[Gio Morello]

- Этот, - осанистый старик протянул наспех составленные записи. Не смотря на всю свою стать, он обильно потел и приглаживал сальные волосы.
Парень сунул клочок бумаги в карман.
- Будь осторожен. Он – здоровенный.
В ответ молодой человек вскинул руку, успокаивая заказчика. Не имеет значения: здоровенный, толстый или убогий. Плата и смерть – вот, что по-настоящему важно.
- Как и договаривались - половина, - старик протянул холщовый мешочек.
Наёмник кивнул, забирая деньги.
- Ненавижу его. Он во всём виноват! – завелся старик.
Парень помотал головой. Не важно. Лишние подробности. Он развернулся и заскользил по узким улочкам трущоб.
Гиблый, мёртвый и пугающий район. С подобных слов начинает каждый второй рассказчик, описывая дно города. Отнюдь. Живой, живучий, выживающий, желающий жить, радующийся жизни, пьющий из фонтана жизни большими глотками, цепляющийся за жизнь изо всех сил. Жизнь – ключевое слово. Богатеи выставляют декорации жизни, покупают её дешёвые подделки. С самого рождения они готовятся к смерти, ждут её, откладывают на чёрный день. Смерть – ключевое слово. На дне умирают ради жизни, живут ради неё. Всё за жизнь. Пять дней – в поту, два дня – в угаре. А погибают только дураки и неудачники. Хотя по количеству они уступают только птичьему дерьму.
Сутулый наёмник семенил на чуть согнутых ногах. Проходы, повороты, арки слились в единый лабиринт. Жители, запахи, цвета испарились. Полное отвлечение, обособление от ничего не значимых предметов и явлений. Точка отправки. Точка прибытия.
Укол. Рука инстинктивно хлопнула по укушенному месту.
Молодой человек продолжал искать выход. Над ухом раздалось жужжание. Овод прочертил петлю перед глазами. Прорвался?! Ещё один летун впился в плечо. Серые стены заплясали яркими красками. Волна запахов накрыла наёмника с головой. Он тонул: беспомощно бултыхался, пытаясь держаться на плаву. Но посреди океана нет шанса. Икры свело, и молодой человек опустился в пучину небытия.