[Михаил Д.]

снова я)))

Немного матчасти перед прочтением:
1. Генму - "Генетический мусор". Этим словом обозначают всех, кто имеет отклонения от общественно поощряемого стандарта. В данном случае - спорный вопрос. (речь идёт об альбиносе)
2. Найт, он же альбинос - мальчик 12 лет, которого до самого недавнего времени скрывал отец. Потом по совету друга отец отдал Найта в Академию, на боевое отделение. То есть, мальчику суждено стать киборгом.
3. Фальская (дальская) раса или антропологический тип. Погуглите, кому интересно, но на всякий случай кину парочку картинок:



2.

Скрытый текст - <отрывок из романа>:

<Шум и галдёж прекратились, когда с лёгким шорохом сомкнулись дверные створки – в аудиторию вошёл лектор. Все несколько сотен мальчишек поднялись согласно правилам дисциплины.
Лектором оказался довольно крупный, немного помятый мужчина средних лет, уже почти весь седой, с большими залысинами, одетый в весьма старомодный свитер, чёрные брюки со стрелками и ботинки, какие, вероятно, носили ещё до Пыльной Войны.
Кто-то хихикнул. Кто-то зашушукался.
Найт с интересом разглядывал нового учителя. Историк, господин Миккейн. Тэо рассказывал, что он вроде бы пристаёт к молодым мальчишкам. Но Найт не хотел в это верить. Господин Миккейн напоминал доброго сенбернара, но никак не коварного соблазнителя и сластолюбца.
- Доброе утро, господа киборги, - сказал господин Миккейн, встав за кафедру в центре амфитеатра и настроив микрофон. – Присаживайтесь.
Пошумев с минуту, все мальчики опустились на длинные лавки. Найт сразу же активировал свою панель и, взяв в руки стилус, замер в ожидании бесценной информации. Соседи справа и слева криво усмехнулись.
- Прекрасный денёк, не правда ли? – господин Миккейн поглядел в высокое узкое окно, и Найт заметил, как, отразив солнечный свет, крошечными прямоугольниками полыхнули стёкла очков историка. С такого расстояния альбинос не рассмотрел тонкую серебристую оправу, и это почему-то смутило его. Щёки чуть потеплели от непроизвольно вспыхнувшего румянца.
Слева опять кто-то прыснул со смеху. Найт украдкой глянул в ту сторону, и трое или четверо мальчишек сразу же отвернулись. Они так и будут на него пялиться всю лекцию, что ли?!
- Наверное, вы думаете, что теряете здесь своё свободное время? – мягко и вполне дружелюбно улыбнулся господин Миккейн. – Что ж, мы с вами в одной упряжке. Я тоже не отказался бы в такой прекрасный денёк погулять в парке вместо того, чтобы дышать пылью в душной аудитории…
Господину Миккейну отлично было видно, как завертели головами мальчишки, недоумённо переглядываясь, переспрашивая что-то друг у друга. Поднялся тихий, ровный гул.
- Вас смутило слово «упряжка»? Или всё-таки «парк»?
На четвёртом ряду робко приподнялась очень бледная и рука.
- Это что-то наподобие садов в Оазисах?
Аудитория почти мгновенно взорвалась дружным хохотом.
Найт, рискнувший высказать своё мнение, сжался и опустил голову. Он готов был провалиться сквозь землю от стыда.
- Кому как не нашей девочке знать про сады в Оазисах! – довольно громко заявил кто-то из пятого блока, и остальные поддержал его дружным гоготом. Делейт, впрочем, сумел перекричать их:
- Откуда генму знать про Оазисы? Небось, его в подворотне родила какая-нибудь забракованная самка!
Найт кусал губы, изо всех сил стараясь не заплакать от горькой обиды.
Господин Миккейн скрестил руки на груди и с лукавым прищуром следил за форменным бардаком, грозящим выйти из-под контроля. Потом он кивнул:
- Генму, говорите? Ну-ка, молодой человек, подойдите сюда.
- Я? – Делейт сразу же встал, и лицо его как всегда выражало нагловатое агрессивное веселье.
- Нет, не вы. С вашей генетикой, как я погляжу, всё в порядке, - невозмутимо улыбаясь, ответил историк, - и вы, бесспорно, имеете полное право этим гордиться. Я имел в виду того, кого вы назвали генму.
Найт медленно поднялся, глядя в пол.
- Ну, смелее. Не бойтесь. Идите сюда.
Постепенно гомон утих. Все взгляды были прикованы к молчаливой светлой фигурке, спускающейся к кафедре по ступеням между рядами длинных общих парт.
Когда Найт встал рядом с господином Миккейном, тот обошёл его кругом и очень внимательно оглядел. Словно тот был диковинным насекомым.
- Что же мы здесь имеем, - громко и звучно сказал историк, не пользуясь микрофоном, и благодаря прекрасной акустике его голос пронёсся до самых дальних рядов, усиливаясь гулким эхо. – Вряд ли на последнем курсе обучения найдётся хотя бы один из этой аудитории, кто не будет смотреть на данного молодого человека снизу вверх. Он уже сейчас ростом почти со взрослого мужчину. Конечно, очевидно общее скверное состояние здоровья, но это поправимо. Зато лучше заметно строение скелета. Итак. Шея скорее короткая, чем нормальная, крепко сидит на почти горизонтальных широких плечах, бедра тоже широкие. Руки и ноги, их суставы - широкие и тяжелые. Теперь череп.
Внезапно тёплые, чуть шершавые пальцы историка легли на подбородок Найта и чуть повернули его лицо, стали деловито скользить по лбу, переносице, скулам, словно по учебному макету. Мальчик замер, вытянулся в струнку, не смея сопротивляться.
Господин Миккейн продолжал:
- Высокий и крутой лоб, хорошо выраженный переход к крышке черепа, имеются лобные бугры. Характерно уплотнение лобной кости над глазницами. Надбровных дуг нет, утолщение проходит над обеими глазницами и переносицей. Нос короткий, прямой, с тупым концом, переносица углублена. Скулы широкие, лицо сравнительно низкое. Рот крупный, губы тонкие.
Указательный палец учителя чуть скользнул по нижней губе Найта, и мальчик вздрогнул, захлопав ресницами. Что-то заставило его сердце подпрыгнуть и тяжело стукнуться в рёбра пару раз.
- Нижняя челюсть широкая и массивная, подбородок волевой, грубый.
Палец коснулся бровей, словно указка – школьной доски.
- Брови густые, почти прямые. Глаза сидят глубоко и кажутся маленькими. Расстояние между внутренними углами глаз большое.
Найт чувствовал себя экспонатом в анатомическом музее. Ужасное, тяжкое унижение душило его. Но тон учителя был странным – вовсе не ехидным или уничижительным. Господин Миккейн отошёл от мальчика и обратился к аудитории, чуть разведя руки в стороны:
- К сожалению, не представляется возможным оценить пигментацию данного субъекта, так как она отсутствует. Но я готов биться об заклад, что даже если бы уровень меланина у нашего, как вы его называете, «генму» был в относительной норме, всё равно он был бы очень светлокожим, светловолосым с тенденцией к чуть заметной рыжине, и светлоглазым. Перед вами, господа, удивительное явление, игра природы, когда определённый генный набор каким-то образом, так сказать, «всплывает» из моря накопившейся генетической шелухи, очищается, разворачивается во всей своей красе. Вы имеете уникальную возможность наблюдать практически чистейшего представителя так называемой фальской, или дальской расы, настоящий реликт. Именно такими на заре цивилизации, скорее всего, были наши предки-кроманьонцы, которые стёрли с лица земли неандертальцев с их историей, прошу заметить, в сотни тысяч лет, и от которых в дальнейшем произошли все ветви единственной сохранившейся к данному моменту расы – европеоидной. Именно к этому идеалу неосознанно стремится наше правительство с его генетическими комиссиями и контролем репродукции населения. Этот юноша есть возвращение к понятию «Человек». И, вероятно, представителя именно его расы изображал великий Леонардо да Винчи в своём знаменитом круге золотого соотношения пропорций, как образец Человека Разумного.
В аудитории стало совсем тихо. В центре амфитеатра в солнечных лучах неподвижно стоял болезненного вида альбинос, и казалось, что он сияет собственным светом, белым, как снег.
Господин Миккейн сунул руки в карманы брюк и усмехнулся:
- По сравнению с ним все мы генму. Даже Император.
В полной тишине он подошёл к Найту, похлопал его по плечу и сказал:
- Кстати, юноша, вы были правы. «Парк» – это что-то наподобие садов в Оазисах. Присаживайтесь на ваше место.
Найт встрепенулся и почти бегом вернулся на четвёртый ряд. Его провожали растерянные и изумлённые взгляды. Уши мальчика всё ещё горели от смущения. Но теперь грудь распирало от никогда прежде не испытанной гордости. Он не понял почти ничего из того, что сказал о нём историк, но он стоял там, под взглядами сотен глаз, не как диковинный уродец, а как нечто уникальное и прекрасное в своей уникальности.
- Смотри не возгордись особо, кроманьонец! – усмехнулся Делейт с пятого ряда и, чуть наклонившись вперёд и перегнувшись через парту, похлопал Найта по плечу.
- Господин Миккейн! – поднял руку кто-то из середины зала.
- Я вас слушаю, юноша.
- А я похож на Образец Человека?
Аудитория неравномерно прыснула со смеху.
- Ну, что-то человеческое в вас, определённо, есть, - историк улыбнулся, снял очки и принялся протирать их фланелевым платочком.
Мальчишки начали вскакивать один за другим, тянуть руки, кричать наперебой:
- А я похож? А я? А я? А я?
Во всеобщем гвалте Найт поднял руку уже довольно решительно. Постепенно гомон стих. Все взгляды обратились к альбиносу.
- Слушаю, - кивнул господин Миккейн.
- Я хотел спросить. А кто такой Леонардо да Винчи?
>