ЧЕРВОНЕЦ
Трамвай бубнил своё извечное «Когда? – Тогда!», его резко кидало из стороны в сторону, как бесшабашного горнолыжника. Унылые пассажиры цеплялись за поручни, обиженно сопя.
День явно не заладился. Дорога до остановки превращалась в пытку.
Поздней осенью погода редко радует с утра, сегодня же она была особенно противной. Дождик не лил и даже не накрапывал, он мерзко плевался. Ветер нагло пихал в грудь, рвал из рук зонтики и трепал за волосы, подло хихикая и кичась своей безнаказанностью. Не умея «дать сдачи» природе, люди вымещали накопленную злость на сородичах. Пылинки мелких конфликтов собирались в ржавые зловонные облака и готовы были сдетонировать от малейшей искры.
- Оплачиваем за проезд! – кондукторша выплёвывала эту фразу громко, с ненавистью, словно вызывала всех на дуэль. В другой раз меня позабавила бы неграмотно построенная фраза, но сегодня она только раздражала и резала слух.
- Оплачиваем за проезд! – повторила трамвайная примадонна за моей спиной.
- А сколько? – раздался нерешительный мужской голос, и я даже задержал дыхание, затылком чувствуя, как примадонна готовится громогласно выплеснуть скопившуюся злость. Кое-кто, любопытствуя, обернулся.
Вопрос «сколько стоит проезд?» всегда вызывает интерес у пассажиров. В зависимости от личности вопрошавшего, делаются соответствующие выводы.
Если стоимостью билета поинтересовался умеренно пузатый и гладко причёсанный господин в распахнутой дублёнке, с пухлой барсеткой наперевес – значит подвёл безотказный «Ниссан» или личный водитель неожиданно заболел, а может просто сильный мира сего возомнил себя Гарун-Аль-Рашидом и решил прокатиться среди народа. Если о цене спросил суетливый, странно пахнущий товарищ с объёмистыми котомками, только что пытавшийся добиться у стоящих рядом ответа на вопрос: «А я до рынка доеду?», всё тоже было ясно: деревенский мужик выбрался в Город.
Первым кондуктора любовно отрывали лучший билет, внимательно и расторопно отсчитывали сдачу и подавали её вежливо, с полупоклоном, только что не извиняясь за беспокойство, – господа с барсетками обычно принимали мелочь брезгливо, будто гладили помойного кота. Вторым – хамили, билет едва ли не швыряли в лицо, а скомканные десятки или замызганные кругляки брали жестом хорошего швейцара: мол, я беру у Вас деньги и тем самым оказываю Вам честь.
- Можно подумать: в трамвае никогда не ездит! – горластая кондукторша хоть и разговаривала сама с собой, но её громовой голос перебивал и ритмичный стук колёс, и монотонное ворчание людской массы. – Шесть рублей!
- Сколько? – ахнул мужичок.
Он явно был ошарашен. Мне захотелось обернуться и посмотреть на него, но пришлось ограничиться скользящим взглядом через плечо – соседи вцепились в меня не хуже ягдтерьеров.
- Мущ-щина-а! – скривившись, прогнусавила кондукторша. – Я что, не по-русски говорю? Шесть рублей за проезд!
- У меня... у меня только четыре... – промямлил несчастный.
- Что ты мне суёшь? Что это за бумажки?
Я всё-таки сумел чуть-чуть повернуться и углядел две купюры, жёлтую и зелёную. Он пытался расплатиться рублями образца 1961 года!
- Нету денег – выметайся! Ишь, хитрецы!
Мне стало чертовски жаль этого мужичка, я даже полез за бумажником, чтобы заплатить за него, но трамвай подъехал к остановке, и двери распахнулись.
Сгорбившись, мужчина выскочил из трамвая. Я видел, как он остановился на тротуаре и начал испуганно озираться. Почему-то вспомнился Уэллс и его «Дверь в стене»...
В салон начали заходить пассажиры, а я уже рвался наружу, толкаясь локтями и невнятно извиняясь. В затылок, как камни из пращи, летели визгливые проклятья кондукторши, но я не обращал на них внимания: меня всецело занимал странный мужичок.
Я достал сигареты и закурил, искоса разглядывая неудачливого пассажира. Он продолжал озираться по сторонам, беззвучно шевеля губами. Лет сорок пять. Слегка небрит. Одет в чистые, хотя и поношенные, вещи. Свитер с треугольным вырезом и выставленный наружу воротник рубашки выглядели довольно глупо.
У лакированной девицы с голым пупком и намалёванной физиономией надменной красавицы, запиликал телефон. Она неторопливо разложила его и протяжно аллёкнула. Мужичок уставился на неё, раскрыв рот, попятился и тяжело опустился на лавку. Я тут же сел рядом.
- Рация, что ли?
Я прекрасно слышал его шёпот, тем не менее, желая завязать разговор, переспросил: «Что?»
- Я говорю... – начал он, поворачиваясь ко мне, но недоговорил, махнул рукой и вдруг сгорбился, зарывшись лицом в собственные ладони.
- С тобой всё в порядке? – осторожно спросил я, чувствуя себя героем голливудского фильма.
- Дай закурить, – отозвался он, выпрямляясь. – Что-то мне хреново... На работу надо ехать...
- Может, лучше – домой?
- Не-е... Нормально всё... Этот магазин когда построили?
Он указал на неопрятное, горчичного цвета, здание, в котором уже сменилось, наверное, два десятка арендаторов. Сейчас там находилось кафе. Построили его лет пятнадцать назад – ну да, точно, сразу после путча. Так я и сказал.
- После чего? В каком году-то?
Я ответил. Он охнул и замолчал. Надолго. Я посмотрел на часы: опаздываю! Опоздания в последнем квартале – прямая угроза тринадцатой, так что мне надо было выбирать: говорить с этим человеком, выяснять, почему он таскает с собой деньги, давно вышедшие из обращения, шарахается от телефонов и лупится пятикопеечными глазами на иномарки, или зарабатывать годовую премию. Выбрал я не без труда. Встал, увидев выскочивший из-за поворота трамвай.
- А я вчера заснул в восемьдесят шестом... Киев чемпионом стал...
До меня не сразу дошло.
- Как это?
- Не знаю. Заснул в восемьдесят шестом, а проснулся...
- И что теперь? – я никак не мог привести мысли в порядок, в основном – из-за того, что сразу и безоговорочно поверил ему.
- И правда, домой поехать, что ли? – вслух размышлял мужичок. – Подожду до вечера: жена должна с работы придти, дети... тоже работают, наверное... переженились... Чёрт, денег нету на проезд...
Трамвай уже затренькал, останавливаясь.
- Держи...
Я протянул ему десятку, вместе со своей визиткой.
– Слушай, позвони вечером, а?
Он рассеянно кивнул.
- Если обратно вернёшься... – кричал я уже из трамвая. – В девяностом, в матче открытия, ставь на Камерун, понял?
Мужичок махнул рукой: понял, мол! Двери закрылись.
Когда ни вечером, ни на следующий день, он не позвонил, я сказал себе: олух, он попросту надул тебя, выцыганил червонец на пропой, вот и все дела! Я всеми силами старался убедить себя в этом...
Ах, да! Свою тринадцатую я получил...