"Porca Madonna", старая калоша, которую хозяину угодно было именовать барком, стоял на вечном приколе у дальнего пирса. Этот день не отличался от череды прошлых положительно ничем. Команда, переругиваясь, продирала зенки после бурной ночки; корабельный крыс Пафнутий шнырял по столу капитанской каюты между окурков, огрызков, стволов, бутылок и засохших винных луж. Ни крошки кокса крыс не нашел, обиженно чихнул и полез за шиворот к капитану Джотто, дрыхнущему на остатках вчерашней добычи.
Синеватый, в прожилках, нос Джотто то притягивал, то раздувал хлопья пепла от потухшей папироски.
Бухнула дверь - это правая рука капитана, коротышка по имени Овидий, он же Растудыть, искал опохмелиться. Все нормальные места он уже проверил - вчера все вылакали. В каюте же Джотто держал бутылку шмурдяка из апельсиновых корок, якобы, подарок одной бабенки из Салерно.
Растудыть двинулся было к заветному шкафчику, как перед его носом оказался здоровенный мясницкий свинорез. Джотто, казалось, не проснулся, но его руки жили собственной жизнью. Капитан вхсрапнул и сделал выразительное движение тесаком - возле горла и на дверь. Овидий был понятливым мерзавцем и бесшумно ретировался.
Кочегар Трифилий уже умывался из ведра, зачерпнув забортной воды. Толку от этого дело было немного, но он хотя бы смыл большую часть крови с лица и торса. Мерзкий запах смеси, которую команда втирала в кожу, отправляясь на дело, тоже почти выветрился.
Солнце садилось.
Из трюма один за другим потянулась остальная шатия-братия. Они сквернословили, умывались, лопали оставшийся харч, смолили вонючие папироски, слонялись по палубе, перебрехивались...
- А ну тихо, растудыть! Капитан проснулся!
Братия замолкла, когда дверь в капитанскую каюту распахнулась. Джотто, еще более помятый чем всегда, зыркнул на верных головорезов с порога, обвел их свинорезом и молвил:
- Ша! Сегодня идете не просто на дело. Сегодня у нас особый день... Сегодня...
Пафнутий сверкал на команду красными глазками и шевелил усами. Может, сегодня ему все-таки перепадет кокса.
Шатия-братия под присмотром Трифилия подходила к большой и ужасно воняющей бочке, зачерпывала слизистой мерзости, пахнущей тухлым мясом, и втирала это в кожу. Каждый намазанный чихал, утирался грязным полотенцем, висевшим на шее верзилы-кочегара, и прыгал на пирс. Как крысиная стая, команда капитана Джотто неслышно растворялась среди доков, чтобы вновь стаей возникнуть на улицах города.
Убийцы, насильники, мародеры - ночь принадлежала им.
Городская набережная => Улицы Столицы