[knotter]

наконец, закончил работу над новым расказом. хотелось бы услышать ваше мнение.
__________________________________________________ ____________

Светлый день под черным солнцем.
Алдо вернулся с полными флягами. Нам еще повезло, что удалось найти водопроводную трубу, не перебитую и по-прежнему связанную с насосной станцией. На всякий случай я пометил это место на городской карте. Бумага поизносилась за год, а найти новую вряд ли удастся, поэтому все документы я ношу в старой видавшей виды папке. Еще в ней лежит компас, не электронный, а самый что ни на есть настоящий. Только поэтому он и работает до сих пор. Парни знают о моих «сокровищах» и если со мной что-нибудь случится, если меня убьют, все добро достанется им. Виски Бобу, я думаю. Да, это наилучший выбор. Боб самый рассудительный из нас, хоть и пьет всякую дрянь, что ни найдет. Алдо? Нет, тот еще мальчишка, возглавить группу ему не дадут. Остается Джон. Но он слишком зациклен на мести, во всем винит китайцев и при любом случае высказывает в их адрес «лучшие» из своих перлов. А за что их судить? Ведь войны начинают не страны и нации, их начинают люди. Глупо винить весь народ за ошибки отдельных представителей…
У меня не было времени на продолжение подобных мыслей, я позвал Джона и Боба. Пора двигаться.
Виски Боб сидел на перевернутой тачке. Даже не верится, что раньше она была на ходу. Боб не сразу отозвался, он смотрел вдаль, туда, где за обломками небоскребов, в пелене пепла, вставало солнце. Как всегда оно поднималось с востока, и, сдается мне, это единственная вещь, которая никогда не изменится на этой планете.
— Боб, шевелись! – подтрунил я.
Наконец-таки мои слова дошли до его лысой пропитой головы. Он закинул на плечо оружие и присоединился к нашей компании.
Мы – небольшой отряд сопротивления. Отряд «Феникс». Четыре человека, которым удалось пережить атомный дождь и сохранить силы противостоять вторжению китайцев. У нас нет рации, и мы не можем связаться со своими. Зато у нас есть Алдо, который знает китайский, и иногда перехватывает вражеские сообщения. Как? Хотел бы я знать. Алдо и сам то ничего не может объяснить, знает только, что это началось через месяц после последней бомбежки. Говорит, сначала в ушах гудело днями и ночами, что спать невозможно было, а потом радиосигналы начали прорываться. Бедный паренек, постоянно мучается. Попробовали бы сами пожить без тишины, да еще в таком мире, где только ее и хочется. Радиация конечно по всякому может на человека повлиять, но не думаю, что она проклятая здесь виновата. Нет, скорее стресс, который бедняга пережил, сделал свое дело. Переклинило у него там в сознании, вот и полезли последствия. В любом случае, Алдо – наш талисман. Наш Грааль. Всегда знает, где пройти, чтоб на китайцев не наткнуться, или где засаду можно устроить, чтоб небольшой отряд противника положить. Да, китайцам тоже прилично досталось. Многие недобитые солдаты, подобно нам, кучкуются и пытаются прорваться на запад, где сконцентрированы основные силы краснофлажников. Именно такие группы мы и подлавливаем. Хотя и не всегда успешно, о чем свидетельствует тот факт, что за последние два месяца из семерых «фениксов» остались только мы. Честно говоря, наш отряд почти прекратил свое боевое существование. Я уже много раз предлагал забыть о войне, и уйти на север ближе к Канаде. Слышал я от одного – там земли, вроде как, еще остались бомбежками не измученные. Но Джон не даст, черт его дери, патриота хренова. Я бы и один ушел, может и Боб со мной. Вот только Алдо… Бедный паренек, для него наше занятие не способ выжить, а проявление героизма. Я, само собой, и ему предложил пойти со мной. Видно было, что паренек колеблется. Не будь Алдо так привязан к Джону, он бы согласился. Мне прям тошно становится, как увижу Алдо с разинутым ртом, когда он внимает тупым разглагольствованиям Джона о красной чуме.
Джон, Джон…
Скажите, что для вас символ неволи? Кандалы? Цепи? Сырые катакомбы со стальными прутьями на узких окнах? Может, смирительная рубашка? С тех пор как Вилсону прострелили голову, для меня им стал рюкзак. Вся провизия и амуниция перешла под надсмотр Джону. Я и не заметил как наше, вдруг стало собственностью отряда. Вы можете подумать – а в чем, собственно говоря, разница? Разница есть: при Вилсоне мы получали еду и патроны когда просили, Джон же выдает амуницию только перед боем, а еду… Он даже спит отдельно от нас, и проходы к себе растяжками обкладывает. Как-то утром, вернулся с ночевки и говорит, протягивая пакет с дневным пайком: «Вы не обижайтесь, ребята. На войне как на войне. Верить можно только себе…». Видно всех под свои мерки подгоняет. А Алдо кивает, вроде как так и должно быть.

Вчера вечером Алдо как обычно «прослушивал» сообщения. Китайцы обнаружили группу сопротивления. Парень записал координаты на закопченной машинной двери. Я сверил их с нашей картой, которая до сих пор у меня лишь потому, что Джон не умеет ей пользоваться, а терять авторитет в глазах Алдо ему ох как не хочется. Нет, речь шла не о нас. Это другая группа сопротивления, и если я еще не сбился с ориентиров – к северу от нас.
Наши в северном направлении.
Вот оно, то чего я так долго желал. Это будет лучший день в моей нынешней жизни; светлый день, как сказал бы Джон. Скинуть с себя груз ответственности и заняться собственной жизнью. Дело за малым: перехватить китайский отряд, найти повстанцев, передать Алдо на их попечение и со спокойной совестью продолжить путь на север.

Сегодня утром, пока Алдо ходил за водой, я спросил Боба, пойдет ли он со мной. Тогда он попросил время обдумать ответ. Конечно, почему нет? И уже вечером, когда Виски Боб подошел ко мне и сказал: «Хорошо», я не сразу сообразил о чем он. Ну и отлично. Той же ночью я лежал и смотрел на небо. Пытался разглядеть звезды. Пепельные тучи кружили хороводы. Это были сухие грязные облака, которые никогда не прольются дождем, никогда не смягчат измученную землю. Они плыли над головой, словно дым курильщика, разрывались и снова сливались воедино. Яркая звездочка прочертила дугу до самого горизонта.
«Свободы» - подумал я.

На китайцев мы напоролись случайно. Джон разглядел в развалинах минимаркета человека в зеленой униформе. Тот заставлял окна и заваливал мусором разрушенную стену. Лица не разглядеть, еще бы – от нашего укрытия до магазина метров сто хороших. Раньше, в те дни, когда не было пепла, может и реально было что-то увидеть, но теперь... Мы и солнце то не всегда видим. Да я и не стараюсь всматриваться в лица тех, кого приходится убивать. Иначе как жить дальше? Как не паниковать когда подступает вечер? Спать то всем надо, а сны мне еще снятся. Иногда я понимаю Виски Боба. В такие моменты можно и напиться до беспамятства.
— Что там слышно? – спросил я у Алдо.
— Тишина.
— Тишина – это хорошо.
Я высунулся из-за угла и окинул взглядом пустующую улицу. Китаец продолжал забрасывать хламом дыру в стене, а неутомимый ветер гонял по дороге вихри черного бумажного пепла. Здесь его было особенно много. Вероятно, рядом была разбитая библиотека или банк. Маленьких смерчиков становилось все больше. Будет буря. Теперь понятно, зачем китайцы заделали окна и взялись за дыры в стене. Нам бы тоже не мешало найти хорошее убежище. Нужно разобраться с противником поскорее.
— Я собираюсь обойти здание с другой стороны, проверю, есть ли черный вход. Боб пойдешь со мной?
Виски Боб молча кивнул. Джону я не доверяю, а вот Боб всегда прикроет спину. Хоть руки его и трясутся, но стреляет он на убой.
— Отлично. Джон присмотри за Алдо. Как только вернемся, обсудим дальнейшие действия.
— О’кей. – Джон положил руку на плечи паренька. – Со мной не пропадет. А, Алдо, как считаешь?
— Это точно, дядя Джон, – улыбнулся мальчик.
Он всегда его так называет: «дядя Джон».
— Пошли. – Я взял у Джона несколько обойм и, согнувшись в три погибели, вместе с Бобом перебежал улицу.
Парящая на ветру гарь укрыла нас.

Парень сидел, прислонившись к стене. Ветер тщетно пытался справиться с его тяжелыми грязными волосами. Погруженный в свои мысли он молча смотрел на носы избитых ботинок.
— Дядя Джон, - наконец спросил он, - у вас была семья?
— Да Алдо. Была.
— Жена, дети и все такое?
— Нет, Алдо. Только жена…
— Простите дядя Джон, она погибла при бомбежке?
— Не знаю… Она оставила меня еще до войны. С чего вдруг такие вопросы?
— Да так… - Алдо вернулся к осмотру своей обуви. – Что-то наши не идут?
— Не волнуйся. Если бы что-то случилось, мы бы услышали выстрелы.
Алдо обхватил голову руками, он зажмурил глаза так сильно, будто они вырываются из глазниц.
— А-а-ааа… - протянул он сквозь стиснутые зубы.
— Шумит?
— Да, о..пять.
Алдо чуть отошел от приступа.
— Так всегда перед бурей… Дядя Джон, она не любила вас?
— Кто?
— Ваша жена…
— Она была стервой, парень, не дай Бог тебе такую.
— Да уж хоть какую…
— Эх, Алдо. Она любили деньги, а не меня. Целыми днями я горбатился как проклятый, лишней кружки пива себе не позволял… И ради чего? Чтоб моя дорогуша купила себе новые шмотки…Старая как мир история… Слушай, парень, давай прикроем эту тему.
— Дядя Джон, а сейчас у вас есть деньги?
— Деньги!? А что с ними делать? Раньше ты мог пойти в магазин, или ресторан. Алдо, ты видел хоть один работающий ресторан?
— Нет.
— Конечно нет… Если б мы только нашли хоть один. Я бы угостил тебя индюшкой. Ты ведь давно не ел индюшку? Да это не наше мясо, о котором тебе вообще лучше ничего не знать.
— Я знаю. Это крысы. Я видел, как вы с Бобом снимали с них шкуру. Вы научите меня, дядя Джон? Еще я хочу знать, как сушить мясо.
— У тебя большие планы. Чему еще собираешься научиться?
— Хочу убить врага.
— Ну, рано или поздно, тебе придется это сделать. Долг любого гражданина сражаться с врагами за свободу своей страны.
Новый приступ скрутил парня. Чуть отойдя, он спросил:
— А там был бы пирог?
— Где?
— В ресторане. У меня сегодня день рождения, и если потом, когда-нибудь, вы купите мне пирог со свечами, я смогу загадать желание.
— Да сегодня светлый день парень! Чего ж ты молчал. Сейчас поищу тебе что-нибудь в подарок. Подарок от дяди Джона, ты ведь не против?
— Еще бы!
— Так что тут у нас есть. Сейчас посмотрим.
Джон снял с плеч рюкзак, растянул лямки.
— Так это не то. Может хочешь консервов?
— Не. А можно я пойду с вами?
— Конечно ты пойдешь с нами, я не дам им тебя бросить. Это железно.
— Нет… С вами - «на операцию»?
— Это опасно, Алдо.
— Не опасней чем оставаться в стороне. Что если вас всех убьют? Всех. Дядя Джон, я пробовал стрелять. У меня получается. Скоро буря, я знаю. Китайцы заделали дыры в своей норе, в такую погоду они не будут ждать нападения. Мы справимся с ними вдвоем, дядя Джон.
— И не думай, парень! Как бы они не были расслаблены, всегда есть риск нарваться на пулю. Посмотри на себя – ты только начал жить, а уже спешишь на встречу со смертью. Сколько тебе лет?
— Семнадцать.
— Семнадцать… Мне вдвое больше, но я все еще хочу жить.
— Но дядя Джон…
— Не зови меня так. Раз уж мы завели мужской разговор, зови меня - Джон.
— Джон… ты сам сказал, что рано или поздно, но мне придется это сделать. Пусть это будет в день моего рождения.
— Этот день может стать днем твоей смерти!
— Черт возьми, Джон! Если я не могу воевать, зачем я здесь? Я устал быть вашей рацией! Я устал от всего этого. – Алдо стукнул себя по голове, и тут же скривился.
— Ты не вещь Алдо. Человек не может быть вещью.
— Тогда не распоряжайтесь мной. Я. Хочу. Воевать.
— Я не дам тебе оружие.
— Тогда мне нечего здесь делать. Я уйду с Бобом и командиром, как он и предлагал.
— Ты нужен мне здесь, Алдо. Ты хоть понимаешь насколько ты ценен? Нам бы только добраться до регулярных войск. Тебе найдут достойное дело.
— Или достойное применение! Я хочу быть простым солдатом. Этот шум в голове, он убивает меня. Хотите знать, какое желание я бы загадал? Быть простым парнем. Это так просто… И так сложно… Я не боюсь говорить о своих желаниях, они все равно не сбудутся. Но я могу попытаться. Я пойду с командиром. Вне войны мне будет легче. Я никогда не стану таким как все, но я смогу притворяться.
— А я? Алдо, ты ведь знаешь, что я не пойду с вами.
— Это ваше дело, дядя Джон.
— Твои способности – не проклятье. Ты можешь помочь своей стране!
— У них и без меня хватает аппаратуры, для перехвата сообщений. Кого вы пытаетесь обмануть, дядя Джон?
— Хорошо! Если мы сейчас пойдем вместе и перебьем там всех, – Джон указал на убежище китайцев, – тогда ты останешься со мной. Ты хочешь воевать, отлично, держи!
Джон протянул ему пистолет. За время их спора ветер только усилился. Видимость стремилась к нулевой. Если идти, то идти сейчас. Алдо не сказал ни слова. Он молча взял оружие. Джон тем временем натянул рюкзак.
Путь до укрытия китайцев занял не более десяти секунд. Джон осторожно заглянул внутрь через небольшую трещину в двери. В середине помещения горел небольшой костер. Дым поднимался к потолку и через разбитое местами перекрытие уходил на другой этаж. Рядом с огнем, спиной к двери лежал китаец. Униформа была потрепана, но все же узнаваема. Он один! Это не отряд перехвата – всего лишь случайный солдат, попавшийся им на пути. В других обстоятельствах Джон взял бы его в плен, но парень «хотел убить врага». Лучшей возможности может не быть. Пусть попробует, каково это – убивать. Может тогда образумиться.
— Значит так Алдо, он там один. Входишь и стреляешь, пока он не обернулся. Китаец лежит в центре комнаты, чуть правее костра. Ты его сразу заметишь. Главное не думай, не сомневайся, просто нажми на курок. Ты понял?
— Да.
— Тогда вперед.
Алдо открыл дверь и чуть слышно скользнул внутрь. Джон шагнул следом, ветер ударил ему в лицо с такой силой, что он потерял равновесие, рюкзак потянул назад и Джон не дотянулся до двери. Ветер с шумом захлопнул ее за парнем. Раздался выстрел, потом еще один. Джон ворвался в магазин, сходу уложил стоящего на коленях китайца, и тот рухнул головой в костер. Алдо лежал на пороге. Изо рта текла кровь, куртка на груди стала темной и мокрой.
— Джон, зашумело, и я не смог… – сказал он.

Мы с Бобом пытались вскрыть замок на двери черного входа. Я старался не шуметь, черт его знает, как далеко китайцы от этой двери. Я планировал ударить с двух сторон: я с Бобом – отсюда, и Джон с…Алдо – с главного входа. Пора подключать паренька к делу. Я же не дурак, по глазам видно, что парень сам того хочет.
Первые выстрелы я не уловил из-за чудовищного ветра, зато Боб как всегда оказался на чеку.
— Стреляют! – крикнул он.
Еще два выстрела, их я услышал. Боб выбил дверь плечом, прекратив мои мучения с замком. Который, к слову сказать, выдержал. Дверь разлетелась на две половины. Одна вместе с Бобом влетела внутрь, вторая повисла на пресловутом замке. Я ринулся следом, обогнал подымающегося Боба, и, минуя небольшой коридор, распахнул дверь в магазин. Алдо лежал на полу в луже крови. Своей крови. В костре сгорал труп китайца. Боб, не дожидаясь команды, вытащил его из огня.
— Джон, какого черта вы здесь делали?
Я присел рядом с Алдо. Он уже был мертв. Ему прострелили сердце.
— Он сказал у него сегодня день рожденья. – прошептал Джон. – Семнадцать. Я отложил пистолет и искал ему подарок в рюкзаке. Я не видел, как он взял его. Понимаешь? Я слишком поздно заметил… И опоздал. Я уже не мог его догнать. А когда я вошел, было уже слишком поздно.
— О господи, семнадцать. Я даже не знал…
— Командир, взгляни. – Боб протянул мне паспорт.
Американский паспорт.
— Где ты его нашел?
— У него, - Боб указал на тлеющий труп. – Это его паспорт.
— Что? – Джон выхватил документ у меня из рук. – Я не мог убить своего.
Почему? Зачем этот человек носил китайскую униформу? Может для маскировки, или у него не было другой целой одежды? В любом случае, она сыграла с ним жестокую шутку. И еще более жестокую – с нами. Как много нам надо, чтобы оправдать убийство? Всего лишь одежда другого цвета. Сшитые куски ткани, а нам уже легче убивать. Наши глаза подают сигнал: враг, это враг! Убей его или он убьет тебя! Мы всегда ищем оправдание… Гораздо проще жить, не обращая внимания на собственные ошибки. Я готов поклясться, что Джон во всем винит парня в униформе. Хотя, откуда мне знать. Своя душа – потемки, чужая – темный лес.
Когда буря прошла над нами, я взял Алдо на руки, Боб поднял «китайца», и мы вышли во двор. Место для могил искали долго. Земля скованная прогоревшим панцирем асфальта не поддавалась. Трофейная лопатка уже не раз нам пригодилась. Сегодня ей снова придеться поработать. Везде, и даже там, где не валялся железобетонный мусор, копать было практически невозможно - земля раскалывалась как жженый сахар. С похоронами Вилсона было проще, тогда мы были за чертой города.
Я долбил прогоревшую землю, и думал, что, наконец, свободен. Мое желание исполнилось. Алдо сам освободил меня. Хоть меня и не покидает чувство, что Джон что-то не договаривает.
— Можем пойти, как только закончим. – Сказал Боб, откидывая в сторону крупные куски земли.
— Сколько у нас еды?
— Троим на двое суток. Но ты ведь знаешь, с этим проблем не будет. Крыс нынче, как клещей в старом диване. Ты ведь собирался взять Алдо?
— Хотел…
— Что с Джоном. Ты все еще намерен бросить его?
— А что изменилось?
— Парень погиб у него на глазах, ему сейчас совсем паршиво.
— Те, кому Алдо небезразличен, сейчас здесь. Почему он не пошел?
— Я не знаю. Но оставлять его сейчас…
— Слушай, Боб. У Джона есть целый мешок еды и оружия. Он не пропадет.
— С мешком не поговоришь. И ночью он тебя не покараулит.
— Он и так всегда спал один.
— Как угодно… Это останется на твоей совести. Я пытался тебя отговорить.
— Ты знаешь, что это не так. То, что мы оставим его сейчас, будет мучить нас обоих.
Виски Боб промолчал. Он все прекрасно понимал. Он достал свою многострадальную флягу. Отхлебнул, скривился как всегда, и протянул мне. Я отказался. Хватит одного глотка такого коктейля, и мой измученный язвой желудок не замедлит напомнить о себе.
— Значит, на двоих еды хватит на трое суток. Ты идешь? Да или нет? – спросил я.
— Да, – ответил Боб. – Когда?
— Закончим могилы и пойдем. В магазин возвращаться не будем.
— Как скажешь.
Боб Сделал очередной глоток.
— Парни, я хочу помочь!
Проклятье! Джон шел к нам. На испачканном сажей лице, блестели промытые слезами линии. Интересно, он плакал? Жаль Алдо? Или боится, что мы его бросим?
— Я в курсе, что вы собирались уйти на север. И Алдо с собой звали. Он не пошел из-за меня. Теперь он мертв.
— Джон, успокойся. Хочешь помочь – помогай. Слезы прибереги до вечера. – сказал я.
Боб основательно приложился к фляге, потом перевел дух и сказал:
— Пошли с нами, Джон.
Что? Я чуть удержался, чтобы не врезать ему. Какое право имел Боб говорить такое. Это же я звал его с собой, а не он меня. Я все планировал заранее, это моя мечта! И в ней не было места для Джона. Больше никаких рюкзаков и разрешений взять что-то! Никаких!
— Боб, не тебе решать такие вопросы! – вспылил я.
— Тогда скажи ему сам, давай, командир, скажи, что бросаешь его.
Сказать человеку в лицо, то, что никогда не хотел бы услышать сам? Бросить человека… Оставить его один на один с судьбой… Уйти не попрощавшись… Да, это не легко. Но еще тяжелее – сказать ему об этом, не отводя глаз. И все же я нашел в себе силы. Слишком долго я шел к своей мечте, чтобы так легко сдаться.
— Джон, у нас разные пути. Ты не можешь без войны, а я устал от нее. Тебе лучше остаться одному.
— Я ненавижу войну! Я хочу жить!
— Джон успокойся, - Боб обхватил его за плечи, - все будет в порядке. Мы не оставим тебя одного.
Да что с тобой Боб? Стоит засранцу пустить слезу и ты готов простить ему все. Неужели ты забыл, как он выдавал тебе еду раз в день, словно ты предатель, змея на его груди? Как отсчитывал патроны перед боем? И кто, в конце-то концов, виноват в смерти Алдо? Пусть это случайность, но он был рядом и не усмотрел за парнем!
— Боб! Мне он на хрен не сдался! Слишком долго он гадил мне за шиворот. Я не хочу его видеть! Никогда!
— Ты кричишь. Я прошу тебя, ответь сейчас разумом, а не эмоциями. Ты оставишь его?
— ДА, оставлю!
— А я – нет. – ответил Боб.
— Тогда катитесь к черту обои. Я пойду один.
Я швырнул лопату к ногам Джона.
— Мы тоже пойдем. – сказал Боб. – И как ты это представляешь? Мы ведь не малые дети, чтоб обходить друг друга стороной и молчать, делая вид, что рядом никого нет.
— Да, детей среди нас больше нет. Боб, дай мне мою часть запасов. – потребовал я.
Все притихли. Боб достал пакет из внутреннего кармана. Протянул его мне. Взять его – значит порвать с ними навсегда. Боб, что ты наделал. Залил бы свою совесть, как делал это всегда. Так нет, посмотри на себя – благородный алкоголик, через день ты уже будешь жалеет, когда все вернется на круги своя. Джон не изменился. Вот он стоит над трупом мальчишки, которого должен был уберечь, стоит и молча наблюдает, как из-за него сорятся друзья. Где же твой рюкзак, Джон!? – захотелось крикнуть мне.
Нет, не мог он измениться. И я не изменю своего решения. Я взял пакет и зашагал к магазину.

Тепло костра еще сохранилось. Как сохранилась и вонь от паленого мяса и волос. Я лег у стены, подальше от луж крови и прогоревших углей. Я уснул, и не видел снов, не чувствовал бега времени. Моему телу, и в большей степени – разуму, требовался отдых…
Я спал долго, около суток. Проснувшись, я первым делом увидел рюкзак Джона. Тот лежал у входа, как и раньше. Значит они еще здесь.
Могилы оказались законченными, когда я пришел на место. Джона и Боба там не было. Целый день я бродил по разрушенным улицам. Разные мысли посещали меня, от совсем бредовых, до вполне рациональных. Они ушли без меня. Ушли к моей северной мечте.
Ушли к МОЕЙ мечте.
«Светлый день» - вспоминаю я свои мысли. Теперь я знаю, и мог догадаться тогда, - в мире где солнце черно как гарь, светлых дней не бывает…И все же я получил Свободу. Да-да, я теперь свободен. Они оставили рюкзак мне. Я волен брать что захочу, и когда захочу.
Но есть одна проблема – я не хочу.

апрель - июнь 2006.