Древний валун, наполовину вросший в вершину крутого холма, отливал на солнце синим. Его бока, несмотря на жару, оставались прохладными и маслянисто-влажными. На холме росла трава, но вокруг камня оставался ободок голой, серой, словно посыпанной пеплом земли.
Янка подбежала к камню и погладила его бок кончиками пальцев. Обернулась на бабушку, отставшую на подъёме, приставив ко лбу ладошку – козырёк. Полуденное солнце поливало ядом людей, неосмотрительно вышедших на самый припёк.
Снова потрогала валун.
- Он холодный!- выкрикнула она.- Честное – честное слово, холодный!
Девчонка упала на камень животом, обхватила руками, наслаждаясь прикосновением шероховатой поверхности к распаренной коже. Рыжие косы свесились по обе стороны валуна до самой земли. В груди бурлил, пузырился смех, но не хватало воздуха, чтоб рассмеяться.
- Отойди от камня, дурочка!- прикрикнула запыхавшаяся Мария Фёдоровна, взобравшись на холм.- И не приближайся, пока не велю!
- Ну почему?- заняла Янка.
Однако бабушку послушалась, с камня слезла. Отошла на пару шагов, спрятала руки за спиной, будто ничего не случилось. Но и на этом расстоянии до неё дотягивалась благодатная каменная прохлада.
Мария Фёдоровна неторопливо подошла к камню и положила на него обе ладони. Янка с открытым ртом наблюдала, как молодеет её спокойное лицо: разглаживаются морщины на лбу и щеках, поднимаются стрелы бровей. В седых волосах появились тёмные пряди. Узловатые пальцы выпрямились, спина разогнулась. За минуту бабушка словно скинула несколько лет, и когда выпрямилась, Янка не сдержала восхищённого вздоха.
- Ой, бабуля!
- Что, стрекоза, любопытно?- усмехнулась Мария Фёдоровна.
Опустилась на землю, прислонившись спиной к камню. Янка уселась напротив, удивлённая и счастливая оттого, что ей повезло такое увидеть. Девчонки в школе попадают от зависти, когда узнают!
- А что это значит?- заёрзала на месте Янка.- Это волшебство, да?
Мария Фёдоровна покачала головой и перестала улыбаться. Янка тоже замерла, заметив, как переменился цвет глаз бабушки: они посветлели и стали казаться белыми.
- Нет, не волшебство. Это иное. Яна, ты помнишь, какой сегодня день?
- Да, десятое августа!- Девочка широко улыбнулась.- У меня день рождения.
- Всё верно, сегодня твой десятый день рождения. Ты уже взрослая, Яна, и я должна тебе кое-то сказать.
- Если я уже взрослая, то можно обойтись без таких вступлений,- сказала Янка, теребя косу.- Ты сама всегда повторяла, если надо что-то сказать – говори без промедления.
Мария Фёдоровна едва заметно усмехнулась.
- Хорошо выучила урок. Но не в том дело. В первую очередь я хочу рассказать тебе о родителях. Ты ведь не помнишь их, верно?
Янка промолчала, отлично понимая, что бабушка знает ответ. Она не могла помнить родителей, те погибли, когда девочке не было и года, и Мария Фёдоровна сама воспитывала внучку. Янка уже привыкла не думать о них, хотя иногда во сне казалось, что ещё секунда – и сможет увидеть мамино лицо.
- Так вот, стрекоза, родителей у тебя никогда не было. И я вовсе не бабушка тебе, а ты – моя воспитанница.
Янка нахмурилась:
- Я не понимаю.
- Словами я тебе всего не расскажу. Закрой глаза, расслабься – и ты сама всё увидишь.
Девочка прикусила нижнюю губу, несколько секунд думала, потом кивнула:
- Хорошо, я готова.
И закрыла глаза.
Несколько секунд видела только темноту, но потом показалось, что к вискам прикоснулась прохлада, проникла в голову, и…
Она шла по широкому полю, засеянному поспевающей пшеницей. Шла рядом с высокой женщиной в белом платье, в которой с трудом можно было узнать бабушку. Загорелые руки Марии Фёдоровны уверенно раздвигали золотые колосья. Чёрные волосы были заплетены в две косы, как у Янки.
Надвигалась гроза, небо затянуло чёрными тучами. Воздух застыл куском душного желе и, шагая, приходилось разрезать его собственным телом.
Один раз женщина повернулась, и Янке показалось, что увидела спутницу. Но нет, показалось…
Ливень рухнул стеной, мгновенно затянув мир непроницаемой серой завесой. Янка ахнула и прикрыла голову руками, но сразу поняла, что осталась сухой. Струи дождя изгибались, не прикасаясь к телу, мокрые колосья не оставляли на сарафане никаких следов.
Впрочем, Марию Фёдоровну дождь тоже обходил стороной.
Вскоре колосья расступились, и Янка увидела посреди поля большой камень, похожий на тот, что остался на холме. Почему его не убрали, осталось для девочки загадкой, но в этот момент она не думала ни о чём похожем. Только смотрела, как Мария Фёдоровна подняла руки к небу и громко запела на незнакомом языке, перекрикивая шум ливня. От звука её голоса у Янки побежали мурашки, и померещилось, будто раньше она уже слышала эти слова, но забыла, где и когда.
В камень ударила ветвистая молния, и тот медленно, лениво развалился на две части. А в самом центре, словно гусеница в куколке, лежал младенец. Мария Фёдоровна прервала песню, наклонилась и выхватила ребёнка из каменного ложа. Это была девочка, рыжие волоски прилипли к голове. Она открыла глазки и тоненько заплакала.
Янка поняла, что ребёнок – это она сама, вскрикнула и распахнула глаза. Ядовитый солнечный свет заставил сощуриться: девочка снова вернулась на залитый полуденным зноем холм.
Мария Фёдоровна смотрела на неё спокойно и насмешливо, ждала реакцию.
- Не понимаю,- Янка сжала голову кулаками, словно таким образом могла собрать мысли в одно целое.- Я не понимаю. Бабушка, что случилось? Это была я, да? Это меня ты вытащила из камня?
- Тебя. Вот видишь, а сказала, что не понимаешь. Слушай, Яна, это важно. Кроме меня, никто этого не расскажет.
Испокон веков на этой земле жили ведьмы. Сильные ведьмы, гордые, независимые. Они не хотели никому подчиняться, не хотели признавать никаких законов, кроме своих собственных. Но за эту независимость им пришлось платить огромную цену: у них никогда не рождалось детей. Ни одна не могла произвести на свет ребёнка.
Век ведьмы долог, но не бесконечен, и всему роду грозило вымирание. И тогда могущественные силы подсказали правильный путь, и появились эти камни. Ведьмины камни, как их называют.
В десятый день рождения, когда душа взрослеет и обретает силу, наставница приводила юную подопечную к нужному месту, и передавала сердце юной ведьмы камню на хранение. И то жило в камне до тех пор, пока его хозяйка от старости или по вине врага не умирала. Тогда требовалось найти камень с осиротевшим сердцем, спеть заклинание – и в камне возрождалась новая жизнь. Так когда-то родилась я. Так десять лет назад родилась ты, Яна.
Янка тряхнула косами и уставилась на бабушку:
- Так ты – ведьма? И я тоже? И я должна…
Девочка прижала кулаки к груди, где испуганно колотилось сердце.
- Ты повзрослела, Яна, пора,- сурово произнесла Мария Фёдоровна, поднимаясь с земли.
Янка побелела, всё ещё не веря, что она родилась из камня. Из чужого сердца. И теперь должна отдать собственное.
- Ты должна мне верить,- проговорила Мария Фёдоровна.- Я никогда тебе не лгала, и теперь не лгу. Слушай меня, всё будет хорошо. И совсем не больно.
Девочка кивнула и поднялась на ноги.
- Что мне надо делать?
- Снимай сарафан и ложись на камень,- велела бабушка.- На спину. И закрой глаза, если страшно. Ты ничего не почувствуешь.
Немыми руками Янка стащила сарафан и легла на холодный камень. Широко распахнутыми глазами они видела, как, тихо напевая на незнакомом языке, Мария Фёдоровна занесла над её грудью тонкий нож…
Яна провела пальцами по тонкому шраму в центре груди, и улыбнулась. Выпрямилась во весь рост, гордая, независимая, холодная. Огляделась по сторонам, отметила, что солнце перестало жалить лучами, а ветерок – гладить по волосам, и только после этого повернулась к своей наставнице.
- Что я должна делать дальше?
Древний валун, наполовину вросший в вершину крутого холма, отливал на солнце синим. Его бока, несмотря на жару, оставались прохладными и маслянисто-влажными. На холме росла трава, но вокруг камня оставался ободок голой, серой, словно посыпанной пеплом земли. И любой случайный путник, поднявшийся на холм и прижавшийся ухом к шероховатой поверхности камня, мог услышать в его недрах далёкое биение сердца молодой ведьмы.