Жуткая судорога страшными жерновами молола и рвала внутренности Исуоши, волны боли отразились капельками пота на её вдруг побледневшем лице. Зажмурив глаза и согнувшись, упав на колени, она обеими руками держалась за живот, с трудом подавляя порывы рвоты.
Серый заиндевелый камень поплыл перед глазами, чувство равновесия вдруг покинуло меня – стараясь не рухнуть, я грузно опустился на одно колено, беспомощно уронив отяжелевшую голову. К горлу подкатила липкая тошнота, глубоко вздохнув и приложив усилие, я сглотнул быстро накапливающуюся слюну. Внутри мгновенно отозвалась острая боль, полосонула лезвиями в груди и затерялась эхом где-то ниже. По спине пронеслись ледяные мурашки, болезненно вонзая сотни жал в твердеющие пучки мышц, дыхание стало учащаться – новая волна головокружения тут же нахлынула неподъемным грузом. Ослабев, я таки упал на неровный лёд, не ощущая ни его холода, ни твердости. В голове плясал беспорядочный хоровод из отрывков нечетких мыслей, попытка окликнуть спутницу увенчался лишь невнятным стоном, сорвавшемся с губ в полумрак пещеры. Течение времени потеряло свое русло, бешеный стук чуждого сердца и этот стон смешались, слились воедино, и застыли где-то в глубине кричащей тишины.
Мир исчез. Вместе с ним исчез и я, растворившись в черной бездне забытья.
Щелчок...
Где-то в невообразимой дали послышались глухие, ритмичные удары. Они становились всё ближе и ближе, с каждым новым ударом возникало и тут же исчезало тёмно-красное пятно. Оно становилось больше, серая мгла отступала от него, так же как вуаль ночи вынуждена отпрянуть от наступающей силы Авроры, только вместо тепла и света мой рассвет нёс возрождающуюся боль. Удары стали оглушительно громкими, перед глазами сплошь зарябило бордовым. Моё собственное сердцебиение, в какой-то момент ставшее непереносимым, отзывалось в обмякшем теле – в каждой частичке его – уколами раскалённых игл.
Но внезапно всё прошло. Словно один чётко направленный удар клинка отрубил ядовитую голову омерзительной змее. В глаза брызнуло размыто-белым, и я ощутил гладкий лёд под собой. Окаменевшие мышцы гудели, отказывались слушаться, но боль уже начала покидать их, стекаясь, словно к магниту, к тяжёлой голове. На ее место прокрадывалась слабость. Наконец я сделал усилие, приготовившись к следующей волне, и попробовал приподняться. Но боли не последовало.
– Как ты?.. – услышав громкий кашель, просипел я, борясь с нечеткостью окружающего.
Сяонна молча сидела в том же положении, упёршись рукой в пол, и сплёвывала перед собой алую кровь. Руки волшебницы еле заметно била дрожь. Неведомая сила обрушилась на нас внезапно, будто бы ударом молота в мгновение ока сбила нас с ног, и я не знал, что это было. Невольно возникли мысли о Волке, но он был не при чём. Так или иначе, мы пережили что-то из ряда вон выходящее. Подобными ощущениями мне запоминалась только ночь Восхождения Второй луны.
Исуоши пострадала многим больше, чем я – ее невидящий взор бесцельно скользил по окровавленным камням, кожа на руках и лице побледнела, контуры губ вспухли и приобрели цвет спелой сливы. К тому моменту, когда я смог подняться, резкий кашель уже стих, теперь девушка глубоко и часто дышала, ее грудь, облаченная в укрытую рыжей шубой кирасу, высоко вздымалась, сопровождаемая слабым хрипом.
– Цела? – приблизившись, только и нашел я, что спросить.
Вокруг не было опасности. Моя страшная ладонь, увенчанная громадными наростами когтей и поросшая густой, седой шерстью, бережно коснулась колена Исуоши. Она растерянно подняла глаза, но снова ничего не ответила. Под пышностью полуопущенных ресниц притаились узкие вертикальные зрачки; они поблёскивали, излучая непонятную, почти осязаемую энергию.
Губы сяонны вдруг вздрогнули, и по краю вздернутого носика устремилась одинокая слеза. Ей было больно. И даже сейчас она хотела скрыть свою слабость – поспешно отвернула в сторону украшенное превосходным и непонятным узором татуировки лицо.
Я поднялся, почувствовав как беспокойно и мощно заметался в стенах своей тюрьмы Волк. В последнее время он слишком часто стал напоминать о себе – иногда приступами головной боли, иногда просто шорохом своих шагов, что раздражало меня не меньше. Протяжно прорычав, чудовище вновь отступило во тьму, но уже не успело исчезнуть в ласкающей его черноте.
Силой воли я выдернул монстра обратно, воззвав к его способностям. Ноздри сильно расширились, обильно втягивая холодный воздух освещенной небольшим костерком пещеры. Он, казавшийся безжизненным, тут же распался на десятки различных запахов, каждый из которых предстал предо мной по отдельности.
Через мгновение я вернул своё нормальное обоняние – рядом с нами не было ничего по-дозрительного. Но на этом я решил не останавливаться.
Две большие капли воды, сорвавшись с подтаявшего потолка, звоном храмовных колоколов разбились об пол. Я слышал дыхание и понемногу утихающий стук сердца своей спутницы на фоне гула и громкого треска пляшущих лоскутов пламени. Даже шорох и хруст падающих за стенами пещеры снежинок... Но не более. Обостренные чувства, рожденные Волком, не дали абсолютно ничего.
За спиной вдруг встала Исуоши. Качнувшись, оперлась на заостренные камни обледенелой стены. Я поспешил взять ее под локоть и усадил рядом с огнем, сев при этом напротив. Она выглядела чуточку лучше: дышала ровней, лицо приобрело более-менее сносный оттенок. В уголках рта алела кровь.
– Ничего не чувствую, – произнес я, будучи уверенным в том, что ей это уже известно. Но спросить о чем-либо ее не осмелился. Не было никакого сомнения лишь в том, что произошедшее как-то связано с магией, поэтому я старался не думать о внутреннем состоянии волшебницы. Добрая доля от всей силы удара пришлась именно на нее...
Внезапно мое внимание привлек костер. Сосредоточив взгляд, я наклонился вперед. Превратившись в бесполезные сполохи ярко-рыжего цвета, которые, спустя несколько се-кунд и вовсе потеряли привычный облик, он отчего-то перестал источать тепло. Это было нечто вроде огня в огне – вместе с язычками в сердцевине каждого из них дрожали легко угадывающиеся более тёмные стержни. В глубине холодного пламени, плавно разраста-ясь, плясала пустота.
Первой возникшей мыслью я было уже списал увиденное на последствия необъяс-нимой силы, которую мы испытали, как вдруг Исуоши протянула свою ладонь к костерку. Она тоже видела это. Тонкие пальчики девушки коснулись сначала краёв огня, а потом погрузились в его основание, почти к самым углям. Он был волшебством – из добытой мной искры Исуоши сотворила полноценный, дающий тепло костёр. Пляска ярко-рыжих лоскутов не обжигала бархатной кожи, нахмурив тонкие линии бровей, стекающие на лицо чёрными изгибами узоров, она поводила ладонью из стороны в сторону, затем отняла кисть. В полузмеиных глазах мелькнула растерянность.
Небольшая пещера, уже не раз служившая мне пристанищем и заранее выбранная мной для ночлега, стала остывать. Естественный холод мне был нипочём – густая седина, покрывавшая практически всё тело, служила отличной защитой. Но тем не менее я ощущал понижение температуры. Беспокоиться стоило не за себя. Снаружи стояла зимняя норнийская ночь, и ложиться на отдых без обогрева было бы, по меньшей мере, глупо. Тем более что Исуоши не сможет повторить волшебства, даже такого простейшего, как сотворение из искры огня. Силы её были на исходе и виной тому послужил невесть откуда рухнувший на нас удар.
У самого входа в пещеру стояли два больших камня, приготовленные мной ещё с первых визитов сюда. Ведь именно эта дорога, неизвестная, наверное, более никому, была кратчайшей и самой безопасной на пути в Триград через Северную Черту.
Один из вмерзших в пол булыжников дрогнул, удивлённо простонав в тисках толстых когтей. Не поднимая, я протащил его по скользкой наледи и завалил часть входа. Следом сдвинулся второй, перевалив его, я удобней схватился за гладкие бока. Его вес в мгновение ока заставил налиться мышцы стальной твёрдостью.
«Ослабел», – подумал я и шагнул вперёд.
Благоговейная ночная тишина, заключённая в крепкие объятия мороза, лопнула словно мыльный пузырь – внезапно в лицо мне хлестанул злой ветер, от которого я успел защититься, лишь сощурившись.
Я остановился, удерживаемый яростным напором вьюжного потока; словно сорвавшийся с цепи пёс, он затрепал мой плащ и седину распущенных волос, играючи швырнув вглубь пещеры широкополую шляпу. Первый порыв заставил меня отступить назад. Балансируя с огромным камнем, я отвернулся от больно бьющих, острых снежинок, впивающихся в лицо.
Где-то за толщей промёрзших стен пещеры ревело нечто, что никак нельзя было назвать вьюгой или метелью, с каждым мигом ветер становился сильнее, будто осознанно отталкивая противящегося ему.
Сквозь весь этот рёв вдруг послышался сдавленный стон Исуоши, оказавшейся совершенно беспомощной перед призрачной белой змеёй из острых льдинок, ворвавшихся внутрь. Стиснув зубы, всей оставшейся силой я заставил ветер озлобленно взвыть, сделав первый шаг навстречу.
Ещё шаг… Другой…
Рухнувший в проём камень, наконец, задавил вьюжный поток, по пещере пронёсся мимолётный, пронзительный свист. Вход теперь был наглухо запечатан, яростный ветер исчез, оставив после себя множество кружащих по всей пещере снежинок.
Я обернулся, стряхивая с волос налипший снег. Как ни странно, негреющий костёр по-прежнему горел, неведомо как выстояв под натиском взбесившегося ветра, от которого Исуоши, мелко дрожа, укрылась моей шубой, на протяжении всего пути служившей ей подстилом.
– Похоже, что мы тут надолго, – выдохнул я, но мои слова поглотил нескончаемый рёв, доносящийся снаружи.
В такую погоду, если вообще происходящее сейчас можно было так назвать, покидать укрытия никак нельзя, ведь до ближайшего надёжного привала было чуть больше дня пешего пути. При ином раскладе я бы ещё осмелился выйти, но в компании с девушкой-сяонной, пусть даже волшебницей, окунуться в этот рёв было равносильно убийству. Она ни разу не видела норнийской стужи, хоть уже и пересекла со мной горы Северной Черты. Там, где она родилась, снег зимой-то выпадает крайне редко, а если и выпадает, то только на пару часов. Что уж тут говорить о сугробах в два человеческих роста и непрекращающихся метелях, способных за одну только ночь замести целое селение, оставив светилам лишь печные трубы.
– Продолжим идти как только всё стихнет, – я подошёл к огню, чтобы Исуоши услышала меня.
Костёр теперь снова дарил тепло, ещё робкое, только нарастающее. Татуированное лицо сяонны застыло в напряжении; с того момента, когда мы вошли в пещеру, и до сих пор она не проронила ни слова. Раскосые глаза, в зелёной глубине которых таились нечелове-ческие зрачки, были устремлены на усыпанную толстым слоем инея стену за моей спиной. Словно бы сяонна ждала чего-то.
Я молча сел напротив, но не успел и рта раскрыть, как Исуоши вдруг громко произнесла:
– Твердь… я… я чувствую движение тверди…
Она одним движеньем скинула с высоких наплечников массивную медвежью шубу и коснулась наледи под нами.
– Что ты делаешь? – почти выкрикнул я.
Вместо ответа она отдёрнула пальцы и вдруг резко вскочила, прижавшись к стене спиной.
– Держись!
Уже в следующую секунду пещеру наполнил оглушительный стон пришедшей в движение земли.
Пол выскользнул из-под меня, от неожиданности я взмахнул руками, падая назад, и с силой вонзил в миг увеличившиеся когти в оживший пол. Громкий треск крошащегося льда, смешавшись с протяжным рыданием веками покоившегося камня, заполнил небольшое пространство пещеры, поглощая собой казавшийся всесильным рёв разбушевавшейся вьюги. Прочерки глубоких трещин молниями раскололи неровные стены, в разные стороны от них полетела снежная пыль, неся с собой нацеленные в незащищённые места камешки. Я беспомощно зажмурился и ещё сильнее вдавил растущие когти в податливую поверхность, скачущую подо мной, точно дикий жеребец.
Так же внезапно всё прекратилось.
Силой последнего толчка от потока откололся большой кусок снега и угодил прямиком на многострадальный костёр. Плод волшебства яростно зашипел, сопротивляясь губящей воде, дерзко взметнул свои языки в надежде выжить и в этот раз, но всё же погас, клубами белого пара испустив дух.
Я рывком поднялся на ноги. Исуоши, даже не двинувшись, так и стояла у стены.
Не долетев до потолка, пар неожиданно обернулся в воду и сплошным потоком из множества сверкающих в полумраке капель устремился вниз. Лишь только коснувшись промёрзшего пола, жидкость с пронзительным щёлканьем и треском вновь превратилась в холодные кристаллики льда, швыряя в разные стороны обжигающие нестерпимым морозом брызги. Несколько таких игл впились мне в руку, от всех остальных я закрылся толстой кожей плаща, успев локтем зацепить его край и поднять перед собой и Исуоши. Большая часть застывших брызг, налетев на преграду, зазвенела по полу.
Чадо Тьмы показалось из тени моего сознания, тяжело, гортанно зарычав сквозь ого-лённые ряды уродливо огромных клыков. Волк почуял опасность. Но он не видел её источника, ровно, как и я. Уже инстинктивно я присел, изготовив лезвия когтей, от ударившего в нос запаха собственной крови зубы стали произвольно изменяться, оттесняя нижнюю челюсть. Но противника нигде не было, я не понимал что происходит, и это будило волны злости.
В голове проносилась разъятая на части тишина, пришедшая на смену буре – Волк с готовностью делился своими чувствами. Но всё было по-прежнему знакомо и не вызывало у меня ничего, кроме всё той же злости. Шорох получивших покой снежинок, удары наших сердец, бьющихся почти вместе, дыхания… Я чувствовал, что нам грозит опасность. Но никак не мог различить хотя бы направление, откуда стоит её ждать.
Исуоши вдруг плавно осела на пол, сомкнув глаза и запрокинув голову; чёрные короткие волосы разметались по расколотому льду. Мне стало ясно, что нашими жизнями мы обязаны именно ей – землетрясение раздавило бы пещеру внутри пологого холма, словно тиски кузнеца стеклянный шар, если бы она не вмешалась остатками своей силы. Борьба со стихией отняла у неё последние крохи, остававшиеся после исчерпывающего удара.
Я окинул пещеру быстрым взглядом, раздвигая глазами Волка воцарившийся полумрак: между завалившими вход камнями образовалась щель, через которую внутрь попадал свежий воздух, но полопавшиеся, точно яичная скорлупа, стены не создавали сквозняка. Только гладкий холмик посреди пещеры источал нереальный холод, в остальном укрытие оставалось пригодным для ночлега, если снова развести огонь.
Немалых усилий потребовалось мне чтобы подавить, загнать Волка обратно в темноту его тюрьмы, и вернуть в нормальное состояние наросты когтей и клыков. Монстр гортанно рыкнул, сверкнув светящейся белизной пустых глазниц, и его скрыла густая мгла неизведанных уголков моего сознания. Боль привычно сопроводила быстро уменьшившиеся зубы.
Я спешно наклонился к лежащей неподвижно девушке. Она была жива, но жизнь эта чуть теплилась в обессиленном теле. Из раскрытых губ прерывисто веяло теплотой, на лету растапливающей до сих пор кружащие снежные пылинки. Я подхватил её на руки, разметал сапогом заиндевелую медвежью шубу и аккуратно опустил на неё девушку, сложив рукава под голову.
Она замерзала. Мех огоньковой лисицы не согревал. Я не мог этого объяснить, но волшебница замерзала изнутри. Быстро сорвав с плеч тяжёлый плащ, я расстелил перед собой его внутреннюю сторону, на которой были вышиты десятки кармашков со всевозможным инвентарём воина Шодт-Аэд. Уже в следующее мгновение, с первых секунд жизни поглощая холодный воздух, появился стерженёк огня, возникший в дорожном приспособлении, собранном небывало быстро. Он скоро окреп, жадно обнимая последние щепы – живой, настоящий огонь сейчас очень нужен.
Развязав скрепляющие тесёмки, я открыл один из тряпичных клапанов, и, бережно достав кожаный мешочек, поднес его к огню. Блафардские символы блестящим серебром нитей гласили название. То, что нужно. Маленькая деревянная крышечка с характерным звуком слетела с твёрдого горлышка, указательным пальцем я провёл по губам сяонны, стирая крупицы инея. Мешочек наклонился, и, на какое-то мгновение повиснув, словно не желая покидать уютного вместилища, на губы Исуоши упала большая, тягучая капля синевато-серого цвета. Губы дрогнули и разжались, впуская нектар кристаллического гриба Тыир.
Я не знал, поможет ли эликсир Вирольта моей странной спутнице. Нектар этого гриба обладал великолепными лечебными свойствами, но действовал лишь на телесные раны, внешние и внутренние.
Так или иначе, оставалось просто ждать, больше я ничем не мог помочь сяонне. Внутри меня что-то шумело, когда я смотрел на медленно умирающую девушку, где-то в струнах моей зачерствелой души дрожала непонятная, давно позабытая тревога. По большому счёту, я практически не знал её. Без сожаления переступать через кого-то, чтобы идти дальше к заданной цели, мне приходилось не раз.
Но сейчас всё было по-другому. Чуждое мне сердце сжалось в груди, замерло, когда Исуоши слабо, но глубоко вдохнула. Ещё ни разу в жизни я не чувствовал ничего подобного к женщине. Ни разу в этой жизни…
Девушка вдруг зажмурилась и закашляла, не приходя в себя.