До вечера было еще далеко, но по площади уже бродили люди. Но, конструкцией площадки, их разбило на две части огороженной ковровой дорожкой, и неудачно распределенные подолгу переговаривались друг с другом, опирались на бортики и мяли искуственные цветы.
Двое мужчин в одинаовых серых костюмах ходили по обе стороны с какими-то мешками и стопками в руках – они недовольно косились на отдыхающих, которые им, видимо, мешали, вздыхали, перехватывали свою ношу удобнее и шли дальше.
При свете дня все казалось настолько фальшивым!.. А ведь когда стемнеет, сотни фонарей обещают красоту, сказку, и впечатление чуда, от нереального света во тьме.
Музыканты заиграли на сцене. Они улыбались людям, и улыбались естественно, как ни странно – никто не вспомнил о том, как отвратительно может выглядеть сейчас их странная радость. Музыка разогнала кровь и подняла настроение, - народу стало еще больше.
Один человек с белым пакетом в охапке, - он подошел к самой сцене, где, ссутулившись и сжав руки, он стоял, его толкали плечами и локтями… Он почти что не слышали музыки, и такие близкие, такие мощные ноты не доходил до него. Его глаза то и дело поднимались на уровень крыш и бледных туч, - никто не обращал на него внимания. А если кто-то проходил миом и таращился на его мешок, он опускал лицо, чтобы никто не смог взглянуть в него.
Джон увидел его на своей стороне. По его спине бежали мурашки, а в голове теснились мысли. Он так и не поговорил с ним, а ведь он мог бы ему сказать – зачем?.. Теперь уже он не мог подойти к нему. Джона успели заметить, запомнить… Он так никогда и не узнает, что чувствовал этот человек, когда Джордан не удовлетворился предложенной ценой. Что он видел, кого, как жил? С чем он умрет?
В воздухе появилось что-то новое – возможно, ветер донес запах речной воды. Становилось холодно – иногда Джону приходилось сжимать зубы, чтобы они не стучали.
Карл не видел Джона, да и не смотрел почти. Он смотрел только на свои руки – чтобы они не дрожали, чтобы ничего не чувствовать. Нет, ему не страшно, совсем не страшно – но он должен сделать все хорошо.
Постепенно темнело, но фонарей еще не зажигали. Музыканты устали – дайте отдых музыкантам! Они тоже хотят вяло переминаться с ноги на ногу и вытягивать шею над головами толпы, выискивать глазами что-то. Им тоже надо отдыхать… Джон закурил – высокая башня, задекорированная сеткой с цветами и бумажными листьями,чуть-чуть прикрывала его от основной массы народа. Там, внутри этой башни, можно было поместиться. Те мешки с хламом, которые Джон завалил вниз, не мешали выходу, - главное, чтобы ничего не сорвалось… Это ест самое страшное.
Дама в черном толкнула Карла плечом; от ее взгляда у мужчины под ребрами все задергалось – ему показалось, как будто она знает… обо всем знает…
- Простите? – Карл не выдержал.
Дама ласково снисходительно улыбнулась и пошла дальше. Даже постоянно уворачиваясь, она демонстрировала свою роскошную походку.
Сигарет не оказалось в кармане. Наверное, случайно он потерял их…
В толпе легко затеряться. Люди приходят в магазин и видят новую партию качественных плащей. Улицы раскрашиваются светлыми пятнами, жизнь становится светлее!..
ОНил мужественно отстоял суровую очередь, чтобы приобрести этот плащ… Его расчет оказался верен, и теперь он уже встретил пару человек в таких же. как у него, плащах.
Клайд стоял слишком близко к сцене и слишком далеко от бортика ограды. Это требовалось немедленно исправить.
Джон приметил Фредерика – тот, с трубкой, в хорошей новой одежде, шел сквозь толпу, рассекая ее, как ледокол. Осторожно он подошел к Клайду – и он дрожащей рукой падал ему коробок спичек. Джон сидел внутри башки – сквозь прорехи в конструкции и сетке он увидел, как в страхе и сомнении Клайд поглядел на ОНила, еще не зная, кто он такой…
В холоде затрещали тормоза – это съезжались высокие особы. Когда мэр с супругой выбрались из машины, зрители зааплодировали. Включили освещение – но смолкла музыка. Потому что музыканты собрали инстременты, откланялись и освободили сцену.
В цветистой речи мэр применил, возможно, все жпитеты, которые знал. Особенно он расписывал приглашенных гостей. Главного же никто так и не понял – по какому поводу, для кого и зачем устроили это «благотворительно торжество».
Под пиджаком у Джона было привязано ружье. Он стрелял хуже, чем Карл, поэтому ему надлежало сделать отвлекающий выстрел в воздух или в полог сцены. Джон карабкался через узкую конструкцию, и боялся, что раскачает ее, - тогда все пропадет… Неотесанные деревянные балки царапали кожу; к тому же было совершенно темно – ближний фонарь еще не был зажжен.
Плечи Карла застряли в верхнем проеме. Некстати вспомнилась сказка о Алисе Лиддел – как она потреяла свои руки далеко внизу, какой беспомощной сделалась… С треском ткани Карл все же протиснулся вверх и встал ногами на перекрытие. Сверху было видно все – как разносчики предлагают людям горячий чай или глинтвейн, как дают желающим кексы. Мэр читал речь – к сцене уже подъезжали машины гостей, - какое красочное зрелище! Какие хорошие автомобили, какие дорогие.
- …я рад пригласить сюда, на этусцену, обворожительную женщину, - мэр подмигул, -и, что самое важное, просто удивительно человека! Миссис Рид, которую все знают как благотворительницу и женщину, которая по-настоящему сочувствует людям. Ведь сочувствие –это так важно!..
Внезапный свет ослепил Джона. Он вложил ружье в руку – включение фонарей было сигналом. Карлова башня напротив неуловимо качнулась – Джон понадеялся, что это заметил только он.
Миссис Эллен Рид, в легком свете электричества, в отрывистых вспышках фотокамер, шла по дорожке. Она улыбалась, - все и в любой ситуации на ура принимали эту улыбку. Миссис Эллен Рид привыкла к вниманию, привыкла наслаждаться им – это ведь всего лишь крохотный каприз, безобидный и очень милый. Миссис Рид красиво шла – за сотни глаз няпряженно наблюдали за ней, не смея аплодировать.
Клайд был подведен ОНилом достаточно близко к заграждению, чтобы Карлу было удобно стрелять… ОНил курил трубку, и словно бы также любовался прелестной Эллен в ярко-алом, замечательно свежим вечером и торжественной обстановкой. Карл неотрывно смотрел на ОНила в светлом плаще, и у него не хватало сил отвести глаза на мишень.
Шелкнула, задымила вспышка – и резкий, острый звук обрушился на миссис Эллен Рид. Она вскрикнула немузыкальным голосом и упала, разом смяв все впечатление. Выстрел – и на время все застыло в тишине. Пока тело незнакомомго истощенного мужчины не повалилось, заливая кровью, на полную женщину рядом.
Кровь стучала в ушах, висках, глазах… Джон проваливался вниз, и был уверен, что своими телодвижениями с головой выдал себя. Сейчас он выйдет и его под белы рученьки – никогда больше не пойдет гулять с Лизой, не будет пикировок с теткой… Ничего, уже никогда больше. Он нажал на курок почти одновременно с Карлом, даже сам не понял. как… Две лампы лопнули от его пули А куда делся ОНил? Когда же он успел?
Ружье на ремне было сразу же прикручено к телу. Внизу Джон сбросил пиджак, вывернул его наизнанку; непослушной рукой пригладил волосы, и замер. Он может не выходить наружу, он может отсидеться здесь, ни за что и никогда его здесь не найдут, не догдаются…
Но по гулу снаружи Джон понял, чтобольше у него не будет шанса. Он вылез, он постарался унять дрожь, - никто не заметит. Ничего не заметит.
Миссис Рид приводили в чувства. Отряды полиции появились будто бы из ниоткуда, - но они уже начинали огораживать площадь. Джон перемахнул через ограду и помчался по некоей улице прочь… Фонари не зажигались – и так, в темноте, Джон едва сумел найти дорогу.
Риндман тоже был на площади – как зритель. В тот день он отпросился из своей аддвокатской конторы, где работал также и Карл, но другим графиком, и отправился на общее дело. Когда Джон прибежал у нему домой, хозяина не было. Нервозно Джон отвязал ружье и бросил его в тайничок в полу.
Стук в голове так и не проходил. «Пожалуйста, Господи! Почему все так? Почему… Как глупо… как страшно...» Но внутри уже сидела мертвая, спокойная уверенность. Неизвестно в чем, непонятно откуда. Все будет хорошо – единственное, что мог Джон Коллинз сейчас себе сказать.
Тем же вечером Джон в новом костюме, со старым чемоданом в руке, стучался в дом своей тетушки.