В ту ночь я спала совсем без сновидений.
Следующие четыре дня ничем не отличались от обычных дней, проводимых мной на протяжении большей части жизни. На работе всё складывалось неплохо. Мыслов, казалось, напрочь забыл о нашем последнем скандале, и дал мне задание сделать снимки для статьи Оксаны Латышевой, работающей в соавторстве с профессором биологии. Статья, на мой взгляд, была скучновата, для медицинского издания, но Мыслов одобрил, так что работа шла полным ходом. Я старательно снимала мельчайших насекомых, которые в увеличении оказывались мерзкими членистоногими созданиями, и не роптала, когда заносчивая Латышева забраковывала снимки и заставляла всё переделывать. У меня вообще не было желания ввязываться в какие бы то ни было конфликты, и без того положение складывалось довольно прискорбное.
И всё же я скорее всего не обращала бы внимания на поведение Латышевой, если бы работала с ней с самого начала, и воспринимала место на втором плане как нечто само собой разумеющееся. Однако я успела поработать и с Антоном, и с Максом, и с некоторыми другими журналистами, знала, что фотографом вовсе не обязательно командовать, как личной марионеткой, и отношения новой напарницы не понимала. Продолжалось непонимание почти двое суток, пока я наконец не сообразила, что бедная девочка боится, что я займу её тёплое местечко при Мыслове. Она, наверное, искренне полагала, что каждая особь женского пола, обитающая в редакции, ежеминутно мечтает затащить Мыслова в кровать. Я тихо посмеивалась, ещё более тихо жалела Оксану, и прикусывала язык, когда с него просилось очередное возражение. Я и без того была у редактора не на лучшем счету, чтоб иметь возможность портить отношения с его протеже.
С Максом я совсем перестала видеться, исключения составляли только короткие переглядки на летучках, да и на них он периодически опаздывал. Оставались только телефонные звонки, и хотя я старалась призвать гордость к порядку, всё равно звонила ему по пять раз на дню. Порой мне просто необходимо было услышать его голос или смех. Мы столько времени успели провести вместе, я настолько привыкла к его обществу, что теперь казалось, будто из моей жизни вырвали какой - то очень важный кусок. Или это не я привыкла, а он меня приучил... Не знаю. Однако ощущение пустоты не проходило, я считала минуты от звонка до звонка, чтоб сохранять интервалы хотя бы в несколько часов, и эти часы казались сутками. При всём при этом я продолжала убеждать себя, что это не любовь, а пустая влюблённость, и даже преуспела в самообмане. Чем ещё, как не обманом, я могла защитить хрупкие проводочки моих нервов от настоящей, грозной, всепожирающей любви, которая уже сгустилась над моей головой, и от всего - лишь - дружбы с его стороны? Правда, у него почти не было шансов оценить размах моих чувств.
И вот спустя четыре дня я сидела за компьютером и перелистывала свежие снимки, когда подошла Латышева. К слову, я переместилась за стол в общий зал, что было опротестовано Максом (не слишком успешно) и встречено злорадными смешками кое - кого в редакционном семействе. И если раньше была зависть, то теперь меня спустили с небес на самую землю, а на земле были только рады моему низвержению. Я не говорю обо всех, нет, имелись у нас и очень замечательные люди, только плохое и гадкое почему - то сильнее бросается в глаза, чем доброе, и обиды запоминаются крепче, и косые взгляды видны лучше, и громче шушуканье за спиной, чем слова в глаза.
Отвлеклась. Так вот, я сидела за компьютером, когда подошла Латышева. Выражения её острого, голубоглазого личика я распознать так и не смогла, хотя честно присматривалась, да и сама Оксана дала мне такую возможность, выдержав паузу, долгую даже для театральной. Потом откинула за спину красиво изгибающийся локон и проговорила:
- Пётр Сергеевич просил тебя срочно к нему зайти.
- Зачем?- удивилась я, а сама подумала: "Что я ещё натворила?"
Латышева усмехнулась как - то особенно ехидно. Она всегда, на мой взгляд, усмехалась ехидно, но в этот момент переплюнула сама себя.
- Не знаю. Но на твоём месте я бы поторопилась, тон у Сергея Петровича был очень серьёзным.
Я встала, выровнявшись с ней в росте, и ответила:
- Твоё счастье, что ты не на моём месте.
- Не сомневаюсь,- съязвила Латышева мне в спину.
Очень захотелось продолжить пикировку, но я себе этого не позволила. Пусть думает, что победила.
Мыслов встретил меня необычайно серьёзным взглядом. Таким взглядом он не смотрел на меня, даже когда принимал на работу. Я успела привыкнуть, что в моменты гнева главный редактор начинает рвать и метать, и кричать на всё здание. Это было его обычной реакцией и частым состоянием. Однако сейчас он просто стоял и смотрел на меня. Я почувствовала себя крайне неуютно.
- Оксана сказала, вы хотели меня видеть,- сказала я, невольно понизив голос.
Мыслов кивнул.
- Хотел. Проходи, садись.
Я прошла и присела на краешек стула. Никак не могла понять, зачем понадобилась и почему у Мыслова такое похоронное лицо.
И тут же подумала о Максе, которого в этот момент в редакции не было. Его поддержка пришлась бы сейчас весьма кстати.
- Что случилось?
Мыслов сел на своё место, сложил руки на столе и снова пристально поглядел на меня. Причём если прежде его взгляд вечно давил и чего - то требовал, то теперь оставался спокойным, серьёзным и слегка грустным. Я занервничала сильнее.
- Не стану ходить вокруг да около,- сказал он.- Редакцию известили, что тебя обвиняют в распространении наркотиков среди пациентов наркологической клиники. Выдвинуто требование о твоём увольнении, иначе делу дадут ход. Причём человек, который это обвинение выдвигает, говорит, что доказательства неоспоримы, и девочка, которой ты передала наркотики, подтверждает твою вину. Ты ничего не хочешь мне объяснить? Речь идёт о девочке - героине вашей с Игнатовым статьи?
Я остолбенела, все мысли в голове перемешались. Почему - то мне казалось, что времени ещё много и что доктор Денисов сорок раз подумает, прежде чем допустит, чтоб делу дали ход. Ведь он потеряет доступ к богатой кормушке! Очевидно, он ничего не смог противопоставить отцу Светы, охваченному жаждой справедливого возмездия.
Но мне - то от этого было ничуть не легче!
Меня никогда не обвиняли в большем преступлении, чем списывание домашней работы в школе, я попросту не знала, как себя вести и как доказать Мыслову, что к наркотикам не имею ни малейшего отношения. Скорее всего он не поверит, скорее всего он меня уволит, причём немедленно, и тогда... И тогда я стану безработной. И больше не увижу Макса...
- Да, видимо,- сипло прошептала я.- Вы меня уволите.
Я не спросила, просто констатировала факт. Ни один журнал не станет марать репутацию из-за проштрафившегося фотографа - себе дороже.
- Ты имеешь к этому отношение?- спросил Мыслов всё так же серьёзно, пропустив мимо ушей последнюю реплику.
- Нет. Я просто зашла поговорить с ней, Света рассказала мне про свою семью, и мне никогда бы в голову не пришло снабжать ребёнка наркотиками. Более того, я ни одного наркотика сильнее марихуаны в жизни не видела. Не знаю, почему девочка сказала, что ей помогла я, всё это неправда.
- Так - так,- Мыслов взял карандашик и постучал по столу.- Очень интересно. Так о чём вы говорили с девочкой?
- О её семье. Она сказала, что родители уделяли ей мало внимания, что у неё не сложились отношения с нянькой - в общем, обычная подростковая конфликтность. Я не придала этому большого значения. Мы расстались довольно дружелюбно, она даже сказала, что я могу приходить, когда захочу... Не могу поверить, что всё зашло так далеко.
На глаза навернулись слёзы. Света оговорила меня. Но почему? За что? Просто из-за того, что я первая попалась на её пути? Особенно обидно было даже не гнусное обвинение, а то, что я на самом деле прониклась и пожалела её, хотела как - то помочь. Показалось, я вижу перед собой несчастного, обделенного вниманием ребёнка, который стал наркоманом от безысходности. Даже её последние слова о людях и о своей к ним ненависти не смогли пробить скорлупу моей жалости.
А теперь Света доказала, что она действительно та, за которую выдавала себя.
- Ты знала об обвинениях?- спросил Мыслов.
Я кивнула.
- Как давно?
- Четыре дня. Мне казалось, они смогут разобраться и поймут, что я не при чём. Я никогда... Клянусь, я не приносила в больницу наркотики.
- Почему ты не рассказала мне?
- Не подумала, что это необходимо. Когда мне позвонили... Словом, Светлана тогда ещё не обвиняла меня, просто молчала, и дальше подозрений речь не шла. Я надеялась, что она скажет правду. К тому же в больницу ездил Макс, пытался разобраться в ситуации.
- И?
- Подробностей разговора я не знаю, это вы должны спросить у него. Но тогда Светлана хоть и не опровергала обвинений, но и не подтверждала их. Правда, её отец был настроен решительно. Только не понимаю, зачем им нужно моё увольнение.
- Думаешь, если тебя уволят, на этом всё закончится?- усмехнулся Мыслов.- Они насядут на тебя так, что мало не покажется. Распространение наркотиков, продажа шестнадцатилетней девочке - это статья, понимаешь?
Я тяжело вздохнула.
- Понимаю.
- Мало понимаешь, раз думала, что всё спустится на тормозах.
- Но я...
- Помолчи, и без того немало натворила. Почему ты сразу ко мне не обратилась? Что за художественная самодеятельность? Вы с Игнатовым перепутали себя с агентами 007?
Я опустила глаза. А что могла сказать? Всё правильно, мы на самом деле решили, что сможем справиться своими силами, промедлили непозволительно долго, и в итоге я получила то, что получила. Глупо теперь было и просить прощения, однако я была уже на грани того, чтоб извиниться. Как - будто извинения могли что - то исправить!
- Ситуация сложная,- на выдохе произнёс Мыслов.
Я согласилась.
- Сложная. Вы меня уволите?
- Разве я это сказал? Если бы намеревался уволить, не стал бы попусту тратить слова и прямо заявил: ты уволена. Я заявил?
- Нет.
- Ну и зачем ты тогда говоришь глупости? Я просто стараюсь разобраться в ситуации, а она, между прочим, не рядовая. Ты не прикасалась к этим наркотикам?
- Нет, не прикасалась, не видела и вообще не имела о них никакого понятия,- в который раз повторила я.
- Значит, кроме слов этой девочки - наркоманки и домыслов, других доказательств у них нет,- кивнул Мыслов.- Ну что же, это очень хорошо. Слушай меня, Инга и запоминай. Если позвонят и потребуют тебе явиться в клинику, ни в коем случае не отправляйся одна, возьми кого-нибудь, и непременно сообщи об этом мне. На месте не смей ничего подписывать, думай над каждым произнесённым словом, и вообще веди себя очень осторожно. Я возьму дело под своё ведение, и если они намерены подавать в суд - отлично. Но им нужно будет очень постараться, чтоб доказать твою причастность.
Я слегка улыбнулась, хотя само слово "суд" вызывало нервную дрожь. Мыслов был намерен принять бой, он не хотел меня увольнять и не собирался поддаваться на шантаж. Если прежде я недолюбливала главного редактора, то сейчас вдруг прониклась искренней симпатией. Кто бы мог подумать, что он будет так стоять за своих сотрудников? Я - точно нет.
- Спасибо.
Он удивлённо поднял брови.
- За что?
- За такое отношение. За то, что поверили мне.
Мыслов усмехнулся и потёр подбородок.
- Я это делаю не для тебя.
- А для кого?
Он посмотрел на потолок, и мне показалось, что улыбка приобрела оттенок тоски.
- Он знает.
Спросить, кто, я не решилась.
- Что мне теперь делать?- спросила я.
- Заниматься своими прямыми обязанностями. Я постараюсь во всём разобраться, а когда будут результаты, мы поговорим. Никаких поспешных обещаний не даю, но меня трудно поймать на крючок одними угрозами. Всё, ступай.
Я встала и уже направлялась к двери, когда остановилась и обернулась, вспомнив важную деталь, на которую мои обвинители делали упор.
- Если спросят, почему я сама пришла в палату Светланы, вы можете ответить, что это сработала моя интуиция,- сказала я.- Тем более что так оно и было.
Мыслов серьёзно кивнул.
- Хорошо, я это учту. Работай.
Я вышла и в дверях столкнулась с Максом. Он так и замер с поднятой рукой, словно собирался меня ударить. Я едва сдержалась, чтоб не броситься к нему на шею и не обнять. Не слишком подходящее место для таких жестов. И всё же одно то, что он вернулся и был в здании, совсем рядом, заметно меня приободрило.
- Максим, зайди ко мне,- проговорил увидевший его Мыслов прежде, чем я успела хотя бы поздороваться.
Макс обошёл меня и закрыл за собой дверь, но так улыбнулся при этом, что у меня едва не подкосились ноги.
Влюбилась, как кошка. Вот дура!
Латышева бросила на меня подозрительный взгляд, но от комментариев воздержалась, возможно потому, что в этот момент говорила с журналистом Воробьёвым, своим наставником. Вернее, своим бывшим наставником, которого у нас в журнале давали каждому новому журналисту (кроме Макса, он обошёлся своими силами). Оксана уже год как вышла из-под покровительства Воробьёва, но тот не упускал случая прокомментировать написанные ею работы, и, насколько я слышала, периодически доводил своей критикой до слёз. Правда, я такого не видела ни разу.
Я не стала торчать в рабочем зале, где все уже знали, что меня вызывал Мыслов по какому-то срочному и конфиденциальному делу, и их головы полнились самыми бредовыми предположениями, и отправилась в наш с Максом кабинет. По пути уговорила себя перестать изображать влюблённую школьницу и подумать о деле.
Следующие полчаса я провела, сидя в кресле и напряжённо размышляя над одной - единственной проблемой: как заставить доктора Денисова дать мне признание в распространении наркотиков, и при этом всё это записать на плёнку. Едва ли можно было поставить в его кабинет "жучок", а просто так прийти и потребовать ответов просто неразумно. Можно было ещё явиться к нему в виде призрака, со Светланой это отлично сработало, но тут было две загвоздки, и обе, на мой взгляд, непреодолимые: во - первых, девочка услышала меня, лишь приняв дозу, а сам Денисов вряд ли был наркоманом; а во - вторых, я не могла взять с собой ни камеру, ни магнитофон, ни прочие предметы.
Мне очень хотелось придумать неожиданный, но умный манёвр, а в голову ничего не приходило.
Был ещё вариант: посоветоваться с Советом Эры. Эти люди прожили достаточно длинную жизнь, чтоб приобрести некоторый опыт, так что их мысли могли оказаться интересными. Но так не хотелось, чтоб в Эре ломали голову над проблемами реальности. У них и своих дел было вполне достаточно.
Снова разболелась голова, слабо, но даже такая боль обращала на себя внимание. Я закрыла глаза, несколько раз глубоко вздохнула, помассировала виски. Пугала не сама боль, а то, что очередная неожиданность могла дать пищу моему прогрессирующему заболеванию. В прошлый раз дело закончилось галлюцинациями. Самое ужасное заключалось в том, что я знала: всё повториться. Не обязательно именно в таком виде, но непременно, и оставался только один вопрос: когда?
Как же мне разоблачить чёрного доктора?
Возникла мысль выйти из себя, пробраться в кабинет Мыслова и подслушать, о чём они будут говорить, но от этого ребячества я удержалась. Если будет нужно, Макс сам всё мне расскажет, а если промолчит, значит, знать мне это не обязательно. В любом случае я была уверена, что он не сделает ничего, способного навредить мне.
Невозможно любить и при этом не доверять человеку, и я верила Максу, как себе. Любой разумный человек непременно сказал бы, что так доверять мужчине, с котором знакома месяц, нельзя. Но разве влюблённую девушку можно назвать разумной?
Макс вошёл в кабинет по истечению получаса и снова улыбнулся, но на этот раз мне показалось, что не так жизнерадостно.
- Как ты?- спросил он.
Я неопределённо пожала плечами.
- Нормально. Неприятно, что меня обвиняют в распространении наркотиков, но это не смертельно.
Макс кивнул, удовлетворившись таким ответом. Мне показалось, что слегка расслабился. Сел за стол.
- Мы с редактором посоветовались,- сказал он.- Завтра поедем вместе в клинику и попробуем выяснить, что конкретно у них на тебя есть. Если ничего, то предложим компромисс: они забывают свои претензии, а мы не подаём в суд за клевету. Если что - то есть, тогда поступим по ситуации.
- Светлана заявила, что наркотики принесла я,- напомнила я на удивление спокойным голосом.
- Заявила, но не просто Светлана, а наркоманка со стажем, несмотря на юный возраст. Хороший адвокат разобьет такую свидетельницу в пух и прах, и Троеполов должен это понимать. Либо они опираются в своих обвинениях на более веские доказательства, либо просто прессингуют тебя, и второе гораздо вероятнее.
Я кивнула.
- Не переживай, мы так просто тебя не отдадим,- сказал Макс.- Будем стоять до последнего. Мыслов настроен очень серьёзно.
Внезапно меня осенило. Зачем делать запись нашего разговора с доктором Денисовым? Тот, для кого это действительно имеет принципиальное значение, может лично всё услышать. И почему признаваться должен обязательно сам Денисов, когда его пациентка отлично справиться сама. Разве кто - то удивится, что наркоманка к тому же говорит сама с собой? Надо только придумать, как всё это провернуть...
Макс что - то говорил, но я совершенно его не слушала. Меня начало слегка лихорадить. Точно, вот оно, долгожданное решение! Пусть не слишком оригинальное, но действенное, если всё предусмотреть. На чём попадаются преступники, даже самые умные? На том, что большинству хочется, чтоб все знали, какие они умные и сообразительные.
Я предоставлю Светлане очень благодарного слушателя, обещаю.
В этот момент зазвонил телефон, вырвав меня из раздумий. Макс снял трубку, немного послушал, сказал: "Хорошо",- и положил на рычаги.
- Звонил Мыслов,- доложил он мне.- Встреча состоится завтра в одиннадцать утра в клинике. Троеполов настаивал на своём офисе, но мы решили сражаться на относительно нейтральной территории. Чему ты так улыбаешься?
- В самом деле?
Я постаралась сложить губы, но почти ничего не получилось. Только что всё было почти безнадёжно, и вдруг я поняла, что смогу вытащить себя из этой неприятной истории. Возможно, для этого придётся попотеть, но результат того стоит.
- В самом деле. Что в моих словах показалось тебе смешным?
- Это очень хорошо, что вы встречаетесь в больнице. И Троеполов тоже будет присутствовать?
- Будет. Для тебя это важно? Хочешь поехать с нами?
- Думаю, вы справитесь сами,- ответила я.
Если всё получится, вам не придётся особо напрягаться.
- Прости, мне надо позвонить.
Я схватила телефон, выскочила в коридор, добежала до дальнего окна, зная, что в соседнем кабинете никого нет, коридор отлично просматривается, так что подслушать меня нет никакой возможности, села на подоконник и позвонила домой. Мама очень удивилась, когда я попросила найти в телефонном справочнике (новеньком, два дня как из магазина) номер телефона Троеполова Виктора, но продиктовала в точности.
Звонить ему было немного боязно, но осознание того, что я не виновата, подталкивало восстановить справедливость. Я промедлила всего минутку, а потом решилась.
Мне ответили на пятом гудке, женский голос:
- Слушаю.
- Я хотела бы поговорить с господином Троеполовым,- сказала я. Горло перехватило от волнения, но лишь на несколько секунд.
- Кто его спрашивает?- допрашивала меня женщина.
- Знакомая.
- По какому поводу?
- Это очень важное дело.
- Я должна знать, как доложить.
Ах, вон оно что! Секретарша!
- Это касается его дочери. Не сомневаюсь, господин Троеполов заинтересуется.
- Подождите секундочку.
Ждать пришлось действительно недолго. Затем женский голос сменился на приятный мужской баритон.
- Троеполов слушает.
Я сделала глубокой вздох и ответила:
- Здравствуйте. Вы меня не видели, но наверняка знаете. Меня зовут Инга Крижитская.
- Да, знаю. И зачем вы звоните мне на работу? Чего хотите?- голос стал холодным, как лёд.- Не знаю, как у вас хватило наглости набрать номер.
- Наверное, потому хватило, что я не виновата,- веско ответила я.- Я плохо знаю вашу дочь, виделась с ней лишь однажды, но у меня нет никакого желания причинять ей вред. И я уверяю, что никогда не приносила ей в палату наркотики.
- Оставьте этот жалостливый тон. Я не успокоюсь, пока не доберусь до правды, и ваши заверения не помогут.
- В таком случае могу сообщить, что мне известно имя настоящего преступника. Называть его я пока не стану, однако...
- Моя дочь назвала вас, и для меня это уже достаточное основание для подозрений.
- Завтра ваша дочь назовёт другое имя, уверяю вас.
- Не знаю, что вы хотите сказать мне, но это и не очень интересно. Завтра состоится встреча, на неё всё проясниться.
- Что же, спасибо за беседу. Всего доброго,- ответила я и быстро отключилась.
Следующим я позвонила Владу и договорилась, что сразу после занятий он направляется ко мне. Есть срочный разговор. Влад - я в этом не сомневалась - с радостью согласился.
После этого я с чистой совестью вернулась к Максу в кабинет. Для него тоже имелось место в моём плане, но говорить об этом было пока рано.