Тема зачахла, а это плохо.
Мастерская мастерит, произведения производятся, конкурсы конкурят, а антилопа гну - гнусится.
Одним словом, пора выходить в свет. Знаю, есть среди нас граждане, которые вышли, но помалкивают. Ну, не совсем помалкивают, но говорят нехотя и только когда их сильно попросишь. А чего скромничать? Надо делиться опытом. Любым, плохим или хорошим, - всё на пользу. Вот и подам пример. Стану, так сказать, пионером.
Опыт, правда, небольшой, но есть.
Ну, по порядку. В Израиле выпускается журнал, который подмывает назвать толстым и литературным, однако, забегая вперёд, скажу, что его 200 с лишним страницы выглядят не особенно внушительно, похожи на порезанные пополам листы "Снегурочки", скрепленные скоросшивателем. Это, конечно, не умаляет его достоинств, но показывать окружающим свою фамилию в списке авторов не тянет.
Ну да ладно, а то я что-то с плохого начал.
Главный редактор "Нового дома", Светлана Лютина, - очень хороший и отзывчивый человек. Правда. Ответ на письмо пришёл, дай Бог памяти, дня через три. Там г-жа Лютина обозвала мой "Контрольный"... точной формулиовки не помню, но что-то вроде: не похоже на литературное произведение. Зато второй посланный рассказ был одобрен и принят. Я сильно удивился, что даже в этом году, и даже через три, кажется, месяца. Вот такая оперативность.
Я заключил договор. И стал ждать.
Тут кроется
первый подводный камень.
Помню, как Веллер в "Моём деле" ругался на редактуру. Но что нам Веллер? Мы то - так, пскопские... И потому на строчки следующего содержания я внимания должного не обратил:
"Издатель оставляет за собой право
1. вносить изменения в текст произведения (по согласованию с автором);
2. вносить без согласования с Автором незначительные изменения при верстке журнала, вызванные технической необходимостью и не влияющие на смысловую и эстетическую направленность текста."
Ну, по первому пункту всё ясно. Если издатель хочет, чтобы Луиса Альберто звали Крузом Кастильо, а Марианна родила не мальчика, а девочку, - он спрашивает автора.
Но как понять слово "незначительные", "техническая необходимость" и "эстетическая направленность текста"? С этим сложнее.
Второе - более менее понятно. Если две строки залезают на новую страницу, издатель режет ножницами что придётся. Но как это согласуется со словом "незначительные"?
Сейчас посмотрим.
Первый тревожный звоночек раздался сразу. Редактор поменял (а) моё "окрестить" на "назвать", не обратив внимания на то, что строчкой ранее, в том же самом предложении, употребляется однокоренное слово "звание". Чем не угодило моё "окрестить" я не понимаю, тем более что Ожегов говорит прямо: "окрестить - дать кому-либо какое-нибудь прозвище, название". Чтоб было понятнее, вот:
Я проглотил и продолжил.
Мелочи вроде "взвился не хуже пионерского костра" заменённое на "взвился как пионерский костёр" я пропускаю, останавливаясь только на самых значительных "незначительных" правках.
Всё, что жирным - вырезано.
Скрытый текст - вырезано:
1. Он с тревогой огляделся, не проходит ли по аллее припозднившийся милиционер, хоть бы и в штатском, но, как назло, кроме крупной бабушки с коляской, в парке не осталось ни души.
2. Гаврила Петрович прямо застонал про себя: непонятно зачем, видимо, следуя звериному инстинкту «запутать след», он пошёл не к дому, а в противоположную сторону, где расхлябанно и пустынно рос вещевой рынок, уже покинутый торговцами.
3. - И я тоже. Просто день сегодня такой, что хочется… Дайте мне семьдесят восемь рублей девяносто копеек, пожалуйста.
Возникла мысль, идущая вразрез с истинными чувствами, испытываемыми Гаврилой Петровичем: когда же эти Шуры Балагановы, приставая к людям на улицах, будут не просить, а предлагать? (весь абзац, господи!)
- Ты не думай… - изящно перейдя на «ты», сказал тип. – Мне для дела надо. Сегодня позарез надо «Пшено» купить?
4. Гаврила Петрович по несуразной обязательности (заменено на "как человек обязательный") постоял минуту-другую на месте, а потом побрёл в обратную сторону.
5. Он выпил, сморщившись внешне и внутренне, частично – от мысли о выражении лица, с которым Варвара будет его нюхать на пороге, частично – от жадного взгляда странного любителя Высоцкого (ну почему? почему? Заменено на "типа"), которым тот провожал вздымаемый стакан.
6. как ни странно, наливать себе не торопился, вместо этого аккуратно развернул сырок, излапав его чумазыми пальцами, и лукаво, по-ленински (по живому! чем не угодил ленинский прищур?), прищурился.
7. Этот пункт поразил в сердце.
Так было:
Гаврила Петрович смекнул, что тип – сумасшедший, и от того приободрился.
- И они, конечно, захотели забрать вас с собой? Ну, наспиртовуюпланету?
Так стало:
- И они, конечно, захотели забрать вас с собой? Ну, на спиртовую планету? - Гаврила Петрович смекнул, что тип сумасшедший.
Ну пожалуйста, только не это? Ведь я всю жизнь клеймил позором людей, которые не понимают значения понятия "атрибутивный глагол". За что меня так? И главное: зачем?
8. Спаситель земли, как и любой нормальный сумасшедший, мгновенно возбудился и окрысился, вцепившись в ополовиненную бутылку.
С эим пунктом ясно. Редактор не принял каламбур "нормальный сумасшедший". Правильно. Что за выпендрёж?
9. Это было:
Гаврила Петрович, впал в лёгкий ступор и по-бабьи закрыл рот руками, наблюдая, как трое дюжих милиционеров крутят разъярённого Юрика. Его уже заковали в наручники, надавали дубинками по бокам, а он всё хрипел и тянулся ртом к валяющейся на земле бутылке.
Это стало:
Гаврила Петрович, впал в лёгкий ступор и по-бабьи закрыл рот руками, когда трое дюжих милиционеров скрутили разъярённого Юрика (то есть он впал в ступор не тогда, когда его крутили и была суматоха, а уже после того, как Юрика обезвредили?). Ему уже надели (ну да, что это за "заковали"? Жаргон какой-то ментовской) наручники, надавали дубинкой (sic! милиционеры, оказывается, били не дубинками, а дубинкой!!! одной, по очереди!) по бокам, а он всё хрипел и тянулся ртом к валявшейся на земле бутылке.
Уфф!
10. Происшествие тяготило его, всегда неприятно смотреть на больных людей, пусть даже и несимпатичных.
11. Дурацкая история про спиртовую планету, его собственные подначки, жестокость милиционеров – всё это накрепко вогнало Гаврилу Петровича в глубокую хандру. (крах теории о трёх составляющих, нужных для целостности восприятия).
12. Займись чем-нибудь, Варвара. Мне надо побыть одному!
13. У меня:
Была полночь, наступало тринадцатое апреля, и тёмные улицы, освещённые яркими звёздами и большой растущей луной, пустынные и тихие, казались Подмышкину тревожными.
Стало:
Полночь. Тёмные улицы, освещённые яркими звёздами и большой растущей луной, казались Подмышкину тревожными.
Вот такая картина маслом.
Изменения незначительные? Да вроде. Эстетическая направленность текста пострадала. Да как бы нет. Но, чёрт побери, отчего-то неприятно.
Так что буду впредь думать. Не в бумаге счастье, как правы те, кто это говорят.
Огромный плюс тут есть. Я скинул в печь одну из графоманских шкур. Именно ту, которая зудела больше всего, требовала публикаций. Глупо это. Точно говорю.
Остальные плюсы:
1. Главный редактор - он человек. Мне попался человек хороший. Повторяю это ещё раз. Спасибо Вам, г-жа Лютина.
2. Спасибо журналу "Новый дом" за науку. Без комментариев.
3. Журнальчик за 20 шекелей на дороге не валяется)))
Засим заканчиваю. Поплакался в жилетку - и полегчало) Шутка.