[Диана]

Давно здесь не появлялась, должно быть, потому что фантастикой занимаюсь все меньше и меньше.

Этот рассказ - для меня он наполнен всем самым важным и ценным, хотя, наврное. кому-то покажется просто глупеньким безвкусным повествованием ни о чем.
Иногда мне кажется, что это лучшее из всего написанного мной.
Выложу кусок на дегустацию.

Скрытый текст - сестренка:

Сестренка.
1
Время – такая странная штука. О нем можно сказать только банальность, и именно с нее-то я, пожалуй, и начну.
Оно так быстро идет. На самом деле каждая секунда становилась еще одной каплей моего чертового прошлого; на самом деле время играло мной, играло моей памятью, играло моей жизнью, ничуть не заботясь о моих чувствах. На самом деле теперь, после стольких лет, заполненных непонятно чем, мне все еще двадцать семь, и я все еще сижу в кофейне со своей сестрой, и она перебирает копейки у себя в кармане, и я сжимаю зонтик коленками, потому что раскрывать его в помещении неприлично, а если я отпущу ноги, он сразу же взорвется и наверняка сметет этот хилый столик и мою хилую сестренку с картонным стаканом горячего кофе, и…
На самом деле, ничего не изменилось.
Та старушка, которая была моей первой знакомой в новом доме, моим первым аборигеном, с которой я когда-то здоровался и пару раз пылесосил ее квартиру за 5 долларов в час, пока ее любимая горничная из cleaning company уходила в декрет, до сих пор была жива ( живее всех нас!). Она всегда так улыбалась, даже чуть смеялась, видя меня, русского парня двадцати семи лет. Она была первой настоящей, коренной жительницей канады, с которой я познакомился. Еще одним моим соседом был еще один русский – здоровущий мужик, захвативший с родной земли только диски Михаила Круга… Его голос будил меня, и каждое утро я вваливался в комнату своего соседа, усталого до бечувствия, чтобы вырубить его магнитолу.
Моя старушка всегда так смеялась и улыбалась, видя меня, такого нормального парня, выходящего из комнаты своего соседа. Она была очень веселой женщиной. На самом деле она думала, что я голубой.
Я говорю обо всем в прошедшем времени, ведь на самом деле – вся моя жизнь есть только ком чертового прошлого.
Я мало о чем тоскую, кроме тебя, моя сестренка. Но память моя откалывает всякие фокусы, и я помню царапину на твоем мизинце, но забываю твой голос… Наверное, это странно, ведь голос Вики до сих пор сидит во мне.
Ничего не изменилось, но в последнее время что-топ роисходило, и я чувствовал это; ты приходила ко мне, ты, моя сестренка. Чаще всего так было, когда я сидел в офисе, когда я копался в документах, когда канадские законы разгрызали на моих глазах чью-то жизнь, когда я забывал русский язык, когда я молчал.
Когда в нам приходили люди в форме полицейских и долго слушали, как мы говорим между собой, и смотрели на наши испуганные лица, и задавали всякие странные вопросы, наш начальник, старик Лившиц, проворно выскакивал из своего «аквариума». Он сидел за толстым оргстеклом и ждал таких вот посетителей. Если Лившиц вступал в дело, нам стоило расслабиться. Нам даже можно было снова начать болтать по-русски.
Один такой парень в форме пришел к нам утром в понедельник.
Я не могу вспомнить, над тогда все смеялись. Но все эти ребята, русские, как и я, сидящие в офисе под большой неоновой буквой G в названии фирмы, укрепленной на кромке крыши дворца из стекла и бетона. Я не знаю, над чем смеялись все эти люди, сидящие со мной рядом, но наш пластиковый стол, такой длинный, хрупкий и такой идиотский, трясся от Мишкиного могучего хохота.
А этот парень стоял в дверях и теребил пластиковую вермишель жалюзи; он слушал нас, а на лице его была болезненная улыбка.
- Привет, - сказал он.
Я не помню, над чем все они смеялись, но, должно быть, они опять потревожили память нашей старой клиентки мисс Монро.
Наверное, мое серьезное лицо приманило этого парня. Лившиц как раз высунулся и начал спрашивать его по-английски, в чем дело; парень снял фуражку, тяжело развернулся, вздохнул. Он сморщил лоб, готовясь к объяснениям:
- Добрый день… - но Лившиц уже улез обратно.
Андрей поглядывал на нас; парень молчал, тупо уставившись на пачку моих бумаг, он не мог начать.
- Над чем эти смеялись?
Ни в чем нельзя было быть уверенным.
Обычным объектом их насмешек была miss Fucker. Им, lawer-ам из серого офиса, не требовалось слишком многого для пары минут сокрушительного хохота. И каждое посещение мисс Факер становилось поводом…
А ведь она была моей клиенткой. Среди своих коллег именно меня избирали все эти женщины и мужчины, которых всякие обстоятельства перегрызали пополам, а ведь я никогда не был милосердным сострадательным собратом. Ведь я никогда не предлагал им чашку кофе, как делал Михаил со всеми своими симпатичными клиентками, я не утирал их слезы, что сделала бы ты, сестренка, скорее всего. Может быть, я просто меньше смеялся.
Больше всего в своей работе я ненавидел долгие проекты. Все эти кипы документов, и люди, воспринимающие тебя как родственника по количеству проведенных вместе часов – это было не для меня. Но новая страничка, только что отпечатанная на струйном принтере, чистая и живо-горячая, вливала в меня новые силы. Она давала мне надежду, что это именно дело будет быстым и легким, а эту замученную женщину мне придется увидеть лишь пару раз, и она не будет всякий раз терять или забывать дома все свои документы.
Мисс Факер как раз была моим долгим делом, и, кстати, не самым неприятным.
Мисс Факер была еще одним экземпялром из галлереи чудес света… Ее лицо было живым портретом Мэрилин Монро, и сама она могла оказаться кем угодно. Этот художник-хирург, что делал ей пластическую операцию, оказался в первую очередь художником, но даже искусство не смогло ее спасти… Что-то внутри этого живого механизма, полного проблем, заработало не так, и теперь прекрасная щека с рисованной родинкой сокращалась в нервном тике каждые десять минут, и каждые пять – когда мисс Факер изнутри грызла какая-либо простуда, новый штамм гриппа, сенная лихорадка или цитрусовая аллергия.
Ее жизнь напоминала мне простуду. Лихорадочный бред, постельный режим, лоскутное одеяло-хиппи. Ее родственники пытались отсудить ее квартиру, а она даже по счетам платить не могла… «Если уж платить, так все!» - говорила она, и отправлялась на распродажу последних коллекций. Такова была моя Мэрилин Монро.
Она собиралась сделать себе еще одну пластическую операцию, хотя она не могла даже позволить себе роскоши питаться регулярно. Ей пообещали, что тик пройдет.
Кто этот мужчина, ради которого она так старалась? Кто этот сумасшедший в миллоне сумасшедших?
Я бы хотел показать эту даму своей сестре, как будто та была картинкой в журнале или статьей в Википедии.
Во всех нас, русских канадцах, не было ни капли жалости. Должно быть, она заканчивалась сразу же за чертой immigration.
Я работал с Петей, торонтским полицейским с рязанскими корнями, а в это время надо мной кружили все эти призраки.
Этот парень говорил, глядя мне прямо в глаза, и я не мог уйти в себя. и думать в это время о совем, ведь он – его жизнь разгрызало на части… а ведь у него двое детей. Тогда у него есть шанс на пособие… Его жизнь не была так плоха, как казалось.
Знаете, у меня, кажется, большие проблемы.
Как вы думаете, это помешает моей работе в полиции?
Он смотрел на мир своими голубыми глазами, и в его будущем я видел работу охранника. Я видел его входищим в одно странное здание, где круг из девяти мужчин тридцати-сорока лет слушал курс, как стать хорошим охранником. Я видел их инструктора, болтающего что-то на ирландском ангийском.
А в это время надо мной порхали цветные призраки.
И мисс Факер тоже была там.