[Sera]

Долго думала и решила открыть эту тему для цикла рассказов, посвящённый медицинским работникам, их пациентам и просто людям с их характерами и бедами. Искренне надеюсь, что получатся именно рассказы, а не байки "для своих" - я приложу все усилия, чтоб так и было.

Первый рассказ я уже выкладывала в "Своих произведениях...", однако решила скопировать сюда, чтоб не разрывать цикл.

Скрытый текст - За всё человеческое:

Юля не хотела плакать. Кусала губы, стараясь взять себя в руки, но слёзы всё равно текли, непрошенные и беспощадные. Сидела на полу, мяла носовой платок изрезанными об осколки ампул пальцами и тихонько, едва слышно всхлипывала. Ненавидела себя за слабость, за глупость, за неловкость. За фатальную невезучесть. За то, что не справилась. За стыд, не дающий поднять глаза.
- Не расстраивайтесь так,- проговорила женщина, стоящая рядом, и протянула чашку с водой.- Попейте.
Юля покачала головой и поджала губы, чтоб не разреветься в голос. Так же нельзя! Нельзя! Человек, только что потерявший мать, должен кричать, рыдать, проклинать и сыпать ругательствами – делать всё, что угодно, только не сочувствовать! Почему же она стоит рядом, протягивает воду и ждёт, когда неумелая девчонка успокоится?
- Она была старой. Она… да, была старой…- Голос женщины сорвался, она поставила чашку на пол перед Юлей и торопливо отошла в сторону.
Только тогда девушка подняла голову и покосилась на диван, где сейчас в нелепой полулежачей позе застыло мёртвое тело её недавней пациентки. Голова запрокинулась назад, изо рта на подбородок вылезали хлопья белой пены. Один глаз закрылся, второй смотрел в потолок посеревшим зрачком. Ночная рубашка перекосилась, открыв выпирающие ключицы. Руки с исколотыми, порванными венами вытянулись на диванных подушках.
Всего пару минут назад старушка ещё дышала, и казалось, что приступ миновал, но…
Не надо было вводить адреналин.
Эта мысль сверлила мозг не хуже дрели, прибавляя чувства вины.
Не надо было вводить адреналин.
Вполне могло оказаться, что сердце старушки и без него не смогло бы справиться с нагрузкой, но остановилось оно именно после инъекции. На несколько секунд усилило удары – и замерло. Юля как раз считала пульс, и до сих пор чувствовала кончиками пальцев его последнюю волну.
А потом ещё минуту лихорадочно прислушивалась через фонендоскоп к тишине в груди, надеясь уловить хоть малейший тон. В голове не укладывалось, что это – всё.
Всё – полные лёгкие пены, полная остановка сердца и никаких шансов на реанимацию. Чистая, бесповоротная смерть.
Юля взяла чашку и сделала маленький глоток воды, чтоб хоть так проглотить ком, перекрывший горло. Испачкала ручку – порезы на пальцах продолжали кровоточить, колоть застрявшими в коже осколками тонкого стекла. Второпях девушка ломала ампулы голыми руками, не подпиливая, и хрупкие канюли рассыпались мелкими крошками.
- Я…- Юля сделала сиплый вздох и посмотрела на дочь умершей. Та стояла в дверном проёме, прислонившись к косяку, и тихо вытирала глаза. Но не рыдала. И никого – никого! – не винила.- Я… Вы простите меня, ладно?
Прозвучало по-детски наивно и жалко. Юля снова закусила губу, борясь с навернувшимися слезами.
Дура, дура, дура!..
Не надо было вводить адреналин.
Она чувствовала себя убийцей. И неважно, что старушка успела отпраздновать девяностопятилетние, что вызвали поздно, что введённые лекарства не смогли справиться с нарастающим отёком… Всё равно – убийца.
Первый труп. Первый крест на личном кладбище…
Почему же дочь молчит? Она стояла рядом, должна была заметить момент убийства!
- Вы не виноваты,- проговорила дочь хриплым от слёз голосом.- Вы сделали всё, что могли.
Всё, что могла? Всё, что могла?! Чёрт, женщина, пошевели мозгами – у тебя только что убили мать!
Злость помогла собраться, высушила слёзы. Юля поднялась с пола и одёрнула белый халат, сплошь усеянный брызгами крови. Хотелось бросить всё, забыть про работу и бежать туда, где её никто не найдёт. Где можно будет просто посидеть в одиночестве…
- Уложите её на ровную поверхность,- бубнила Юля, кидая в свою укладку разбросанные в спешке приборы.- Два часа трогать не надо, а потом можно обмывать… Завтра в поликлинику за справкой…
Женщина что-то говорила, но Юля не слушала. Теперь, когда первые эмоции схлынули, она торопилась покинуть скорбную квартиру. Как будто, вырвавшись на улицу, могла избавиться от душного чувства вины.
- Спасибо за всё,- сказала на прощание дочь, когда Юля уже направлялась к выходу.
Юля покраснела и отвернулась.
- Не за что… простите меня…
Хлопнула за спиной дверь. Девушка удобнее перехватила чемодан и побежала вниз по лестнице.


Два дня спустя.

- Юлька, ты только посмотри!- Светка ворвалась в комнату и принялась прыгать вокруг стола, размахивая газетным листом.- Нет, ты только посмотри!
- Что смотреть?- Юля оторвалась от справочника и поглядела на младшую сестру.
- Про тебя в газете написали! Представляешь? Вот здорово!
- Давай сюда.
- А «пожалуйста»?- издевалась девчонка.
Юля не стала размениваться на вежливость, выхватила газету, развернула, пробежала глазами по первой полосе. Местное издание, ничего интересного.
- Где?
- В самом низу,- подсказала Светка.
Юля опустила взгляд и наткнулась на крохотную заметку.
«Семья Кондратьевых благодарит фельдшера скорой помощи Ковалёву Юлию Дмитриевну за усилия, которые она приложила для спасения чужой жизни, и за всё человеческое, что в ней есть. Желает ей успехов в таком важном труде».
Прочитала и отложила газету в сторону, закрыла пылающее лицо руками.
Господи, зачем?..
- Про Юльку написали, про Юльку написали!..- напевала счастливая Светка, танцуя по комнате.

И сразу второй, немного иной по тональности, однако - вот.

Скрытый текст - А вдруг?..:

- Ав, иди сюда.
Старый пёс встал и подошёл к хозяину, ткнулся носом в открытую ладонь. Обычный пёс, рыжая дворняга, вместо ошейника верёвка.
Леся отступила назад, брезгливо спрятав руки за спиной: она терпеть не могла собак.
- Ваши документы я взяла,- сказала она своему больному.- Сейчас схожу за мужиками – и поедем.
- Хорошо,- кивнул тот, поглаживая пса.
- Вот и отлично.
Леся кивнула и вышла из комнаты.
Хозяин пса Дмитрий Петрович потрепал пса по ушам и хрипло, тяжело закашлялся. В грудь словно насыпали раскаленных углей, и укол не смог их погасить – продолжали пылать, жалить лёгкие. Девчонка – медичка сказала, правда, что это сердце. Инфаркт… Только Дмитрий Петрович не поверил. Если сердце, что же дышать так тяжело?
Ав заскулил и встал на задние лапы, опершись передними о грудь хозяина. Дмитрий Петрович охнул и скинул пса обратно на пол, зашёлся новым приступом кашля. На секунду показалось, что всё, вдох не получится, лёгкие сгорели, и страх сжал голову тугим обручем. Но вдох прошёл – отпустило.
- Я заболел, Ав,- прохрипел Дмитрий Петрович, снова поглаживая пса по голове. Тот вертелся под рукой, радуясь вниманию. Хвост крутился пропеллером.- Теперь ты в доме за главного. Охраняй его до моего возвращения, понял?
Умный Ав коротко тявкнул и принялся вылизывать хозяйскую ладонь. Дмитрий Петрович улыбнулся. После смерти жены у него остался только пёс.
- Я поговорю с соседями, чтоб кормили тебя,- сказал он, ероша густую шерсть на загривке любимца.- И сам скоро вернусь… Ты не заметишь, как пройдёт время. И мы с тобой пойдём за грибами. Помнишь, как ходили за грибами? Ты самые большие боровики отыскивал…
Вернулась Леся с носилками и тремя мужиками, указала на Дмитрия Петровича и велела:
- Перекладывайте его, только осторожно.
Дмитрий Петрович не стал спорить. Только, когда его перекладывали с кровати на носилки, всё вертел головой, старался поймать взгляд верного Ава. Почему-то за собаку ему было страшнее, чем за себя.
- Позаботьтесь о нём, хорошо?- бормотал он торопливо, боясь, что соседи забудут или неправильно поймут.- Всё есть в холодильнике, вся еда. Кости, каша… Только покормите его. Хорошо? Хорошо…
- Давайте быстрее,- перебила его Леся, указывая, как лучше взять носилки.- Нам ещё до больницы ехать.
Она покосилась на трущегося рядом пса и недовольно скривилась. Хоть бы кто выгнал его на улицу!
Но пса никто не гнал, и он льнул к хозяйской руке, не отпускал ни на миг, и жалобно скулил.
Носилки понесли к двери.

Леся знала, что пациент умрёт. Знала с того самого момента, как бросила на него первый взгляд. И бледность, холодный пот были лишь косвенными признаками. Главное – выражение лица, совершенно особенное, по которому можно обо всём догадаться. Которое появляется только в одном случае: если человек уже перешагнул грань, из-за которой не возвращаются.
Но… а вдруг? Вдруг получится спасти? Вдруг она ошиблась? Вдруг эта смертная маска – обман?
Жизнь, смерть – игра в слова. А реальность: это тяжелый пациент, которого во что бы то ни стало надо довезти до больницы. И ответственность за него легла на худые Лесины плечи.
- Я ведь буду жить?- спросил Дмитрий Петрович, когда носилки затолкнули в карету.- Я вернусь, правда?
Леся секунду промедлила и ответила нарочито бодрым голосом:
- Конечно, можете не сомневаться! Вы ещё сыграете с пацанами в футбол!
- Ну уж!..- усмехнулся больной.
Леся села в кресло и прощупала пульс пациенту: неровный ритм, то и дело обрывающийся жуткими паузами.
- Всё будет хорошо, вы поправитесь,- прошептала она.
А вдруг?..
Машина тронулась с места, и в тот же момент раздался пронзительный вой. Девушка вздрогнула и невольно сжалась в кресле, зато Дмитрий Петрович забеспокоился:
- Ав. Я не попрощался с Авом…
- Ничего страшного,- отрезала Леся, и крикнула водителю:- Поехали!
Дмитрий Петрович не видел, а девушка наблюдала в окошко задней двери, как рыжая дворняжка бежала вслед за каретой, с каждой минутой отставая всё сильнее и сильнее.
А потом села среди клубов оседающей пыли и завыла.
Пёс прощался со своим хозяином. Он не хуже Леси знал, что тот больше не вернётся.

Спустя три часа Дмитрий Петрович умер в реанимационном отделении.

Когда вечером соседи вышли на дорогу, они застали пса на том самом месте, где он прекратил погоню за машиной. Старый пёс лежал мордой в пыль.
Он был мёртв.
Ав, друг…