Осень медленно захватывала неведомую землю. Она степенно одевала леса в пёстрые наряды, а небо укрывала серым одеялом туч. Здесь, как и на родной земле, над головой проносились стаи перелётных птиц, а меж деревьев изредка мелькали пятнистые тельца молодых оленей.
Добронрав, посол Русского князя - Ярослава, отказался ехать в повозке. Не хотелось размориться на мягком сиденье, да проспать половину дороги. Воину не пристало нежиться, а уж тем более при иноземцах. Кроме того, было крайне интересно посмотреть на неведомую землю, в которой всё было по-иному. Совсем не так, как в родном Ярославле.
Посла сопровождали солдаты, отправленные для защиты драгоценного гостя. Они всё время ржали, и частенько поглядывали на Добронрава. Русич не обращал внимания на их насмешки. Он был в плечах почти вдвое шире любого из провожатых, а в Ярославле считался первым в бое на двух мечах. Мерить себя с тощими, грязными кое-как оснащёнными стражами, было попросту стыдно. У них даже волосы были обстрижены чуть ли не под корень, в то время как на плечи Добронрава ниспадали густые русые локоны.
Старшим, в приставленной к послу страже, был барон Де'Авиньон. Он сносно говорил по-русски и всю дорогу хвалился богатством его короля и его земли. Барон много рассказывал о Франции и почти ничего не спрашивал о Руси, или Московии, как её было принято называть здесь. Время от времени его болтливость уступала усталости, и Добронрав наслаждался тишиной, но счастливые мгновения длились недолго, и Русичу приходилось всё время делать вид, что он внимательно слушает Барона.
Наконец, отряд доехал до большой деревни. Лошади сильно устали от двухдневной дороги, а у повозки сломалась спица на колесе. Проклиная всё на свете, Де'Авиньон отправил солдат на поиски кузнеца и плотника, а сам пошёл договариваться насчёт ночлега. Барон хоть и производил впечатление обычного болтуна, но дураком, как видно, не был. Сразу смекнул, что лошадям нужен отдых, а ремонт повозки отличное оправдание перед королём за задержку.
Решив не тратить время попусту, Добронрав привязал коня и отправился на прогулку. Ноги и спина затекли от долгой скачки, и теперь сладостно стонали от возможности подвигаться. Бодрым шагом, Русич дошёл до деревенской площади и стал осматривать округу.
Первое, что бросилось в глаза, была грязь. Запах навоза, немытых тел и гнили едва не валил с ног. Гадили прямо возле домов, так что сточные лужи виднелись почти повсюду. Люди проходили мимо хмурые, с серыми, заляпанными грязью лицами. Ни одной чистой рубахи, на глаза Добронраву не попалось, даже девушки ходили в нестиранных одеждах. Дома вокруг стояли простые, сложенные из камня и глины. Их серые стены нагоняли большую тоску, чем тяжёлые тучи в осеннем небе.
Русич уже собирался пойти обратно к своему коню, когда заметил девчушку, тихо прошмыгнувшую за один из домов. Неожиданное любопытство охватило Добронрава, и он осторожно пошёл за ней. Выглянув из-за угла, Русич увидел, как белёсое личико проскользнуло в ворота местного амбара. Недоброе предчувствие закралось в душу воина, но он продолжал наблюдать.
Вдруг, ворота распахнулись, и оттуда вышли два здоровяка, таща за волосы вырывающуюся девчушку. Один из них стал что-то кричать, а второй тем временем, скрутил девочке руки. Малышка оказалась не промах, в какой-то момент она извернулась и ухитрилась укусить здоровяка за палец. Тот вскрикнул и с размаху заехал девочке в ухо.
Добронрав опешил. В родной земле воров, конечно, наказывали, но детей обычно родителям отдавали, а взрослых могли палками бить, или в острог на месяц на хлеб и воду бросить. Здесь же дело этим явно не ограничится. Проверив, легко ли меч выходит из ножен, Русич направился прямиком к здоровякам, но не успел он сделать и трёх шагов, как вокруг них собралась толпа и скопом повалила к площади.
Выстроившись кругом, селяне наблюдали за расправой. Один здоровяк, вынул из нагрудника девочки горсть семян и бросил ей под ноги. Толпа недовольно загудела, стали раздаваться яростные выкрики. Здоровяк схватил девчушку за шею и ткнул лицом в валяющиеся в грязи семена. Ребёнок плакал и вырывался, но толпа лишь одобрительно заорала, не замечая, как сквозь неё, словно медведь через бурелом, проламывается разъярённый Русич. Добронрав пробился в середину и хотел что-то сказать, но в этот миг один здоровяк обхватил девчушку за талию, а второй вытянул её левую рук и замахнулся увесистым мясницким ножом.
Обрубленная рука упала на землю, а здоровяк с диким воем схватился за брызжущую кровью культю и повалился на пол. Второй, что держал ребёнка справа, медленно осел с хрипом, тщетно пытаясь собрать вываливающиеся из проткнутого живота внутренности. Толпа мигом отпрянула, сторонясь иноземца, столь быстрого и безжалостного.
Со стороны небольшой кельи, к площади уже бежал человек в чёрной одежде с чепчиком на голове и четверо солдат местного барона. Добронрав нежно подвинул девочку себе за спину и изготовился к яростному бою. Солдаты были уже совсем близко, когда сзади послышался голос Де'Авиньона. Что он кричал Добронрав не понял, но солдаты и человек в чёрном остановились, а толпа стала расходиться.
Де'Авиньон подбежал ближе и недовольно спросил:
- По какому праву, вы убили крестьян, принадлежащих его величеству Генриху первому? Вам придётся оплатить жизнь каждого из них.
Князь Ярослав Мудрый не зря носил своё прозвище. Зная горячность и решительность молодого посла, он выписал Добронраву внушительную сумму на дорожные расходы, но тратить эти деньги зазря, Русичу совсем не хотелось:
- А что, - произнёс он с лёгкой иронией, - ваш король так беден, что не может подарить мне трёх крестьян, в знак его доброй воли к славному народу Росичей и его прекрасной дочери Анне Ярославне?
Ход был нечестным и почти беспроигрышным. Де'Авиньон даже покраснел от негодования и воскликнул:
- Да как вы смеете, король Генрих первый, один из богатейших монархов Европы! Я как его доверенное лицо, вправе принимать подобные решения от его имени. Его величество дарит вам жизни этих двоих, и не смейте боле говорить о нём в подобном тоне. Это я вам лично советую. – Добавил Де'Авиньон, после небольшой паузы.
- А девочка? – Спросил Добронрав.
Де'Авиньон покраснел от бессильного гнева, но он отлично понимал, как важен для его короля этот брак. Брак, которого он добивался долгие восемь лет. Как преданный вассал, Де'Авиньон поступил так, как было нужно его величеству.
-Можешь взять и её, но не жди королевской милости, если подобное повторится.
- Очень надеюсь, что более не обнажу меча до тех пор, пока не покину ваши земли. – Ответил Добронрав и низко поклонился.
Священник, наблюдавший за их беседой, злобно зыркнул на него из-под серых густых бровей и побрёл обратно в свою келью. Посмотрев ему вслед, солдаты местного барона разошлись по своим постам, поняв, что им здесь делать больше нечего.
На площади остались только зло озирающийся Де'Авиньон, Добронрав и маленькая девочка. Русич почувствовал, как она вцепилась в его ногу и как мелко дрожит её детское тельце, и дело было не только в страхе. На дворе стоял конец октября, а на девчушке кроме льняной рубахи никакой одежды не было. Добронрав подхватил её на руки и, заглянув в нежно-голубые глаза, тепло улыбнулся.
- Меня зовут Добронрав, теперь у тебя будет тёплый дом и семья, а меня будешь звать папой.
Девочка крепко обхватила руками его шею и положила голову на массивную грудь. Она чувствовала биение его могучего сердца, добрые объятья сильных рук в которых юная Аннет, впервые в жизни могла не бояться.