляд и смотрела на ее руки, чтобы она не поняла и не почувствовала. Она подяняла голову на секунду от бумаг, моргнула и удивилась сама себе.
- …Суд приговорил – Иферну Ной Мойри оправдать и освободить в зале суда. Дело о массовом отравлении оставить на доследование, за добытием других улик, более полных и ясных…

Не дослушав, я вышла под шумок зашевелившихся присутствующих. Иферна плакала, а лицо адвоката из загробного постепенно расцветало. У этого балаганного представления действительно получился счастливый конец.
Я пришла домой, так заманчиво стоял в коридоре чемодан. Меня не держало более ничего, страха не было. Уйти скорее и не возвращаться больше никогда.
«Одан!
Так все сложно и так сложно во всем разобраться! Начинаю убеждаться, что ты был прав. Я ведь тогда и правда не сделала всего того, что нужно было! Мне так теперь плохо, но я вернусь скоро, мне больше не нужно скрываться!»
Я вздрогнула и рука замерла – хлопнула входная дверь. Это пришла Иферна. Я вышла в коридор, и увидела ее глаза – онаи не светили, они были такие же, как и всегда. Пожалуй. Они пыталась изобразить радость – губы улыбались, руки зажали бутылку дорогого шампанского, которое Иферна никогда не покупала, а только ругалась, что все стало так дорого.
- Поздравляю.
- Спасибо. А ты молодец – не зря я тебя учила.
Я смутилась, никогда не знала, как отвечать на похвалы, но было приятно. Только настораживал ее голос.
- А почему?..
Иферна деловито разулась и пошлепала на кухню.Открыла бутылку и стала потягивать шампанское из чашки.
- Как хорошо все-таки, что будут искать настоящего преступника!
- Да! – неожиданно жарко ответила Иферна. – Да! А то ведь… Он и дальше будет все это… Люди ему помешали! Так ведь и не надо до такого доходить. А люди-то, люди!.. Набрасываются на первого встречного и рвут, рвут на части, как будто бы и не знают, и знать не хотят! И ведь надо бы повежливеее, так ведь нет! Потом вот расплачиваются…
Она говорила, говорила. Я не понимала, что с ней происходит – алкоголь еще не должен был начать действовать. Проскальзывали фразы, случайные и тем не менее идущие с самого дна, я не могла их понять.
- …да что они вообще понимают, эти… Варвары! Никто ведь… Ничего, только и знают, что в потолок плевать, что такое работа настоящая и не подозревают!
Она махнула рукой и чашка с остатками шампанского опрокинулась на пол. Лимонадная жидкость разлилась по полу, впитываясь в дерево. Я выскочила в коридор и тут друг поняла, что боюсь. Боюсь этой страшной старухи, жестокой как люди древности, жесткой и злой. Смерть дышала ей в лицо, отходя лишь не некоторые месяцы, и иногда выпуская из своей крепкой хватки. давая побыть немного простой и доброй. А теперь она стала ближе на целый год, и будет только приближаться. Приближаться… Для Иферны смерть была близка, а для Таноника и жазнь была почти смертью. Он жил, но это нельзя было назвать человеческим существованием. А я хотела жить, хотела, как никогда.
Я прошла к своей комнате, как во сне, и навалилась на дверь. Она распахнулась и я поняла, что ошиблась – это была конура Таноника. Он лежал на полу поджав руки, чтобы не замерзнуть. Пара в комнате не было, он как будто и не дышал.
Я закричала, завизжала впервые в жизни, наверное. Иферна неверными опьяневшими шагами пришла в комнату и принялась причитать что-то
- Ах ты мой бедный, Никки! Никки!
Она отшатнулась и закрыла лицо руками.
- Что я наделала! Что я натворила!
Она выла и рыдала. И я не моглда понять, о чем она. Меня трясло и лились слезы, страшно билось сердце и холодела спина. Было так страшно, и так жутко…
«Она натворила. Что? Что?
То. Ее никто никогда не любил. С ней никто и не общался. Ее ненавидели и ставили на ней клеймо – не только на ней, на всем, что шло от нее. И она решила сделать это. Она купила яд. Сделала его. И провела обряд расселения. И все.»
Черный прогнивший потолок над головой навевал что-то очень знакомое. Иферна кричала за стеной и причитала. Разговаривала с кем-то. Я не могла этого слушать. А чемодан так заманчиво стоял совсем рядом.

Дорога вон из Байина заняла примерно полчаса. Опустевший город остался за спиной совсем далеко а вокруг были только деревья, деревья и никого больше.
Стоянка экипажей, на которой я свалилась с телеги год назад как-будто и не изменилась – все такое же шумное место. Сновали деловитые пассажиры с сумками, узлами и чемоданами, надменно щурились на свет хозяева телег, они ждали клиентов. Год назад все было точно так же.
Водянистое небо просвечивало сквозь жиденькие березки. Я лежала на телеге и смотрела, как проплывает мимо мир. Что-то лезло в голову и постоянно вспоминалась Иферна. Ее маленькие глазки, чопорно и злобновато смотрящие на мир, ее вечный воспитательный тон. Я не могла понять, что же это было все-таки. Я еще слишком плохо понимала людей, чтобы теперь во всем разобраться.
«Я оставила письмо Одану на столе. Она найдет и порвет, и будет вспоминать меня как опследнюю тварь. Если только она не забудет все совсем…
А Таноник был все-таки жив. Он дышал. Пар поднимался. Это я все придумала…»
Я бы могла и не узнать ничего и остаться. Она – убийца. Мне было сложно в это поверить. Унее был сложный характер, да, но она не была маньячкой. Она вела себя как просто человек и больше ничего. Поэтому было так сложно и в то же время просто поверить в то, что это она устроила весь этотт кошмар, черт! Она так четко понимала, что есть белое и что есть черное, она презирала преступников и убийц – тем более. Так почему же все получилось так, как так?
Молодая листва на обледенелых ветках потемнела от холода, но солнце грело и скоро она должна была превратиться в свежую зелень. Весна, а я и не заметила.