До чего хорошо за окном! Нежное весеннее небо, на сирени отчаянно набухают почки (опоздать боятся, что ли?). Слышно как проезжают мимо машины и, по высохшему асфальту, идут прохожие. Прохожих, конечно, не слышно, но мы точно знаем – идут, счастливые заразы! Стучат каблуками женщины (почти забытый за зиму звук), неслышно, (как и положено хищникам, выслеживающим жертву), проходят мужчины. Ну хорошо, пусть шаркают! Пусть даже косолапят, в такой день все простительно.
А мы – за окном. В классе. У нас физика. Нам душно, а форточки открывать нельзя. Мегавольт сквозняков не любит. Опасается, что кварки выдует, что ли? Или еще чего. Много их, частиц.
Звонок уже прозвенел, и мы ждем прихода учителя. Опаздывает, конечно, но, как всегда, врывается неряшливым ураганом, будто хочет успеть захватить последний спасательный жилет на «Титанике»: дверь почти вылетает от щедрого пинка. И вот он – краса и гордость электромагнитных (и прочих) явлений – Мегавольт. Весь в мелу, волосы всклокочены. Ходят, ходят легенды, что каждое утро он подзаряжается от большого аккумулятора в лаборантской, а меж уроков – от обычных розеток посредством двух пальцев. Мы им очень гордимся.
Мегавольт обычно так спешит загнать нам в головы знания, что слова у него наползают одно на другое, и речь становится совершенно непонятной. К тому же заикается. Не далее как вчера вызвал Славку к доске и говорит:
- Расскажи-ка мне об и-и-и…
И все. Заклинило человека. Славка, добрая душа, пытается угадать:
- Индукции?
Тот головой мотает, нет, мол. И опять:
- И-и-и…
- Интерференции?
Разозлился Мегавольт, топнул ногой:
- Садись, два.
Но, конечно, не поставил.
Очень увлеченный человек.
Итак, забегает учитель в класс, мы встаем, как положено. Мегавольт берет журнал, проверяет присутствующих и начинает кружить по классу, выбирая жертву. Мы замираем, он держит паузу, и…
- Петрова.
Всё. Слава Богу. Отмучались. Это на весь урок. Наташка Петрова отличается патологической неспособностью к физике, но Мегавольт отказывается это принять и каждый раз пытается выудить из ее черноволосой головы хотя бы крупицу знаний.
- Садись, - указывает Мегавольт на стул перед собой. – Думаю, мы опять надолго.
Журнал ложится между ними, как бруствер. Мегавольт неторопливо заполняет тему урока, ставит точку напротив фамилии «Петрова» и вопрошает:
- Что ты можешь сказать об электрическом сопротивлении проводников?
Да кто ж его знает? Может есть оно, а может и нет его вовсе, этого сопротивления. Разве кто его видел?
Наташка сосредоточенно хмурится и выдает несколько междометий:
- Э.. а…ох…
Мегавольт возводит глаза к потолку, машет на Наташку рукой, словно прогоняет морок, и мучительно-медленно произносит:
- Ничего-то ты не знаешь. Два.
И выводит двойку на точке.
Мы обалдеваем. Жаль Петрову, жаль себя (кто-то следующий!). И чтоб вот так, без объявления войны?
Несчастная Наташка, сделав судорожный вдох-выдох, срывается со стула, и, нависнув над Мегавольтом, начинает кричать на него, причем неясно, что именно, но, кажется, иногда переходя на личности, при этом пытается иногда схватить его за лацканы. Учитель с видимым удовольствием пережидает эту бурю и бурчит уже привычной скороговоркой:
- Как же ты мне надоела. Да на, забирай.
И отдает ей лист из классного журнала. Со списком учеников и двойкой. Лист, который он умудрился вложить, кружа по классу. Наташка стоит с открытым ртом, в руке лист журнала. Мы обалдеваем вторично, а Мегавольт начинает не просто смеяться, он начинает ржать над нами, по-мальчишески, взахлеб. И мы присоединяемся к нему через несколько секунд.
Так первого апреля иногда проходят уроки физики.