Глава пятая. Подозреваемый.
Время, назад!
Все разделилось вокруг на чужое и наше
Бросив на разные чаши «против» и «за»…
Сплин. «Время, назад!»
Допрос продолжался третий час. Молодых людей развели по разным кабинетам, Тима допрашивала молодая следачка, Веру – Александр Владимирович…
- Вы меня в чем-то подозреваете? – Вера раздраженно глядела на майора, мало того, что он заставили девушку рассказать весь свой день в мельчайших подробностях, по его приказу опера составили список магазинов, свидетелей, позвонили в ДПС – узнать детали аварии… - его начала интересовать личная жизнь Тима: - И на Ваш вопрос отвечать не собираюсь.
- Девушка, - Седовласый открыл папку, лежащую на столе, взял несколько фотографий и протянул их Вере: - Мы расследуем серию убийств. Вам кто-нибудь знаком?
Вера равнодушно пролистала их и бросила на стол:
- Нет. - Тон ее голоса был холоден и высокомерен: - Не вижу связи между вашим нездоровым любопытством и этими трупами.
В кабинет без стука зашел «очкарик», он что-то тихо зашептал на ухо майору, Александр Владимирович внимательно его выслушал, удовлетворенно кивнул головой и повернулся к Вере:
- Эта девушка – Надежда. Она убита сегодня утром. Вернее – уже вчера. – Майор посмотрел на часы: скоро рассвет, а они так и не сдвинулись с мертвой точки. Правда, парень опознал в убитой Надежду, он же – на данный этап последний, кто видел ее живой:
- Вы приехали вечером к ней и говорите, что не знаете?
- Надежда? – Удивилась Вера и с любопытством начала рассматривать изображение «бывшей» соперницы, противоречивые чувства терзали ее, с одной стороны непонятная радость: ведь теперь для ее любви с Тимом нет преград. С другой – жалость к умершей девочке, боль за Тима, «каково ему узнать такое!»: - Первый раз вижу, майор. Тим звонил бабушке, та сказала, что Нади с утра нет дома. Вот он забеспокоился, попросил меня подвести.
- Так что связывает Вас, Тима и Надежду? – Вера от вопроса брезгливо сморщилась, настойчивость седовласого бесила уставшую девушку. Он ищет логику поступков, а ее нет. Действительно, какого она поперлась с Тимом? Любая другая послала бы его куда подальше, еще бы и признание запихала ему в энное место. А она, как дура, повезла любимого к сопернице, переживала за нее…
- Меня с Надеждой ничего не связывает. Я ее на фотографии первый раз увидела. А с Тимом мы друзья. С детского садика.
- Вы еще и на секцию вместе ходите?
- Да.
- Я один раз видел выступления ваших ребят… Интересный стиль. – Майор вежливо улыбнулся, пальцы нервно забарабанили по столу: - Я так и не понял, как Вы роняете людей. Используете энергию противника?
-Да, плюс воздействие на болевые точки.
-А есть такие точки, что человека убить можно? Легким касанием пальцев?
-Теоретически – такое возможно. Практически – никто из нас – учеников не знает глубины залегания точек, углов удара, их чередования и степени воздействия.
-Значит – все-таки можно. И на теле человека не остается следов?
-Что Вы имеете ввиду? Типа я или Тимка взяли и убили всех. Не вижу смысла…
-Девушка, если бы я Вас подозревал – разговор бы протоколировался. – В глазах Александра Владимировича мелькнуло нечто, похожее на дружелюбие, он примиряюще протянул руку Вере: -Здесь мы только беседуем. Понимаете, Вера, у трупов нет следов насильственной смерти. Вот я у Вас, как у специалиста, консультируюсь.
- Нет, - отрицательно качнула головой Вера: - Никто из наших не умеет этого делать. Понимаете, не все точки находятся на поверхности тела. Многие находятся глубоко внутри. И никаким ударом, рукой или ногой – так, чтоб не осталось следов - до них не достать. Здесь необходимо использовать силу «ко-кю» - не каждый черный пояс способен на такой удар. Это уровень мастеров третьего дана и выше. Нам с Тимом еще лет пятнадцать заниматься…
- Значит, при любом другом ударе останется след?
-Естественно. Даже если я буду бить одним пальцем – для необходимого эффекта нужен сильный и резкий удар. После него появляется маленькой круглая гематома. С десятикопеечную монетку… Такие следы есть на трупах? Под левым соском, например?
- Это уже интересно, - Александр Владимирович достал блокнот и ручку: - Где еще могут быть такие отметины?
Противный скрип закрываемой двери за спиной. Глухо звякнули засовы. Меня душили злость и обида. Надя мертва… Не хотелось верить, но я видел фотографии…
Какой гад сделал это?
Сука, если я первый доберусь до тебя…
И менты, сволочи, вместо того, что б искать настоящего убийцу - вцепились в меня. «До выяснения обстоятельств Вы задержаны…»
Я мрачно оглядел камеру. Размером примерно три на четыре она освещалась одной единственной лампочкой за зарешеченным стеклом светильника. «Даже ее в тюрьму посадили.» В правом углу от входа находился унитаз с краном для воды. И нары – на всю противоположную стену, шестеро заключенных на них с интересом смотрят на меня:
- Здорово, мужики. Я – Тим. Где у Вас расположиться можно?
- У нас убийцы в том углу собрались, - Весело хохотнул молодой мужчина, по его голому торсу, синему от наколок бежали капли пота. Он сидел, поджав ноги под себя и показывал на четырех парней, робко зажавшихся в углу: - Прикинь, Валет, спать теперь придется по очереди. На два честных вора – пятеро душегубов.
-Ферзь е-два, е-шесть, шах, Мустафа и мат! Вот ты и не спишь всю ночь, охраняешь покой и сон, - мужчина лет шестидесяти в белой майке со шрамом на левой щеке потянулся и зевнул: - Когда уже ты играть научишься?
- Валет, тебя в шахматы когда последний раз выигрывали? – Мустафа мягко соскользнул с нар и подошел ко мне: - Новичок, что к своим не идешь? Или ты не убийца?
- Нет, - хмуро ответил я и решительно забрался на деревянный настил – между ворами и парнями, которых обозвали душегубами: - Я вообще здесь ненадолго – до выяснения обстоятельств…
-Оптимист! – Улыбка на лице Мустафы стала еще шире: - Еще и крутой к тому же! Сам Цветков его в камеру привел, а он – до выяснения… Кого убил, парниша?
- Мустафа, утухни. – Валет повернул голову ко мне: - Может парень, правда, не при делах. Хотя, если сам Цветков... Что скажешь, Ти-им? - Вор протяжно произнес мое имя, он словно смаковал его на вкус. «Перед тем, как схавать…» Он ждал каких-то объяснений, но распинаться перед ним я не собирался. Не было настроения, мне хотелось бежать куда-то, сделать – не знаю что: сломать, избить, заплакать и завыть:
- Не знаю я никакого Цветкова.
- Цветков – это опер, который тебя привел. Отдел по особо опасным преступлениям. – Валет говорил серьезно – похоже, седовласого майора уголовники знали не только в лицо: - Он с шелупунью не возится, тем более до камеры их не провожает.
- Гад Ваш опер.
- Ха, - Смех Валета больше походил на рыканье больных легких, он закашлялся, вытер слезы и произнес: - А ты молодец, Ти-им. Не хочешь рассказывать – не надо… - Вор демонстративно повернулся к Мустафе. Тот делал вид, что его нисколько не интересует наш разговор и гулял по камере. Хотя говорить – гулял – громко сказано: два шага в одну сторону, два в другую: - Мустафа, еще партию?
- Валет, не видишь, я на прогулке. Сейчас до кафе дойду, шныря крикну - чиф закажу… - Парень даже не остановился, его глаза при взгляде на меня блестели хищным огнем: - Как ты, Тим, не прочь чифа хапнуть? Иль может, что поинтересней заныкал? Сигареткой не угостишь?
- Я не пью чифирь. И не курю.
- Смотри, какой правильный! Не пьет, не курит, Цветкова не знает, поди еще и с девочками – ни динь-динь, да? Спортсмен, наверно?
Я в ответ только хмыкнул, словоблудие уголовников меня мало интересовало…
Почему меня задержали? Почему, с точки зрения ментов, моя личность вызвала у них подозрение? Долго мне здесь парится? И главный вопрос – кто виноват?
Вопросы без ответов закружили в моей голове, они чередовались с картинками – фотография Нади на зеленой траве, счастливая улыбка на ее устах… когда она успела подписать свое фото, со слов бабушки домой она не заезжала… ее черный силуэт на велосипеде в утренних лучах солнца, я долго смотрел ей вслед, она останавливается и машет рукой: -«Тим…»
Неизвестно откуда играла музыка. Джо Дассен со своим «Бабьим Летом» навевал приятную грусть, непонятная нежность щемила в груди.
-…Тим, - сильное течение подмыло берег, и тополь рухнул в воду. Надя ужом пробралась между веток, села на ствол и весело болтала ногами: - У тебя есть любимые стихи?
- Помню осень. И мы с тобой вдвоем на пляже…
…Где же ты и где искать твои следы?
По следам найду я тебя.- Вместо стихов я запел, стараясь попасть французскому певцу в ритм. Надя засмеялась, встала на тополе и, протянув руку к небу начала читать:
- Вчера еще в глаза глядел, а нынче все косишься в сторону,
Вчера еще до птиц сидел, все жаворонки нынче вороны...
Я глупая, а ты умен, живой, а я остолбенелая…- ее слова вплетались в музыку, певец Наде не мешал, казалось, музыканты подъигрывают девушке: - О вопль женщин всех времен…
…- Эй, новичок, тебя. – Я проснулся от толчка в плечо. Сон был настолько ярок, что не сразу понял, где нахожусь, какие-то незнакомые лица окружали меня, мое сознание не хотело впускать в себя реальность – эту реальность: я в камере и арестован…
- Быстро на выход, - дверь была приоткрыта, на входе стоял сержант и нетерпеливо смотрел на меня: - Я долго ждать буду?
У меня поднялось настроение – менты разобрались и меня освобождают, на выходе повернулся к сокамерникам: - Я же говорил, что ненадолго…
- Поговори у меня, - дубака мои эмоции не волновали, он указал рукой на стену: - Лицом к стене, руки за спину. – И видя, что я не спешу, добавил: - Дубинкой захотел, урка…
- Ты где урку увидал, сержант? Меня освобождают, ты че, не понял? – Мое настроение повышалось, сейчас домой – принять душ, переодеться и… Дальше не представлял, что делать... «Надя, Надя, как же тебя угораздило?»
- Вперед, пошел. Пошел, я сказал. – Неприятный тычок в спину означал одно – сержант ничего не знает и тупо выполняет правила конвоирования задержанных. Мне ничего не оставалось делать, как также тупо идти по коридору следственного изолятора, в глупой надежде, что меня выпустят.
Но не доходя до конца коридора мы повернули налево, в какое-то ответвление с желтыми дверями, я успел заметить таблички «Комната следователя» и «Комната адвоката», как тут же услышал окрик конвоира: - В землю смотреть. – И тычок дубинкой, так - слегка, место только указать…
- Стоять, лицом к стене. – Он открыл одну дверь: - Принимайте пациента. Пошел, урка. - И втолкнул меня в комнату. Свет в кабинете показался ярким после тусклого освещения коридоров, молоденький лейтенант стоял спиной ко мне и что-то доставал из белого пластмассового ящика, он открывал какие-то коробочки, что-то перекладывал, и не обращал на меня никакого внимания:
- Товарищ лейтенант, меня освобождают? – Лейтенант повернул голову, равнодушно оглядел меня, взял кисточку: - Задержанный, руки покажи. Давай быстрее, мне некогда. – И видя, что я не понимаю, засмеялся: - На пианино играть будешь. Пальчиками… - Он быстро и ловко обмахнул черной краской мои ладони, затем показал на бумагу с моим фото, она лежала на столе: - Играй, пианист…
В камере меня ждали. Мустафа встречал меня у входа, его глаза торжественно светились:
- Валет, я же говорил – к пианисту водили. Сейчас по базе пробьют и к следователю на допрос подымут.
- Мустафа прав. Похоже ты серьезно влип, парнишка. – Валет «гулял» по треугольной траектории, сигарета в его зубах дымила: - Как тебя мент обзывал?
- Урка, - я подошел к «толчку» и открыл кран с водой: краска не смывалась, я тихо заматерился, воры дружно засмеялись и Мустафа крикнул: - Э-э, душегубы, мыло человеку дайте.
Валет остановился, обошел меня с левой стороны и поставил ногу на унитаз:
-Я не про дубака спрашиваю. Про эксперта.
-Задержанный. – Я выпрямился и посмотрел ему в глаза. В них не было и капли иронии.
-Вначале задержанный, потом подозреваемый, затем роспись судьи – ты арестованный. После этого - домой…- Сбоку вынырнул Мустафа, он протягивал мне мыло.
- Не мути человеку голову, Мустафа, ему еще обвыкнуть надо. Это для нас дом – тюрьма, а у него еще мамкины пирожки перевариться не успели. Он имел ввиду, что домой – значит в тюрьму.
- А куда ж еще, - удивился молодой вор: - Пока ты не арестованный – в ИВС чалишься, зато потом по накатанной: обвиняемый, подсудимый, осужденный, заключенный…
- Присаживайтесь, - на меня глядело уставшее лицо молодой девушки. Она внимательно ощупала меня взглядом: - Я следователь по особо важным делам прокуратуры Шульга Ольга Геннадьевна. Ваши Фио? Дата и место рождения? Адрес регистрации и фактического проживания?
- Девушка, у Вас в папке все есть.
- Не спорьте, подозреваемый, это простая формальность.
- Подозреваемый? – Скривился я, меня взбесило это слово: - Вы меня в чем-то подозреваете?
-Вы подозреваетесь в убийстве.
-Чушь, - меня пробила злая дрожь, я сжал кулаки: - Сам бы хотел знать, кто убил Надю. А Вы, вместо того, чтоб искать настоящего убийцу фио мое спрашиваете.
-Хорошо, так и запишем: подозреваемый отказался отвечать на вопросы. Сержант, конвоируйте…
В камере был завтрак, все дружно бренчали ложками, воры – резными деревянными, «душегубы» обрезками алюмишек. При виде меня Мустафа приветливо замахал мне рукой:
-Ну что – подозреваемый?
-Да, - мне хотелось умыть руки после допроса, я чувствовал себя провалившимся в дерьмо по самую шею, надо же – меня подозревают!
- Следак должен сказать, в чем тебя заподозрили.
-В убийстве, - нервный смешок выдал мое состояние, похоже, я действительно вляпался!
-Кого убил-то? – Валет рукой указал мне на стоявшие на краю нар тарелку с куском хлеба и железную кружку: - Завтракай - пока не остыло.
-Да никого не убивал. – Я рассматривал неаппетитную серую массу, состоявшую из каких-то комочков… Овсянка что-ли? Надо же так продукты испортить, брезгливо отодвинул чашку и стал пить слегка подслащенную коричневатую жидкость, закусывая «чай» черным как уголь куском хлеба.
- Понятно, что не убивал, - Мустафа дружелюбно улыбнулся: - Убили-то кого? По какому делу идешь?
- Девушку. Мою девушку, - и не в силах сдержаться - бросил кружку в дверь камеры: - Уроды!
- Насилие копать будут, как пить дать – насилие, - Мустафа завертелся юлой по камере: - Девчонка-то молодая?
-Молодая, - безвыходность и глупость ситуации грозили мне долгим заключением, по линии военкомата начнут проверять, вообще – попадос! Выяснят, что ни в каком Пскове я не служил, что у меня и личного дела нет. И что военком никогда военник мне не вручал и ни в какую армию не отправлял… В Управлении меня хватятся только в понедельник, это еще три дня и четыре ночи… Но спасать они меня не будут, сам вляпался, сам выпутывайся.
- Статью Сто Пятую, часть вторую шить будут, зуб даю, - Мустафа чиркнул большим пальцем по фиксе: - Пункт «К», от восьми до пожизненного…
- Что? – Серьезность молодого вора и молчаливое согласие старого говорило о том, что они не шутят:
-Будешь следствию помогать, признаешься и раскаешься – можешь по нижнему пределу пройти. Восемь – это не так уж много…
-Вы всех так успокаиваете? – И я почему-то закатился каким-то непонятным мне смехом, смех лез из меня, рвался наружу так, что закашлялся: - Что за статья такая?
- Умышленное убийство с целью сокрытия другого преступления. Изнасиловал и убил!