Темнело рано - осень. Анна Петровна вздохнула и включила свет. Кот Степан спрыгнул с ее колен и уселся у двери с многозначительным видом. Пришлось откладывать шитье, разматывать старенький полосатый плед и идти на кухню. В раковине с полудня размораживалась килька для Степки и минтаец для нее самой. Недоглядишь - Танечка опять на рыбу чайник сольет. Или макароны откинет... Невнимательная она, Танечка.
- Здрассте, баб Ань! - а вот и Танечка. С чайником.
- Добрый вечер, Танюш. Как Сонечка?
- Ой, АнПетровн, вашими молитвами, не иначе! Как рукой сняло! Даже про сопли забыли, не липнет и все! Лена просила еще раз спасибо сказать... Сонечка-то с куклой и не расстается, а ведь как сначала-то испугалась!
- Выздоровела, значит. Вот и славно! Дай-ка, Танюш, я рыбу-то достану... И напомни Лене, чтоб никому больше эту куклу не давали, кроме дочки. И не откровенничали особо...
Стоя у второй плиты, Анна Петровна думала о незаконченной работе. "Вот бы сегодня закончить одежку... Хватило бы кружев. ...Все бранятся, кричат, а ведь какая благодать была, когда Валера только женился!.. Кожа кончается, надо бы распареную коричневую перчатку распороть, не ровен час, подвалит работа спешная, а ботиночки не из чего сделать будет. Вот хорошо, пряжи свояченица принесла..." Минтай аппетитно шкворчал, источая соблазнительный запах. В другой сковородке разогревались рожки с сыром. А Степка, поводя ушами, уписывал свой ужин под колченогим столиком Анны Петровны. Он привык к воркотне соседок и уже не отвлекался даже на возмущенные выкрики.
- Да что он вообще... - в кухню ворвалась раскрасневшаяся от возмущения соседка Валентина. Видно, опять поругалась с муженьком. - Премии, грит, лишили! А сам опять перегаром воняет, паразит! Ведь бросил же!
- Да, мужики, они... Вот, мой на днях...
Ужинать старушка ушла в свою комнату, чтобы не слушать этих излияний. Мешало сосредоточиться и работу потом приходилось пороть и перекраивать по три раза. Сдвинув в сторону шитье и закрыв тяжелую шкатулку с инструментом, Анна Петровна расстелила на столе застиранную салфетку с искусной вышивкой, расставила тарелки и степенно принялась за еду.
Из огромного круглого окна тянуло промозглой сыростью. Анна Петровна каждую осень замазывала щели и заклеивала его, но до самого верха не доставала. Просить же соседей, чтобы помогли, не хотела - нечего им видеть уголок и работы... Вот, грязные тарелки теперь даже относить-то хочется - вон, как шумят, расходились! Но порядок есть порядок.
- ... Куклу какую-то нашла у него в кармане. Тряпошная, грязная вся, воняет, как бутылка с водкой! Ну, выкинула, конечно! - Валентина никак не желала успокоиться.
- Валенька, и давно? - вкрадчивым голосом спросила Анна Петровна.
- Да, вот вчера, в химчистку его пальто отнести хотела, стала карманы проверять, а там это дрянь! Алкоголик чертов! Совсем из ума выжил!
- Эх, Валенька, Валенька...
А что еще тут скажешь? Когда вот так, сами, своей рукой, бросают свое спасение...
На столе Анны Петровны всегда был порядок. Рабочее место за долгие годы устроилось наилучшим образом. Резная деревянная шкатулка, сделанная руками отца Анны так давно, что уже потемнела от времени, скрывала множество приспособлений. Помимо обычных инструментов рукодельницы: портновских булавок, мелков, копирок, кусочков кальки, разноцветных ниток, разнокалиберных пуговиц, пробных лоскутков и распарывателей, там нашлось место и серебряной игле с полустертым клеймом, и латунному наперстку, уже продырявленному в нескольких местах, и потемневшим ножничкам, и затертой сантиметровой ленте, с обратной стороны расчерченной на пяди... Рядом со старенькой лампой висели разнообразные лекала, на этажерках стояли коробки и корзины с лоскутками и шерстью, шелком и мулине для вышивки, пяльцами разных размеров, крючками, спицами и маленькими клубочками разноцветной пряжи. Однако, когда Анне Петровне требовалось, скажем, посадить заплату или пришить пуговицу, она никогда не пользовалась содержимым темной шкатулки.
Теперь под лампой лежала недошитая тряпичная кукла, работа для соседа Валеры. Длинный нос, улыбающийся, в отличие от вечно угрюмого оригинала, ротик, румяные щечки, волосы из рыжей пряжи, безвольное розовое тельце с длинными ручками и ножками... Детская игрушка. Только у игрушки еще не было глаз. Глаза работам Анна Петровна всегда делала в последний момент. Давным-давно бабушка учила маленькую Анютку, что с глазами работа получает жизнь, свою кукольную душу, и негоже мучить тряпичное тельце иглой и клеем. Просто куклам же следует вышивать или рисовать лицо сразу... Голубые нитки уже были приготовлены, голубые, как глаза Валентины. А рыжий локон с забубенной Валечкиной головушки скрывался внутри тельца. Черный кот Степа умиротворенно мурлыкал на коленях, бабушка Аня, напевая, трудилась уже над маленьким клетчатым халатиком, кокетливым, в кружевах, какого у настоящей Валентины отродясь не было...