Размышления над эпиграфом к собственному журналу
Довольно часто (или, возможно, весьма нередко) я сталкиваюсь со следующим тезисом. Не нужно требовать от беллетристики, чтобы она учительствовала и несла в народ какие-то идеи. Беллетристика — это ненавязчивое светское развлечение, один из способов несложно, но и не примитивно провести досужее время. Она — слуга читателя, а не тиран. Она никого ни к чему не принуждает, она лишь предоставляет читателю желаемое. Не следует «приписывать» беллетристике не свойственные ей черты и пытаться «заставить» её «сеять разумное, доброе, вечное» в сердцах читателей. Беллетристике от природы не свойственно пробуждать в читателях какие-то сложные стремления или навязывать какие-то идеалы. Беллетристика — это просто «добротное» и приятное чтиво с интересным сюжетом, яркими образами, лёгкими для восприятия идеями, а подчас даже и сочным языком, и, как таковое, она имеет равные права с любыми другими видами литературы. Руки, в общем, прочь от беллетристики. Не мешайте нам светски развлекаться.
Время от времени вместо слова «беллетристика» употребляются иные слова: «литература» (в целом), «современная литература», «развлекательная литература», — и ещё много разных слов.
Вдаваться в терминологические рассуждения у меня нет никакой охоты. Я готова принять в качестве рабочего определения, что просто «добротное», приятное чтиво, не претендующее, ни на глубину, ни на красоту, ни на учительство, а «служащее лишь для светского развлечения» читателя, зовётся беллетристикой. Пусть так. В конце концов, надо же как-то назвать литературу, не претендующую на всё указанное, а только служащую, верно? Ну, а если кому-то не по нраву придётся в этом контексте слово «беллетристика», он может подставить вместо него любое другое слово, которое, по его мнению, наиболее полно отразит идею литературы, «не претендующей на, а только служащей». Я же буду пользоваться словом «беллетристика». Мне кажется, что как минимум сегодня это удачный термин: он вполне отражает концепцию популярности книг, «не претендующих, но служащих», в современной литературе и, с другой стороны, недвусмысленно указывает если не на уважительное, то как минимум на благосклонное отношение к таким книгам современного читателя «не от сохи» (который, как известно, терпеть не может бульварщину и засыпает при виде классики). Более корректный термин мне, если честно, искать попросту лень, но если кто-то трудолюбивый подберёт что-то более удачное, у меня не будет причин настаивать на своей терминологии.
Итак, не собираясь спорить о словах, я перехожу к предмету беседы.
Я считаю, что беллетристика (если определять её так, как указано выше) не имеет прав не только равных с остальными видами литературы, но и самого права на существование. Именно потому, что она не претендует.
Видите ли, я считаю достойным существования только то, что заслуживает уважения. А как, скажите на милость, может заслужить уважение род литературы, который ни на что не претендует, а лишь угождает? За что такую литературу уважать?
Можно возразить: но ведь это не повод объявлять беллетристике войну на уничтожение! Беллетристика (если определять её так, как указано выше) вполне безобидна. Она — взгляните! — не учит жить, она всего лишь преподносит читателю средство светски провести досуг и приятно развлечься.
Можно и так возразить, отчего ж нет? Но мне кажется, что в современном мире произошла страшная и, наверное, необратимая уже подмена: развлечение перестало быть вдумчивым и утратило оттенок творчества; знание уходит, остаётся информация; чувства уходят, остаются эмоции; уходит понимание, остаётся эмпатия. Исчезают, словом, фундаментальные составляющие личностного и всеобщего развития, остаются одни их проявления и инструменты. Но самое печальное заключается не в том, что на остатках фундамента торжествует надстройка, а в том, что надстройка выдаёт себя за самый фундамент, выдаёт беспардонно, с какой-то воистину фанатичной и оттого притягательной и подкупающей искренностью. Надстройка лжёт — и верит собственной лжи. А беллетристика (если определять её так, как указано выше) самым непосредственным образом служит интересам этой надстройки — нет, не отражением действительности, отражать она ничего не умеет, — популяризацией, миссионерством. Несмотря на всю кажущуюся скромность своих притязаний, она, как и всякая, вообще, литература, воспитывает читателя: но воспитывает не знанием чувства, а — информацией эмоции.
Она не учит умирать от счастья и воскресать от боли. Она приучает размазывать сопли, хихикать и ржать.
Она не учит любить, ненавидеть, презирать и уважать. Она приучает взахлёб упиваться чужими страстями и впитывать схемы.
Она не учит страдать и со-страдать. Она приучает сладострастно подглядывать в замочную скважину.
Она не учит мыслить. Она приучает напряжённо следить за событиями, происходящими в мире, которого не то, что никогда не существовало, а и не могло существовать. Она приучает глотать «лихо закрученный сюжет».
Кстати, «лихо закрученный сюжет» (вы заметили?) — это давно уже аннотационный штамп. Редкая обложка обходится без упоминания «лихо закрученного сюжета», и я, признаться, давным-давно боюсь покупать книги, в аннотации к которым встречается это словосочетание. Впрочем, я отвлекалась.
Беллетристика (если определять её так, как указано выше) не учит жить. Она даже умирать не учит. Но она отучает думать о жизни и смерти вообще.
Вы не находите, что те, кто отказывает беллетристике в претензии на учительство, серьёзно лицемерят? Ведь беллетристика не просто учит вас быть примитивными в своих желаниях, чувствах и проявлениях., она именно приучает вас к этому. Она обращается с вами примерно как дрессировщик со зверем. Она — от тома к тому — выдавливает из вас полноценную личность, заменяя её — челюстями.
Понимаете, всё, что хочет от вас беллетристика (если определять её так, как указано выше), — это объёмный желудок и крепкие челюсти. И она день ото дня тренирует вас, натаскивает, обрабатывает… И — да, она претендует, по другому и быть не может. Она претендует на ваше внимание, на ваши деньги и время, на время и внимание ваших детей, на нервные клетки, гормоны и даже морщины. Она играет с вами так же уверенно, как играет с клиентом опытная проститутка. И так же, как проститутке, ей совершенно не интересно, куда и в каком состоянии вы уйдёте от неё.
Жизнь — и ваша жизнь в том числе — неотделима от развлечения. Игра — это то, что сопутствует человеческой жизни от самых первых дней до последнего часа, и об этом написано столько книг, что повторяться я просто стесняюсь. То, как мы развлекаемся, то, в какие игры мы играем, правдиво и однозначно указывает на то, чем мы живём и во что превращаемся с каждым прожитым годом.
Могу ли я, зная об этом, верить утверждению, согласно которому беллетристика (если определять её так, как указано выше) не претендует ни на что серьёзное и не несёт никаких идей?
Могу ли я, скажите на милость, говорить после этого о каких-то равных правах с остальными видами литературы, в которых якобы не должно отказывать беллетристике?
Нет, не могу. Я считаю, что беллетристику, эту продажную шлюху, из русской литературы надо гнать поганой метлой как минимум в специальное гетто. Это совершенно чуждое здоровой культуре и гнилое явление, которое делает живых и свободных людей зомбированными рабами.
А тех, кто распространяет ложь о том, что беллетристика якобы безвредна и безопасна, потому что ничему не учит и ни на что не претендует, надо привлекать к уголовной ответственности: за клевету на собственный народ, которому они отказывают в способности и желании полноценно жить и развиваться, и за диверсионную деятельность среди русского населения.
Ибо русская литература — это та территория, которая остаётся у моего народа даже в случае полной оккупации самого государства Российского.
Это самая главная территория. И если разменять её на «безобидные и приятные книжки», нам просто негде станет жить. Вот такая моя беспредельная имха о «развлекательной» литературе.