Форум «Мир фантастики» — фэнтези, фантастика, конкурсы рассказов - Показать сообщение отдельно

**ersh57** · #3 15.04.2009, 21:31

Отредактировано 21.04.09

Скрытый текст - Глава третья:

Глава третья

На самой стрелке, где в полноводную Вычегду впадала быстрая Жорка, стоял острог. Стоял давно, еще с тех пор, как на Пивненские острова пришел Изяслав Всеволодович, великий князь, сложивший голову в Последней битве. Стены и башни острога, булыжного камня, давно покрылись мхом, но были еще крепки и, при должном догляде, простоять еще могли не один век.
В прежние годы эти стены повидали многое. Осаждали их и остатки оркской рати, пару раз подступали в годы размолвья гракхи, а набегов гоблинских – тех и не счесть. Но так и остался острог непокоренным. Только бревенчатые когда-то стены сменились булыжными, да выросла кругом острога слобода.
Был в остроге невеликий гарнизон – сотня душ. Кто срок выслужил, те оседали в слободе. И слобода росла, пригораживая тыном все новые участки векового леса под избы да огороды, щедро распахивая поля да обустраивая покосы на другом берегу Жорки.
Была сначала слобода, как и острог, безымянной. Все Слобода, да Слобода ее кликали. Потом как-то, заезжий монах привез с собой косточки сливы, и зазеленели сливовые сады. Так и стала слобода Сливной.
Народ в Сливной был суровый, место-то приграничное. Все знали - за какой конец копье держать, и в дружину острожную давно брали только своих, слободских. Вот разве сотский воевода был из стольного града. Так на то он и воевода!

Отредактировано 21.04.09

Скрытый текст - Глава третья часть 2:

Сотский обедал. На столе в большом медном блюде гномьей работы грудились расстегаи с заячьими потрошками. Рядом стояла миса с ядреными рыжиками. Над чугунком с жарким витал аппетитный парок. По запотелым бокам глиняной крынки с молоком, чай с погреба, прихотливо скатывались одна за другой капли.
Сотский хлебал жирные мясные щи из высокого муравленого зеленью блюда, подставляя под кленовую ложку, чтоб не закапать чего, краюху хлеба.
В дверь стукнули. Не дожидаясь ответа, вошел слободской староста Говяд Силыч. Сняв шапку он размашисто перекрестился на красный угол, где под потемневшими иконами теплилась лампадка.
- Ну, здрав будь, воевода!
- И тебе того же, Силыч! Садись, поснедай со мной, чем Бог послал, - сотский кивнул на свободное место на скамье рядом с собой и придвинул в ту же сторону блюдо со щами.
- Благодарствую! Не откажусь, пожалуй! Не успел пока потрапезовать.
Староста тяжело осел на предложенном месте. Взял кус хлеба, ложку, и тоже принялся за щи.
Ели они молча и не спеша, как и положено людям степенным. Выхлебали щи и приступили к жаркому, поочередно прихлебывая холодное молоко из крынки. Наконец, насытились, приподнялись, перекрестились на божницу.
- Слава тебе, Господи, за хлеб наш насущный! – грянул нестройный дуэт.
Они перебрались на широкую резную скамью у окна. Через мутноватый гномий хрусталь окна жарко падал на нее полуденный свет, янтарем высвечивая широкие до блеска отскобленные плахи пола.
- Давай, Силыч, с чем пожаловал? – прищурил глаз сотский.
- Вишь, воевода, внук у меня явиться должен. Чай ты его помнишь!
- Это вихрастый такой? Лопоухий? Как его? А, Ушата! Помню! И что?
- Да вот, школьный голова его мне прописал, - староста протянул сотскому берестяное письмо, - Надо бы мальца пристроить на каникулы. Ну, там, к писарчуку, что ли. Чтоб работой овладевал, стал быть.
- Дело хорошее. С писарчуком-то говорил? – воевода мельком просмотрел бересту.
- Он не супротив.
- Что же. Добро! Быть по сему! Пусть учится!
Со сторожевой башни донесся набат. Воевода махом распахнул окно.
- Чего там?! – заорал он.
- Едут! Никак сам владыко! И людей с сотню! – донеслось с башни.
- Ну, Силыч, айда встречать гостей дорогих!
Они живо выскочили во двор острога. Там уже обеспокоено забегали дружинники.
К воротам слободы староста подбежал в самый раз. Он успел заскочить в свою избу, забрать специально испеченный поутру к такому делу каравай. Да и то сказать, целую неделю пекли уже эти караваи! А епископ-то все не приезжал. Теперь дождались! Серебряную солонку он выбрал заранее, да засыпал крупной белой солью. И за отцом Георгием успел забежать.
И сейчас он стоял, держа на расшитом красными петухами да крестами беленом рушнике пышный поджаристый каравай с солонкой сверху. По обе стороны ворот выстроилась дежурная полусотня. Рядом с ним стояли сотский с мечом наголо, да отец Георгий. Сзади гомонил слободской народ.
Голова епископского поезда вывернула рысью из-за поворота. Впереди гордо следовал сам Гермолай.
- Слышь, Силыч, а там кто? Рядом с воеводой? Никак, Ушата! – сотский с наклоном громким шепотом ожег ухо старосте.
И точно, рядом с воеводой рысил его внук. Только какой-то он был не такой!
В беспокойстве за внука все торжество встречи прошло для старосты как во сне. И опомнился он уже в дружинной избе, в остроге, когда три десятка человек, и гости, и хозяева рассаживались по старшинству на лавках вдоль стен. Епископ сел первым на красное место, издавна предоставляемое самым почетным гостям. Остальные рассаживались с шумом, свято блюдя и отстаивая в ненадолго вспыхивающих ссорах свое родовитство.
Наконец, все уселись.
- Ну, что же, дети божьи! Приступим, благословясь! Спаси нас, Боже! – провозгласил Гермолай, крестясь.
Уже не только гости, но и хозяева знали о пропаже людей из посольского обоза. Дело было неслыханное, потому и происходившее воспринималось всеми с должным тщанием.
Два епископских дружинника вывели перед красное место Ушату, держа его за плечи.
- Отрок сей говорил, что у него в слободе дед, - речь Гермолая раздавалась негромким эхом по тишине дружинного покоя, - Так ли это?
- Да, владыко! – староста привстал с лавки, - Внук он мне. Ушатой кличут.
- А ты, стало быть, староста слободской! – Гермолай не спрашивал, утверждал, - Наслышан о делах твоих. Хорошо служишь Богу и князю великому!
- Благодарствую на добром слове, владыко! Только позволь – спрошу! Что наделал парень? Неужто, в какой татьбе замечен?
- Отрок один остался от всего обозу! Больше не нашли никого, ни людей, ни тел! Лошадей, и тех нет! Поведай-ка нам, Ушата, чему ты был свидетелем? Что случилось с обозом?
Парень за проделанный путь успел отойти немного от бурных событий ночи и раннего утра и отвечал спокойно.
- Вчера, после полудня, я попросился у старшого обоза вместе с ними ехать. Мне на постоялом дворе сказала, что они через Сливную проезжать должны.
Речь Ушаты текла почти по книжному. Он подробно описывал все происходившие перед его глазами события. Особенно заинтересовало высокое собрание непонятное истребление обозников, что это за вспышки такие? Посыпались было вопросы, но епископ взмахом руки успокоил всех.
- Пусть дорасскажет сначала. Вопросы потом. Говори далее! – последнее Гермолай бросил уже Ушате. Тот и продолжил.
- Спрятался я в елках. Потом смотрю, с дороги трое в таких плащах идут, как у гномов в Пивне. С этими, на голову натягать. Я думал, кто из обозников в живых остался. Нет, они над мертвяком одним встали, руками махали, да шептали что-то. Я в писцовой школе учусь. Нам языки добро дают, но этот не распознал. Странно шептали они - вроде как костями гремели. Мертвяк и встал. И пошел! Как кукла на лямках на ярмарке. Чудно пошел. Обошли они вкруг всех возов. И везде шептали. Всех мертвяков подъяли. Идут, шепчут, а мертвяки за ними переваливаются. Потом к землянке подошли. А там дверь такая – из дубовых плах, да с железом. Высадишь не сразу. Ее изнутри завалили, видать, чем-то. Эти трое поначалу сами открыть пробовали, потом мертвяков пустили. Не смогли открыть. Тогда трое за руки взялись и ну шептать! Там, у землянки вихорь закрутило и всю крышу у землянки разъяло. Только бревна и остались торчать.
Дружинник, который на поляне говорил про камнемет, и епископ переглянулись.
- Потом, в землянку трое мертвяков через крышу спустились и старшого обоза оттуда выволокли. А двое мертвяков ну возы ворочать. Штуки три и опрокинули. А эти трое все руками машут, все шепчут. Те мертвяки, что старшого достали, его вожжами к телеге прикрутили, как распяли. Ух, мужик вырывался. Да разве с мертвяком справишься, - Ушата с сомнением покачал головой, - А эти трое из плащей ножики вынули, да стали старшого обозного резать. Тут вот, тут то же.
Парень поводил руками по своему телу, показывая, как резали. Потом, продолжил.
- Я смотрю, а они его свежевать начали. Мужик ревет, как белуга, а они с него кожу, и слышно, что спрашивают о чем-то. Так и преставился старшой, но, вроде как, не сказал ничего. А эти трое опять руками машут да шепчут. Новопреставленный-то и встал. Как есть освежеванный. Кожу тоже подхватил. А потом, когда уж совсем светло стало, я рассмотрел, что за чудище на обоз напало. А это змей был, такой как в орденских книгах, ну, летучий, с крыльями. А хвост у него длиннущий, жуть! А на конце вроде как у стрелы наконечник треугольный. И в чешуе он весь, от носа и до хвоста. Он там лошадей жрал. Здоровый, сволочь! Прямо берет лошадь поперек брюха, да как подбросит! А ловит пастью с головы и глотает. За раз! Эти-то трое к змею. Мертвяки за ними. Чего-то там вроде говорили со змеем. А потом все в лес подались. И мертвяки с ними, и змей, - Ушата вздохнул тяжело, потом виновато добавил, - А я так под елкой и просидел. Может часа два, как не три. Пока дружинники не спугнули.
Дослушав рассказ до конца, помолчали. Наконец, епископ отпустил Ушату к деду.
- Иди, отрок. Сейчас ни о чем совет держать не будем. А то такого наворотим. Всем отдыхать! Завтра соберемся. Сотский! Поспеши с обедом для поезда! Мы с этим переполохом еще не ели. Всё, все свободны. Да, староста! Задержись!
Говяд Силыч переминался с ноги на ногу все время, пока не остались они в комнате только втроем – он сам, епископ да внук.
- Слушаю тебя, владыко!
- Ты, вот что. Не строго там с внуком. Неплохой у тебя, похоже, наследник подрастает. Не всякий взрослый так дело изложит после таких страхов. А страха-то он натерпелся. Дай ему отдохнуть. Но чтобы завтра и сам, и внук на совет явились!
- Как пожелаешь, владыко!
- Так, отрок, иди ко мне! – Гермолай обращался уже к Ушате, - Ты все сказал? Ничего не утаил?
- Как на исповеди, владыко!
- Тогда, благослови тебя Господь! И ныне, и присно, и во веки веков! – епископ трижды перекрестил парня.
- Аминь! – нестройно ответили дед и внук.

Отредактировано 21.04.09

Скрытый текст - Глава третья часть 3:

Грюрик Торвальдссон пил. Он уже третий день торчал в этом людском селении, Горках, чтобы его трижды приплюснуло молотом Горима. Этот хренов болотник, Матриус, заставлял его, самого Грюрика, ждать. Ну, появись он сейчас!
Гном сделал очередной глоток из огромной кружки и слегка поморщился. Он пил всего-то третий день в этом трахнутом трактире, а нормального пива уже нет. И чё это за дела? Они, что, людишки эти, не могли запасти гномьего пива поболе? Даже на три дня не хватило. Приходится теперь пить это пойло, недостойное гордого названия. Они его, вишь ты, только на ячменю да хмелю варили. Нет, чтобы добавить в пиво нормального винного духа[i]! Ну, людишки! Ну, клятый Матриус!
Кроме этого самого пива, ну никаких развлечений! И подраться здесь не дают! Рука гнома с опаской прислонилась к опухшей щеке. Уй! Грюрик сатанел все больше. Он, покрасневшим от выпитого левым глазом, уставился на почти обнаженное дно кружки и, тут же, его широченная лапища ловко поддела филейную часть пробегавшей мимо разносчицы. Та враз остановилась и уперла кулачки в боки, хотя носик свой от запашка гномьего и сморщила. Была она доброй и душой, и телом, но вольностей не терпела!
- Ты, гноме, руки-то не распускай! Тебе мало вчерашнего, так Щипок еще добавит!
- Стой, стой, красотка! – Грюрик протестующее вскинул руки, вчерашнего ему явно хватало, и огромный лиловый фонарь на полностью заплывшем правом глазу говорил о том же, - Я же только пивка еще попросить хотел! Ты уж принеси, а? А то сразу – Щипок, Щипок!
Разносчица фыркнула в развороте, но очередную кружку пива принесла.
Зал трактира был почти пуст. Как и в любом трактире, заполнялся он только по вечерам. Значит, скоро уже загомонят любители пропустить кружечку-другую пенного напитка в обществе друзей. А сейчас, кроме опьяневшего гнома и разносчицы, только за столом у закопченного очага тихо беседовала парочка посетителей, да подремывала на лавке у двери медвежья фигура вышибалы Щипка. Еще, наверху лестницы, скреб ступени половой – малец лет пятнадцати.
Гном был колоритен.
Его, огненно рыжую когда-то бородищу трогала обильная седина. Свалявшиеся же бесчисленные косички, грязным каскадом закрывавшие полспины, давно были совсем седыми.
Почти новый кафтан гнома, бывший еще недавно красным, что хоть и угадывалось еще, стал непонятного цвета. Самые свежие из украшающих его пятен явно показывали на то, чем хозяин его питался последнее время, а также, где и на чем спал. С такими же пятнами были и штаны с кушаком, не говоря уж о шапке с сапогами. И потягивало от сей одежки определенного сорта душком. Правда, душок этот перебивался запахами, исходившими от обильных гномьих телес. Но, как всякий истинный житель подземных залов, чистить, а то и, упаси Горим, стирать кафтан гном явно не желал. Вот еще! Износится там, или порвется, вот тогда и сменится на новый, чистый. А пока, и так хорош!
Горные гномы, в отличие от болотных, относились к чистоте и опрятности, мягко говоря, странновато. Под дождь попадет, тем и умоется. А, чтобы специально, не дай горы, в баню?! Нет, подобного оскорбления своего любимого тела истинный горный гном не стерпит. За одно только предложение умыться, сразу в морду обидчику сунет он свой немалый кулак. Чистота не для гномов!
Вот болотники и овражники, те сразу переняли росский обычай мыться в бане. Те чистоту любили.
Грюрик могучим хлебком влил в себя сразу полкружки. Нет, ну до чего мерзкое пиво тут варили! Вот, в Грюнх’ольде, там пиво, всем пивам – пиво. И подраться в родном Грюнх’ольде тоже есть с кем. Ух, намял бы он бока этому Матриусу. И тут ему захотелось до ветру. Гном приподнялся было, но его боком повело эдак, и он повалился на лавку. Через пару биений сердца зал трактира огласил храп. Могучие басовые обертона сего храпа тут же выявили проявление внимания у Щипка. Тот приоткрыл глаза, сладко-сладко потянулся, зевнул, тут же перекрестив раззявленный рот. Потом встал и медленно двинулся к гному.
- Стой, Щипок! Пусть его! Вот если места не будет хватать, тогда и уберешь, али хозяин велит, - разносчица в который раз проходила тряпкой по щербатым от старости столешницам, - Пусть поспит, а то прошлую-то ночь ты его на улице ночевать заставил.
- Не грех ему и сегодня почивать там же. Вон, вонища-то от него. Весь в свином дерьме измазался. Хоть бы помылся, что ли.
- Что ты, они, гномы-то истинные, воды да мыла бояться, как сухая солома – огня.
- Иж, гном, истинный! Истинная грязь он, этот вонючка! – ворча, Щипок все же послушался и вернулся на свою лавку, додремывать.
Но поспать еще ему так и не дали. Дверь стала то и дело впускать любителей выпить и почесать языком. Скоро по залу бегали то с полными, то с пустыми кружками уже не одна, а три разносчицы, да пара половых. Хозяин тоже занял свое привычное место за стойкой. В трактире начался самый обычный вечер.
Посетителей было немало, но не битком. Потому Щипок так и не выкинул выпивоху гнома в скоро наступившую ночь. Грюрик лежал на лавке и то храпел, то сладко причмокивал губами. Никак, хлебал свое любимое пиво. И лежать бы ему в углу до самого, что ни на есть, утра. Не в верхнюю же горницу его, неряху, пускать. Но появился тут один посетитель. Тогда-то и пришел конец обычного вечера.
Посетитель, завернутый в плащ гномьего покрова, с низко накинутым капюшоном, бегло осмотрел зал. Единственно свободным он увидел тот стол, за которым похрапывал заслоненный этим самым столом гном. И направился, естественно, туда.
Гном же, сволочь эдакая, как и многие старые пьяницы, спал на удивление чутко и сразу уловил нарушение своей территории. Потому вскочив, сгреб сразу посетителя за грудки и рванул плащ с его плеч.
И сиганувший к гному Щипок, и враз посерьезневший хозяин, и другие посетители, поднявшиеся уже было из-за столов, вступиться, разом замерли, остолбенело уставившись на каскад длинных волос зелеными волнами заструившихся в воздухе.
- Эльфа! Раздери меня леший, живая! – поразился один из половых.
А та ткнула гнома в многострадальный правый глаз, взмахнула рукой. Густой клубок дыма окутал их обоих. Когда же, мгновением позже, он истаял, остался только гном, державшийся за бедный глаз. У его ног валялся порванный плащ.
Зал притих. За стеной послышался взлай цепного пса, только тогда пораженные посетители и трактирщик с прислугой загомонили.
- Это что же? За что? – Грюрик продолжал держаться за глаз. Из под грязной его ладони капала кровь, - Вот же, сволочь! Бровь рассекла!
Разносчица, та, что пожалела гнома ранее, кинулась к Грюрику. Усадила, убрала его руку от глаза, осмотрела бровь.
- Ничего, гноме, заживет! У вас все заживает! Скоро! – успокаивала она протрезвевшего гнома, гладя по грязным волосам. Шапка-то от удара свалилась под лавку. А тот млел, прижав здоровую щеку к колыханию груди под ее сарафаном. Ух, любвеобильные они – подземное племя, всегда время найдут!
Трактирщик сразу послал за старостой деревни. Остальные громко обсуждали произошедшее, громче всех старался Щипок.
- Я, как она вошла, сразу понял – не то что-то! К гному-то, чтоб помочь ему, значит! У-у-у, нечистая!
В общем, переполох царил изрядный!
- Эй, Цветана, ты его в горенку малую отведи! Пусть там отоспится! Да останься с ним! Успокоишь! – крикнул трактирщик разносчице, что возилась с гномом, а остальным провозгласил, - Эй, православные, за счет заведения! За то, что, стало быть, нечисть-то прогнали!

[i] Винным духом гномы называют спирт, который производят и употребляют в огромных количествах.

Добавлено 21.04.09

Скрытый текст - Глава третья часть 4:

Так продолжать али как?