Я открыла глаза и несколько минут смотрела на тёмный потолок больничной палаты, всё ещё пребывая в состоянии сна, настолько он показался мне реальным. И хотя я испугалась, сердце билось ровно и дыхание не участилось ни на один вдох. Я вообще не могла понять, сплю я или уже нет, и покачивающиеся тени на потолке, отбрасываемые почти облетевшими липами, только усиливали впечатление иллюзии.
Там не было человека.
Эту мысль из сна я хорошо помнила, хотя сам сон умудрилась практически забыть, стоило только открыть глаза. Там не было человека. На отцовской картине за виселицей наблюдал стоящий в отдалении человек, но когда я сама была там, никакого человека не заметила. Да и не могла заметить, потому что в том месте, где он должен был находиться, в реальности простиралось мёртвое море.
Маленьким силуэтом на периферии зрения отец нарисовал Захватчика, того самого, который и привёл его к виселице на голой скале. Одного из тех, кто нашёптывал мне на ухо мысли о самоубийстве. Я не сомневалась в этой догадке, хотя в последние дни почти перестала об этом думать. И снова отец опередил меня, оставив подсказку, что на скале непременно будет кто - то второй, пусть даже незримый. Если бы в тот раз я была чуть внимательнее, то заметила бы это. А если бы Влад опоздал, я бы сейчас не проснулась.
Мысли споткнулись о Влада, как о ступеньку на гладком полу. Я никак не могла понять своего к нему отношения. Если бы мы не познакомились, он бы остался для меня загадочным и безумно притягательным парнем из кафе, но теперь, когда я его знала, всё переменилось. Он и нравился и раздражал меня одновременно, сначала я готова была целовать его, а уже через секунду - убить без всякой жалости. Эта двойственность усугублялась тем, что и он, похоже, не знал, как ко мне относиться. Всё время менял поведение, окончательно сбивая меня с толку. Мы могли поругаться просто на ровном месте, из-за пустяка, зато в действительно решающем вопросе, где и поспорить было не грех, он не высказывал ровно никакого мнения, словно это его и не касалось. Например, относительно судьбы Эры. Мне кажется, на его месте я бы непременно попыталась уговорить меня сохранить город, привела бы массу малоубедительных доводов, лишь бы не превращаться из Хранителя Грёзы (высокая должность) в обычного мальчишку, заканчивающего среднюю школу. Но Влад, как и члены Совета, чью судьбу я должна была решить, не сказали ни слова, которые могли бы подтолкнуть меня к правильному (или им удобному) решению. По прибытию из Эры Влад сказал лишь следующее: "Старейший уже очень давно полностью живёт в Эре, сейчас он - один дух, тогда как тело больше ста лет покоится в земле. Если Эра перестанет существовать, не станет и его". Вот и весь комментарий, как будто каждое слово стоило ему рубля.
Но почему никто не хотел мне помочь? Потому что настолько доверяли мне и были уверены, что приму правильное решение? Или потому что были готовы к тому, что рано или поздно Эре придёт конец?
Весь следующий день после визита в Эру, я думала над вопросом Старейшего, и пришла к неожиданному для себя выводу: мне не ради чего жить. У меня нет семьи, мужа и детей, нет даже возлюбленного, с которым мы бы делили дыхание. У меня нет какого - то призвания, которое сделало бы меня заметной в обществе фигурой, или сногсшибательного таланта. Вот у моей мамы было, ради чего жить - это я. А у меня... получалось, что единственный смысл моей жизни - это составлять центр маминой вселенной. Но ведь это не то, неправильно! Все люди живут для чего - то, они что - то привносят, даже дворник и то полезен и нужен. А я, получалось, была трутнем, одним из тех, кого в итоге всё равно выгонят из улья.
Но зато у меня была Эра. Нет, не в качестве основополагающего звена моей жизни, по крайней мере, мне так думать не хотелось, но она была. И от этого стоило отталкиваться. Многие бы сказали, что мне только девятнадцать лет и что жизнь только начинается, однако мне казалось, что именно до двадцати нужно определиться с дальнейшим путём, чтоб потом просто идти по нему, терзаясь сомнениями и страхами возможно совершённой ошибки, но никуда не сворачивая. А что могла я? Лишь порой делать симпатичные фотоснимки, чтоб главный редактор остался доволен. Трудно было представить, что этим я и буду заниматься год за годом до самой смерти.
Заглянула совершающая ночной обход медсестра, подошла к моей кровати и проверила, как я себя чувствую. Я прикинулась спящей, чтоб не вызывать лишних вопросов, и спустя минуту медсестра тихонько вышла.
А уже минут через десять снова поднялась суета, только на этот раз гораздо громкая. Как потом выяснилось, ночью произошло крупное ДТП, но в тот момент я этого не знала. И когда в палату с грохотом вкатили одну за другой две каталки, на которых лежали завёрнутые в бинты, зашитые, загипсованный жертвы, уже успевшие побывать в операционной, соединённые трубками с пищащими приборами, я уже не могла притвориться глухой и села.
- Спите,- бросила в мою сторону уже знакомая медсестра.
Конечно, спать я не легла, смотрела, как санитары и медсёстры осторожно перекладывают больных на кровати, предварительно положив на матрацы твёрдые щиты. Честно говоря, от вида пострадавших мне стало очень не по себе, но это только подстегнуло интерес.
- Что случилось?- спросила я у медсестёр.
Две из них никак не отреагировали на вопрос, словно меня и вовсе не было в палате, а третья, та самая, что велела спать, ответила:
- Не задавайте глупых вопросов. Отдыхайте, ночь на дворе.
- Я не могу отдыхать, когда вокруг такой шум,- возразила я.
На сей раз никто не потрудился ответить, но я услышала, как один голос прошептал: "Надо же, какие мы нежные". Другой голос что - то согласно буркнул, но слов разобрать не удалось.
Успокоилось всё спустя час. Только тогда я смогла лечь и расслабиться, и снова подумать о том, что скоро утро, а там и полдень не за горами, и мне нужно принимать решение. И, надо сказать, вид израненных товарищей только убедил меня, что тянуть такую ответственность - дело не для слабонервных барышень. То бишь не для меня. Хотя вероятность того, что я хоть раз увижу жертву собственных мыслей, была не так велика, она не отменяла самого факта. Наверное, только Господь имел несчастливую возможность убивать непокорных одной мыслью. Господь и Инга Аркадьевна Крижитская - отличная парочка!
Но пролежав без сна до самого утра, я так и не нашла компромисса между двумя возможными ответами: да и нет.
Утром меня перевели из реанимации в общую палату с двумя соседками, хотя я чувствовала себя вполне терпимо и хотела отправиться домой. Разумеется, сразу появилась мама, заплаканная и взволнованная, она как следует оросила мою постель слезами и высказала всё, что наболело за эти долгие четыре дня, пока она меня не видела. Я привыкла видеть маму сильной и энергичной, и эта метаморфоза из уверенной в себе женщины в нервное и отёкшее от бессонных ночей существо неприятно шокировала. Хотелось протереть глаза, чтоб рядом снова была обычная мама, пусть немного тревожащаяся (а какая мама не тревожится?), зато спокойная и способная рационально мыслить.
После двухчасового общения с мамой я чувствовала себя так, словно проползла на животе не меньше пятисот миль. Никогда бы не подумала, что она способна на такую удушающую заботу, которую демонстрировала на протяжении всего времени. При этом она всё время держала меня за руку или поглаживала по головке, или поправляла край одеяла, или проводила по лицу - словом, ощупывала меня, будто хотела убедиться, что я не испарюсь на полуслове. И эти прикосновения, продиктованные опять-таки любовью и заботой, безумно раздражали. Впоследствии, поразмыслив, я пришла к выводу, что раздражала меня не сама мама, а то, что она отнимала время, необходимое для принятия важного решения. И не будь передо мной этой дилеммы, я бы воспринимала её ласки куда благосклоннее.
Мама ушла ближе к полудню, обещав заглянуть после тихого часа, и я отдала ей целый список необходимых вещей. Наверное, она очень сильно испугалась, раз решила, что я отлично могу прожить, не переодеваясь, не умываясь и не чистя зубы.
Я уже подумала, что на этом всё закончится, но сразу после мамы пришёл Макс, принёс букет роз и коробку "Комильфо". В этот момент часы показывали десять минут двенадцатого.
- Привет,- Макс ослепительно улыбнулся.- Как самочувствие?
- Неплохо.
Я села на постели, прикрывшись одеялом до самого подбородка. Визит Макса не раздражал хотя бы из-за того, что он не намеревался лить слёзы жалости, будто я уже почила. Но он пришёл очень не во время. Оставалось только надеяться, что аудиенция не затянется надолго.
- Я беспокоился. Ты несколько дней не приходила в себя, врач сказал, что это отравление ядовитым дымом от пластика.
- Ты можешь рассказать, что случилось? Честно говоря, мои воспоминания не похожи на правду.
Макс улыбнулся и пожал плечами.
- Могу, если тебе интересно.
- Очень интересно.
Я сказала правду, меня на самом деле интересовало, что случилось в огне и как я из горящего офиса попала в реанимационную палату. Спрашивала об этом Влада, но тот отделался общими фразами.
- Ты убежала от меня на лестнице, и я побежал следом. Ты как - будто была не своя, всё время говорила, что должна кого - то спасти. Потом я потерял тебя из вида и минуты три бегал в дыму, а потом услышал треск, вошёл в один из офисов и увидел тебя, лежащую на полу. Сразу достать тебя не мог, проход перегородил шкаф, так что пришлось бежать за огнетушителем, но его я нашёл быстро, а потом подоспели пожарные, и мы вытащили тебя из здания. Вот, собственно, и вся история.
- Значит, ты меня спас?
Меня захлестнула благодарность.
- Не только я, там были и другие люди,- засмущался Макс.
- Но из огня меня вытащил ты,- ответила я и хихикнула, как школьница, которую мальчик впервые взял за ручку.- Просто не знаю, что бы делала без тебя. Ты просто ангел.
- Мне это уже говорили.
- Да - а?!
- Я шучу!- Макс засмеялся.- Слушай, у меня ещё одна неплохая новость - наша редакция не сгорела...
- Ты прав, новость хорошая.
- Не перебивай. Я показал Мыслову статью, сдобренную твоими фотографиями, и он сразу согласился пустить её в печать в следующем же номере. Так что нас с тобой ко всему прочему ждёт премия. И не переживай, я никому не сказал, что ты сумасшедшая с задатками самоубийцы и сама побежала в огонь. Все считают, что произошёл несчастный случай.
- Это хорошо.- Я слегка опасалась, что Макс скажет : « Караул, держите шизофреничку!»- Уже выяснили, из-за чего возник пожар?
- Неисправность проводки в одном из офисов, к тому же несоблюдение правил противопожарной безопасности. Счастье, что никто не погиб.
Я кивнула, соглашаясь. То, что пожар возник не по моей вине (а я уже начала думать, что виновата во всех бедах на свете!) очень порадовало, но то, что обошлось без жертв, не считая меня самой, казалось просто чудом.
- Я рада, что ты навестил меня. Лежать в больнице очень скучно.
- Ты лежишь только пятый день, а просыпаешься по утрам и вовсе второй, так что не жалуйся,- засмеялся Макс.- Думаю, если будешь быстро поправляться, скоро выпишут, и ты снова сможешь прыгать в огонь.
- Надо же, а ты юморист!
- Ты разве не знала? Я же лично пишу тексты для Петросяна!
Я не знала, кто такой Петросян, но всё равно рассмеялась.
Невозможно не сравнивать двух молодых людей, вошедших в мою жизнь почти одновременно. Макс был старше Влада лет на десять, хорошо собой, и с ним я не чувствовала, что непременно должна оказаться лучше планеты всей. Зато Влад был моим Хранителем, нас связывали общие дела, общие тайны и даже общая ненормальность, и нечто во мне находило его очень привлекательным. Макс относился ко мне по-джентельменски, Влад едва ли знал, как это делается. Зато с ним я могла делиться своими переживаниями и мыслями по поводу Эры, тогда как Максу лучше было об этом вовсе не знать.
И всё же в общем зачёте, по моим прикидкам, побеждал Макс…
Под потолком откашлялся голос Влада.
- И долго вы будете ворковать? Уж полдень близится, а Грёзы всё нет. Или ты нарушишь данное слово?
Я бросила сердитый взгляд в ту сторону, где мог находиться Влад. Надо же, только что подумала, что он становится мне другом, а теперь возникло желание придушить его на месте. Я с усилием отогнала эти мысли, чтоб они не успели воплотиться в реальность.
- Принести тебе что-нибудь почитать?- спросил Макс между тем, не подозревая о присутствии Влада. Ситуация чем - то напоминала кадр из телевизионного сериала "Говорящая с призраками", только в отличие от меня Дженнифер Лав Хьюит ещё и видела тех, кто вламывался без стука, а я могла только слышать.- Что ты предпочитаешь?
- Хорошую литературу,- ответила я, не задумываясь.
- До срока осталось десять минут. Ты уверена, что сможешь попасть с первого раза прямо к Куполу?- настаивал Влад.
- Я ни в чём не уверена,- раздражённо ответила я.
Макс удивлённо моргнул. Две девочки, видимо, подружки, лежащие в моей палате, захихикали. Возможно, они хихикали о чём - то своём, но я решила, что надо мной.
- Ты не уверена, какие книги читаешь?- переспросил Макс.
- Нет, я люблю детективы, например, Кристи. Или что - то типа Брауна или Кейза, а ещё...
- Нам пора,- ворчал Влад.- Скоро мы начнём опаздывать.
Я едва успела прикусить язык и не ответить колкостью.
- Макс, мне сейчас надо будет идти на процедуры,- я смущённо улыбнулась.
Он кивнул и поднялся.
- Понял. Я зайду к тебе как-нибудь на днях.
- Было бы хорошо.
На прощание мы поцеловались, и я даже не подумала, как на это может отреагировать Влад. А как он должен был реагировать? Я никогда не давала ему повода подумать, что между нами могут возникнуть отношения.
Когда Макс вышел, я посмотрела на потолок и произнесла шёпотом:
- Встретимся у Купола.
- Хорошо, встретимся у Купола,- ответил Влад тихо.
Я закрыла глаза, уверенная, что попаду именно в то место, которое было нужно. Снова небольшое падение, мысль о том, что это происходит чересчур легко, и когда я открыла глаза, то уже стояла перед самым Куполом. Пейзаж не изменился, всё та же пустыня, только на сей раз была хорошая погода, солнце поднялось к зениту и тени спрятались в подошвы. Я была в пижаме, но придумать себе одежду не составило труда.
Что говорить Совету, я до сих пор не знала. Вчера казалось, что почти за сутки можно подумать обо всём на свете, но оказалось, что двадцать часов - это слишком мало для принятия такого решения. Ведь нужно было не просто решить, существовать Эре или нет , а выбрать образ жизни на все оставшиеся мне годы. Если вспомнить, сколько я размышляла, куда идти учиться после окончания школы, да так ничего и не решила, можно понять сомнения.
Влад появился через пару минут, взлохмаченный и на первый взгляд крайне недовольный жизнью. Прошёл мимо меня, кинув через плечо:
- Ну что, ты идёшь?
Я нахмурилась, но промолчала и пошла следом.
В Куполе ничего не изменилось, те же люди стояли на тех же местах, словно и не сходили с них после вчерашнего разговора. Как только мы вошли, они повернулись и поздоровались, сопроводив слова поклоном. Я тоже поздоровалась и поклонилась, и на этот раз уже смелее наступала на пол, когда шла к месту говорящего. Человек быстро ко всему привыкает и не замечает частностей, особенно если стоит на пороге важного решения.
На всём протяжении моего пути от стены Купола к месту никто из Совета не произнёс ни слова, хотя я была уверена: они сильно взволнованны. Да что там знала, я чувствовала, как их пульс зашкаливает за сто, а желудки скручиваются и начинают протискиваться к горлу. Я сама не была спокойна, но их нервоз ощущала даже лучше, чем собственный.
Наконец, я взобралась на место, потом подождала Влада, и только после этого умная тарелочка поняла, что нужно подняться на второй уровень.
Взгляды членов Совета жгли кожу и проникали внутрь, как раскалённые стальные спицы. Я невольно поёжилась. Только теперь поняла, что, давая мне право выбора, они не были уверены, как я поступлю, но они хотели быть уверенными. Наверняка внушали себе, что я не могу отменить Эру, потому что это просто невозможно, потому что в Эре нуждаются слишком многие, потому что она - буфер между реальностью и Аннором, большая дверь с замком - Заслоном, и замок перестанет быть полезен, если двери не будет. Они убеждали себя в этом, хотя понимали, что все убеждения падут прахом перед одним моим "не хочу".
Но если бы я владела ситуацией, Александр, возможно, не погиб бы. А если бы не было Эры, не погиб бы Антон...
Молчание затягивалось. Я чувствовала это, но ничего не могла с собой поделать. Слова не шли на язык, в голове царил полный сумбур.
Тогда откашлялся Старейший. Видно было, что ему тяжело, но, скорее всего, виделось не так, как происходило на самом деле.
- Мне не хочется торопить тебя с ответом, Грёза, но мы все ждём твоего решения. Или тебе нужен ещё день для обдумывания?
Я покачала головой: нет, лишний день мне не нужен. Мне нужно, чтоб кто - то взял на себя принятие решения, вот и всё. Думать об этом ещё сутки казалось просто невозможным.
- Я приняла решение,- сказала я на удивление сухим, спокойным голосом.
И замолчала, потому что пока не знала, какое из двух решений действительно приняла.
Я была смыслом маминой жизни, но это не могло составлять смысл моей. Я честно пыталась что - то придумать, не останавливаться на мысли, что этот смысл - Эра, но мусли упорно к ней возвращались. Эра была моим пусть и незаслуженным отличием, моим талантом, если хотите, моей возможностью хоть как - то проявиться и доказать, что даже такие, как я, могут быть нужными. Я хотела, чтоб, когда я умру, многие люди качали головой, плакали и говорили: "Это надо же, какая женщина ушла!" Но для этого следовало доказать, что я могу быть лидером, а вот как раз бремя лидерства и не подходило под мои плечи.
Любой талантливый, незаурядный человек, и это доказывалось не раз, считает себя таким же, как все. Спросите любого композитора или писателя, или актёра, или художника, и они хором ответят, что ничем не отличаются от прочих людей, от безликой толпы - бликов реальности. Но разве это не самая гнусная ложь? Разве каждый блик не мечтает оторваться от толпы и стать индивидуальностью? Каждый человек видит в себе зерно особенности, каждый в душе король, и глупо прикрываться штампами о всеобщей одинаковости, как старым одеялом, чтоб прикрыть сияние своего таланта.
И вот теперь у меня тоже появилась возможность выпрямиться и признаться хотя бы перед самой собой, что Эра - это и есть то зерно, что делает из девчонки королеву, а из сумасшедшей девчонки - Королеву Сумасшедших, Грёзу. И как бы ни была тяжела корона, она - это лучшее, что может со мной случиться. Но во имя неё придётся отказаться ото всего, что теперь составляет ось моей жизни, и в первую очередь от мамы. Когда - то отец так поступил, причинив боль как ей, так и мне. Ещё в детстве я давала себе слово, что не пойду по его стопам, а теперь серьёзно обдумывала дорогу.
Но разве разумно, принимая решение, думать в первую очередь о маме? Она свой выбор уже сделала и, думаю, была им весьма довольна. А теперь настала моя очередь. И никто: ни мама, ни отец, ни прочие предки, своими жизнями создающие Эру, не должны были стать мне указ.
В детстве я была храбрее. Наверное, все в детстве бывают храбрее, до того момента, когда понимают, чем может закончиться то или иное приключение. Легко быть храбрым, когда есть только настоящий момент и мысли о риске, инвалидности или смерти не приходят в голову. Гораздо сложнее, когда всё понимаешь и осознанно идёшь на опасность. Храбрость - это не отсутствие страха, а способность победить его.
Вот как раз этого - то у меня и не наблюдалось.
- Я вот тут подумала над последним вашим вопросом,- произнесла я медленно, словно не была уверена, что правильно произношу слова.- Это оказалось сложнее, чем я решила с самого начала, и всё - таки на каждый вопрос можно найти ответ, если приложить достаточное количество мысли. И вот...
Я запнулась, и снова наступила напряжённая, густая тишина, словно мы на самом деле очутились в космосе, где вакуум погасил все звуки. Пришлось набрать побольше воздуха в грудь, чтоб суметь произнести то, что я намеревалась.
- И вот теперь можно принимать решение, готова ли я взять на себя Эру или нет. Вот что я скажу, я не могу взять Эру...
Все застыли, и стало ещё тише, хотя несколько секунд назад казалось, что тише быть уже не может. Я видела, как посерели лица членов Совета, чувствовала, как их сердца оборвали свой бег, слышала, как беззвучно застонал за моей спиной Влад. Всё так ясно, будто я читала буквы на их лицах. Никто не произнёс ни звука в ту двухсекундную паузу, взятую мной, чтоб заточить перо, которым готова была подписать свой приговор.
- Я не могу взять Эру, потому что она уже внутри меня и часть меня. Если я откажусь от этого, я не только предам память тех, кто строил её в том числе и для меня, и не только забуду отца, но ещё и лишусь части самой себя. И возможно, очень большой своей части. Видя и осознавая ответственность, ложащуюся на меня, я принимаю на себя правление Эрой.
Лёгкий росчерк слова - и вот всё закончено. Я добровольно приняла на себя груз, от которого уже не смогу избавиться, и признала себя Грёзой.
Несмотря на всё, я почувствовала себя легко. Правильным было это решение или нет - всё перестало иметь значение, придавленное фактом. Теперь я могла идти дальше.
Эмма заплакала, сначала тихо, но потом на весь зал. Она старалась вытереть слёзы, но ничего не выходило, и длинно всхлипывала на вдохе.
- Мы все приветствуем такое твоё решение и принимаем его,- сказал Старейший и поклонился мне с радостной улыбкой.
- А если бы я отказалась?- не удержалась я от вопроса.- Вы бы тоже приняли это?
- Тоже,- согласился Старейший.
- Ну а теперь,- я скрестила на груди руки,- вы расскажете мне, в чём состоят обязанности Грёзы. Честно говоря, я не в курсе.