Авторам.
1. Текст произведения необходимо скрывать тэгом спойлер [spoiler="<Текст>"]<То, что вы хотите убрать под спойлер>[/spoiler] Тэг также есть в расширенном режиме редактирования сообщения.
2. Текст рекомендуется прочитать и проверить на наличие ошибок, например в Ворде. В противном случае, вместо оценки произведения вы увидите оценку собственной неграмотности.
3. Имеет смысл сначала прочитать хоть что-то о том как надо и, соответственно, не надо писать (например что-то отсюда). Если вы будете допускать типовые ошибки, то получите типовой ответ, причем нелицеприятный. :)
4. Если для понимания вашего произведения нужна дополнительная информация (произведение по конкретному миру, фанфик, ночной кошмар и т.д.) приведите ее перед спойлером. Не стоит ожидать что читатели хорошо знают описываемый вами мир.
5. Крупные произведения рекомендуется вкладывать небольшими кусками раз в день-два.
Скрытый текст - О трудном выборе критика:
Вариантов, собственно, у критика несколько:
1. Написать: "в топку".
Плюсы: Минимальные затраты, как в плане времени, так и в плане эмоций.
Минусы: Вы не поверите. Вы скажете: "Дурак", - и останетесь при своём, потому что людям свойственно не доверять незнакомцам на слово.
Вердикт: Этот вариант отметаем.
2. Начать разбирать подробно, построчно, тыкая пальцем в каждую нелепость и ошибку.
Плюсы: В итоге всё равно будет "в топку", но, всё-таки, вывод будет подтверждён множеством примеров.
Минусы: Вы всё равно захотите сказать "Дурак", и если даже так не скажете, то подумаете наверняка, а критик, который потерял уйму времени, увидев, как автор огрызается и пытается обелить своё произведение всеми силами, понимает, что время потрачено зря и благодарности ждать не надо. Почему? Да потому что вы ни за что не поверите в то, что ваше произведение не стоит того, чтобы его читали. Честное слово, чем лучше люди пишут, тем предвзятее они относятся к своим текстам, но обычно те, кто через слово допускают грамматические ошибки и вообще не задумываются над качеством написанного, уверены, что и так сойдёт. Хотя, конечно, не спорят с тем, что немного подправить не мешает.
Вердикт: Пока человек сам не поймёт, что он пишет плохо, никто его в этом не убедит, потому этот вариант тоже не приемлем.
3. Начать искать в тексте то, что можно похвалить, параллельно чуть-чуть - очень мягко и деликатно - пожурить. Плюсы: Автор доволен. Его хвалят. К "журению" относится снисходительно, поскольку тон критика не категричный, а, скорее, просительный.
Минусы: Автор понимает, что он - уже готовый писатель, Боже мой! Первое же выложенное произведение - и такой успех! Он, вместо того, чтобы выучить русский язык на уровне школьной программы и обратиться к учебникам писательского мастерства, продолжает строчить унылые опусы в невероятном количестве, тратя своё время, которое можно было бы пустить на что-то полезное. Когда, наконец, придёт понимание, будет поздно: время упущено, прогресса никакого, а тексты-то были - отстой, что ж никто не сказал сразу? Ах, лицемеры...
(С) Винкельрид
Критикам.
1. Допускается только оценка произведений. Переход на личности считается флеймом со всеми вытекающими.
2. В отзыве необходимо указать что именно понравилось или не понравилось. Если есть только ощущение то его рекомендуется доносить посредством публичных или личных сообщений.
3. Выделения отдельных фраз и вывода "Чушь" недостаточно. Надо дать хотя бы краткие комментарии, описывающие преступления автора против русского языка и логики.
4. Отмазки "надоело" не работают ;).
Напоминаю, размещение чужих произведений без разрешения автора называется плагиатом и карается баном.
(Jur)
Напоминаю, что флуд запрещен правилами. Сказать свое "спасибо" критикам можно через репутацию. Так же настоятельно не рекомендуется ввязываться в споры.
И помните, что тут все на равных - никто не обязан вас критиковать и оценивать. Попробуйте для начала сами сделать то же.
Aster
Последний раз редактировалось Markfor; 24.03.2011 в 19:14.
Причина: поправил ссылку на архив темы
Хочу поделиться с вами недавно написанным рассказом по мотивам комиксов Марвел. Никогда не любил Человека-паука, поэтому переделал все на свой лад.
Скрытый текст - Александр Шелл. "Такая липкая и холодная паутина":
Снег кружится, серебристый снег, игривый и холодный... Неприятно липнущий к щекам. Вокруг слоняются люди, кто-то спешит за покупками, за новыми товарами и скидками, за давкой в очередях, за брань, за кошелками своими и чужими, за рождественскими елями и за подарками своей семье. На Рождество город преображается. Нет, он не становится лучше или хуже, не уютнее в нем и не теплее от этого, не холоднее. Просто в это время года даже преступники становятся добрее и терпимее в ожидании праздника. Это несколько сокращает обычное число шальных пуль, которых ты можешь получить, просто прогуливаясь по городу в будний вечер.
Грязи не становится меньше, ее укрывает плотным слоем снега.
Питер прошел еще метров триста от станции метро, пока, наконец, не добрался до места. Иногда плохо без машины, думал он, но еще хуже, когда денег на машину нет. Но в таких злополучных местах как этот богом забытый переулок в Бронксе и врагу не пожелаешь парковаться.
Это было не то, что он ожидал увидеть. Впереди уже собралась толпа офицеров полиции и журналистов. Питер огляделся внимательно. Между людьми с фотоаппаратом наперевес ловко просачивался Эдди Брок. Пройдоха Брок из Дэйли Бьюгл, смертельный яд города Нью-Йорк в лице добродушного журналиста.
– Так, кто-нибудь объяснит мне, почему посторонние на месте преступления?! – знакомый до боли голос раздался, как раскат грома, облив холодом последние теплые чувства, успевшие нахлынуть на него, когда он вновь на мгновение увидел ее. Он вздохнул. Все в ней было прекрасно. Все, кроме нее самой.
– Здравствуй, Гвен, – улыбнулся этой гневной девушке Питер.
– Питер... Ты, надеюсь, мимо проходил, не заметив ограждения, не так ли?
– Не так ли. Кто убитый?
– Тебе это так нужно знать? Ты не офицер полиции, чтобы меня спрашивать.
– Прости, – он на секунду задумался, не зная, что бы ей сказать. – Мне позвонили и сказали прийти сюда. Срочно.
– Кто тебе звонил? Твой клиент? – ее равнодушный тон начинал раздражать Паркера.
– Не похоже на то. Поначалу я подумал, что это шутка, но... Звучало убедительно, – Питер многозначительно осмотрелся вокруг. – Не похоже это на шутку.
– Гм, не ты один так считаешь. Ладно, не стой так.
Она тут же резко развернулась и быстрым шагом ушла вперед, скрывшись за чужими спинами. Питер пожал плечами и неспешно поплелся вглубь толпы. Это действительно не походило на шутку. Он не мог узнать голос звонившего, но знакомое чувство прочно застряло в нем.
– Что мы имеем? – Гвен уже величественно стояла над трупом, а рядом с ней фотографировал журналист Брок. – Один труп, орудие убийства – предположительно, нож для разделки мяса. Довольно по-зверски выглядит.
– Много крови… – тихо прошептал Питер, едва увидев картину убийства. – Смотрите, тут тоже кровь, – он указал на едва ли заметную лужицу крови в паре метрах о убитого.
– А, великий Питер Паркер, я погляжу! – прервав его, ехидно возопил Эдди Брок, успев озарить яркой вспышкой своего фотоаппарата лицо Питера и привести того в замешательство. – С какой это целью вы снизошли до нас, сэр? Убийство – это всего лишь убийство, смерть одного человека, не так ли? Раз, и нет его.
– Заткнись, Брок. Я пришел не с тобой говорить. И не интервью давать.
– Сам заткнись. Я просто поздоровался с тобой, а ты сразу в штыки. Да что толку с тобой вообще разговаривать?..
Ехидная ухмылка Брока исчезла с его лица, оставив вместо себя подрагивающую от гнева бровь и оскалившееся стучащие от холода зубы. Он протяженно со свистом вдыхал в себя воздух и так же протяженно выдыхал, не спуская глаз с Паркера. Питер, в свою очередь, старался не смотреть в его сторону, чтобы зря не нервничать. Нужно было просто игнорировать этого задаваку, и тот отстанет. Он надеялся на это.
– Мне на хрен не сдалось интервью с тобой, – продолжал Брок, дыша еще громче.
– Слушай, я пришел по делу, а не для того, чтобы вспоминать наши с тобой разногласия. Давай вместе успокоимся сейчас, ага?
– Я успокоюсь, когда твой некролог напечатаю.
– Это сильно, – Питер был просто сражен.
– Заткнитесь оба, – оборвала на корню затевавшийся спор подошедшая к двум парням Гвен и с каменным лицом уставилась на Питера так, что у того сердце екнуло. – Теперь на полном серьезе: что тебе нужно?
– Я сказал, мне позвонили...
– И ты, конечно, тут же пустился на помощь, не так ли? – холодным как нью-йоркский воздух голос резал слух Питера.
– Не так ли... – повторил он, смотря девушке прямо в глаза. – Я хотел увидеться с тобой, – соврал Питер. – Нам надо поговорить.
– Лучшего времени не смог найти?..
– Гвен, что произошло? – Питер решил не отступать. – Мы же были с тобой вместе, а потом ты вдруг бросила меня... Дело во мне? Скажи, ведь дело во мне? Я старался угодить тебе во всем, я даже... Я даже любил тебя.
– Как мило!.. – Гвен ошалело уставилась на него.
– Понимаю, глупость сморозил, но ты пойми, что таких чувств я больше ни к кому никогда не испытывал. Я не бросаюсь словами на ветер. Я люблю тебя, и это правда.
– Тебе кажется.
– Гвен... – вновь повторил он ее имя, словно цепляясь за него как за спасительный круг. На деле это был капкан.
Гвен Стейси была самой красивой девушкой из всех, что он знал. Белоснежные волосы, небесно-голубые глаза и красные губы на ее светлой-пресветлой коже. Будто бы кровь на снегу. И столько смертей между ними. Порой Питер думал, им никогда не быть вместе. Гвен хоронила свои чувства глубоко в себе, оставляя лишь холод снаружи. Будто бы бродячий труп. Питера вдруг передернуло.
Над трупом копошились судмедэксперты, в том числе Уоллес, низкорослый пожилой мужчина с бегающими слезящимися глазами и вечным насморком. Несколько месяцев назад он нанимал Питера, чтобы тот следил за его женой. Бедняга, конечно, наделся, что то были всего лишь предрассудки, но на самом деле жена не была верна своему мужу. Странно, что они не развелись и не разошлись после того случая, а до сих пор живут вместе как ни в чем не бывало.
– Вы плохо выглядите, мистер Паркер, – учтиво и вежливо поинтересовался Уоллес.
– Плохо спал. Всю ночь в своем офисе провозился.
Только сейчас он увидел не сильно пострадавшее лицо мертвого. Гримаса ужаса перекосила его, но Питер смог узнать его...
Вдруг что-то внутри из-под одежды трупа зашевелилось. Из нагрудного кармана мертвеца начал медленно выползать здоровенный паук, шевеля своими лапками так зловеще как в старых фильмах ужасов. Питер уставился на него, окаменев лицом и телом. В пальцах начало покалывать, а на лбу выступил пот. Сердце будто сжалось, защищаясь от угрозы.
– Детектив Стейси, кажется, я нашел убийцу... Ну, или одного из подозреваемых.
– Вы же не станете говорить, что он умер от укуса паука? Мне кажется, истерзанное тело тому подтверждение.
Судмедэксперт Уоллес тихо хихикнул, затем, сморкнувшись в платок, всегда хранившийся в кармане его брюк, начал протяженно:
– Ну, его ведь могли сначала отравить ядом, затем только порезать на куски, чтобы скрыть факт отравления или просто от злости. Так или иначе, но паучок... – он потянулся вниз и поднял осторожно насекомое, держа его перед собой – такие, вроде бы, не водятся здесь. Я таких доселе не встречал.
– Можно подумать, ты энтомолог. Он ядовитый?
– Почем мне знать?.. – пожал плечами Уоллес. – Отправим в лабораторию на исследование, там и выясним. Вот здесь, на запястье есть след от укуса. Он был получен много раньше наступления смерти. Похоже, за несколько дней до этого.
– Паук-убийца? – выдавил из себя едва слышный смешок Питер, как только Уоллес унес с собой паука.
– Заткнись, Пит, – огрызнулась на него Гвен. Она была явно раздражена.
Молодой детектив. Детектив-женщина. Дочь своего отца, одного из лучших полицейских за всю историю города. Нелегко было дотянуться до поставленной им планки, но она старалась. Не жалея ни себя, ни кого другого, теряя друзей и близких, она все дальше отделялась от людей, дабы только достичь успеха. Если бы только знать, что такое успех... Но Питер не знал и не понимал. На ее пути он был лишь очередным препятствием, как она сама часто говорила.
Порывшись в карманах, Питер отыскал смявшуюся пачку сигарет и зажигалку, между прочим, подаренную ему отцом Гвен, когда тот еще был жив. Сказать, что он высоко ценил этот подарок, значит, не сказать ничего. Резкий запах ударил в нос, а из горла как будто просился наружу скомканный выпуск Дэйли Бьюгл, режущий своими острыми углами и едкими замечаниями Джеймсона. Он тоже курил... Пора было бросать.
– Ты еще не бросил? Ужасная привычка, – прокомментировала Гвен.
– Я-то думал, тебе плевать.
– Так и есть. Просто не кури в мою сторону.
– Есть след от укуса паука, – высказал слово судмедэксперт Уоллес.
– К чему бы это? – задумался Питер.
И снова кровь на снегу... Много крови. Убитого звали Флэш Томпсон, они вместе с Паркером учились в средней школе. Он его прекрасно помнил: здоровый парень, задира-футболист. Все девчонки тащились от него. Кроме одной. Той, которая его чуть глаза не лишила, когда Флэш взял инициативу на себя, не спросив мнения девушки, и набросился на нее как-то вечером, после выпускного бала. Много было крови тогда. Питер не помнил имени девушки. Он и не видел ее никогда.
Кто-то прикончил этого ублюдка. Но убийство остается убийством. И кто-то должен ответить за него.
Полгода прошло...
То было отчаянное время. Он не знал, что делать. Не знал, ради чего жить. Если раньше он хотел просто умереть молодым, чтобы покинуть этот ненавистный ему мир, когда прозвучало роковое слово, он больше не мог так думать. Он перестал в тот момент думать вообще. Он больше не хотел умирать. То слово вызвало у него отчаянное желание жить. Мы так хотим того, что нам недоступно, мы так страдаем, когда теряем то, чего даже не замечали, думал он чуть погодя. Но в тот самый момент он просто окунулся лицом в бездну и перестал мыслить. Он пытался защититься, скрывшись под камнем, от неизбежности. От одного слова... Рак.
Полгода назад у Уэйда Уилсона обнаружили рак. И это было для него страшное время. Но сейчас, когда он до сих пор жив, когда дышит холодным нью-йоркским воздухом, когда сидит по вечерам дома, смотрит игру на большом экране, доставшемуся ему от матери, когда он до сих пор смотрится красавчиком, на удивление, он больше не печалился и не гневил судьбу.
Каким-то чудом Уэйд оказался в центре АИМ, когда ученый Коннорс, давний знакомый матери Уэйда, начал проводить свои исследования в области регенерации раковых клеток, чтобы тем самым поддерживать жизнь у больных раком. Уэйд Уилсон был не то, чтобы подопытным, скорее он был пациентом, у которого шансов спастись было чуточку больше, чем у других обреченных.
В конце концов, терять ему было нечего, и Уэйд согласился.
– Господь дает тебе второй шанс, – говорил тогда его мать. – И если ты излечишься, это будет даром Божьим. Ты не смеешь отвергать этот дар или воспротивиться ему. Ты должен быть ответственным за то...
– Я знаю, мама, – отвечал ей Уэйд с любовью. – Я знаю. Мы ответственны за силу, дарованную нам Богом, мам. Я помню эти слова.
– Я люблю тебя, сынок... – это было последнее, что он услышал от нее.
Единственный человек, которого он когда-либо любил больше всей жизни, покинул его в тот самый момент, когда сам Уэйд обрел надежду на собственное спасение. Это его плата Господу. Уэйд Уилсон не мог подвести свою мать.
Мать его всегда учила идти по жизни только вперед, никогда не оглядываться назад, не зацикливаться на прошлом. Не совершать прежних ошибок. Покуда жив.
Уэйд Уилсон нерешительно стоял у двери и ждал. Ждал, когда дрожь, вдруг нахлынувшая на него не о холода вовсе, уйдет. Рука медленно потянулась вперед... Почему-то, но раньше он никогда не испытывал подобного чувства. Уэйд с замиранием сердца нажал на дверной звонок, набрал в грудь больше воздуха и попытался улыбнуться как можно более ненавязчиво. Выходило не очень. Он страшно волновался.
Наконец, за дверью послышались спешные шажки, лязг замка, а затем дверь немедленно распахнулась, чуть не сбив с ног незадачливого гостя.
Перед Уэйдом стояла молодая рыжеволосая девушка с тем вопросительным взглядом, который как бы намекал тебе: «Убей себя или вали дальше», но Уэйд, пару мгновений потянув своим безжизненным голосом, выдавил из себя располагающее к себе приветствие, на которое только был способен:
– Ты прекрасна, – сказал он, заместо банального «привет».
– Спасибо, – нисколько не шелохнувшись, ответила девушка.
– То есть, я хотел сказать... Привет. Я ваш сосед, живу в квартире напротив, – он махнул рукой назад, не отворачивая взгляда от своей соседки, внимательно разглядывая ее лицо.
– Привет. Я Мэри Джейн Уотсон, – она протянула свою маленькую немного бледную ладонь. Уэйд, весь скованный от непонятного чувства, неловко пожал ее и быстро отпустил. – Только что переехала... Вот.
– Мое имя Уэйд. Уэйд... – он немного замялся. – Уэйд Уилсон, да.
– Может, пройдешь, Уэйд? – и она жестом пригласила молодого человека пройти в квартиру.
Внутри было просторно, квартира казалась намного больше той, что снимали они с Питером. Чистый белоснежный ковер, яркие стены, даже шторы... Если не считать коробки, что ютились повсюду, можно было со всей уверенностью сказать, что ни один мужчина здесь еще не побывал. Уэйд почувствовал себя первооткрывателем. Его сердце все еще бешено колотилось, но волновался он уже не так, как поначалу. Странное чувство... Уэйд никогда не был так скован, да и женщин у него хватало всегда. До того, как...
– Я заварила чай. Кофе закончился, – звонко раздалось откуда-то с кухни.
– Чай... Чай – это будет отлично, – крикнул в ответ Уэйд.
За последние полгода он вновь чувствовал надежду. Чувствовал, что живет, и вдохнул полной грудью.
Насколько он знал, Флэш Томпсон работал санитаром в центре АИМ, куда и отправился Питер сразу же. Давка в метро, холодный ветер на выходе обдувал лицо, освежая его от этого людского запаха. От воспоминаний о Гвен.
Здание АИМ не было самым высоким, но оно выглядело величественно, так и завораживало одним своим видом. Питер посмотрел на вершину. Снег ссыпался на него сверху как манна небесная. Чистый снег, покрывающий собой грязную землю.
Питер Паркер решил задать несколько вопросов директору АИМ Норману Осборну. Тот не проявлял недовольства. Напротив, Осборн был чрезвычайно любезен и не вышвырнул детектива через парадную дверь, за что Питер был уже благодарен.
– Грустно, что такой человек, как мистер Томпсон покинул этот мир. Он был хорошим человеком, еще лучшим он был работником.
– Вы были знакомы с ним? – с подозрением задал вопрос Питер.
– Я знаком со всеми в своем центре. Флэш Томпсон – не исключение.
– Вы хороший руководитель.
– Дело не в том, хороший ли я руководитель. Я обязан знать все, что происходит в моем центре АИМ, иначе бы мы не достигли тех высот, чем гордимся сейчас. Нужен контроль и поощрение. За работниками нужен глаз да глаз.
Флэш Томпсон был всегда ответственным, никогда не отлынивал, выполнял свою работу грамотно, не вызывая нареканий. Бывал, однажды, работником месяца. Никто из пациентов на него не жаловался, со стороны докторов жалоб тоже не поступало.
– Вы не могли бы сказать, были у него враги. Гм, на работе?
– Вы меня плохо слушали, мистер Паркер. У такого человека не могло быть врагов.
– Это очень странно... – своим видом Питер показал, что задумался. Осборн пригляделся к детективу и нахмурил свои густые брови.
– Что же странного вы углядели? – спросил он.
– Я знаю, вы работаете над преобразованием раковых клеток. Экспериментируете на насекомых, не так ли? – спросил Питер, но Норман Осборн не отвечал, уставившись на детектива своим твердым взглядом. Не то, что бы именно это ожидал Питер. – Хотелось бы знать, могла ли смерть Томпсона быть связана с этим?
Норман грузно поднялся с кожаного кресла и встал из-за стола, сомкнув руки на груди. Питер сел ровно, не зная, встать ли самому или продолжать сидеть. Осборн подошел к окну. Его взгляд устремился далеко вперед.
– Это странно. Но странно другое, что вы задаете эти вопросы мне. Вам-то зачем это знать? У вас ко мне претензии? Я был готов ответить на ваши вопросы, но связанные со смертью Томпсона. Вы изволили себе много лишнего.
Да, мы действительно занимаемся преобразованием раковых клеток. Это несправедливо, что в мире существуют болезни, способные отнять у человека жизнь. И мы боремся с этим.
– Ценой невинных паучков?
– Почему именно пауков? – удивился Осборн.
– Просто предположение... – Питер не стал дальше напирать на своем. – Вы правы, мистер Осборн. В этом мире много странного. Вы помните, как в прошлом году пьяный водитель сбил насмерть женщину и двоих ее детей? Тот оправдывался тем, что заслушался Элвисом по радио. Отец погибшего семейства решил затем мстить двойникам Элвиса, отправив на тот свет восемнадцать ни в чем не повинных человек.
– Он еще одевался в костюм клоуна? – оживленно спросил Осборн.
– Да, Монарх, как его в газете прозвали. Или Каратель.
– Люди всегда ищут справедливости, но, напялив на себя маску и яркий костюм, ее не добиться. Центр АИМ предлагает верное решение всех проблем. Мы излечиваем болезни, двигаем науку вперед, а вместе с ней – весь мир. Мы творим невозможное.
Питер вздохнул. Трудно было сказать, что Норман Осборн открыл ему много секретов. Трудно было сказать, было ли благоразумно явиться к нему сейчас, расспрашивать о смерти санитара. Гвен его убьет, это факт.
Осборн вопросительно посмотрел на задумавшегося Паркера и сел на свое место. Часы на его тикали и показывали полдень.
– С кем из докторов Томпсон чаще всего работал? С кем я могу поговорить? – наконец, после некоторого молчания задал вопрос Питер, отходя от темы. Ему не терпелось поскорее уйти отсюда. Норман Осборн вызывал у него головную боль.
– Томпсон работник нашего учреждения. В его обязанности входит многое, в том числе ухаживать за пациентами и помогать докторам в своих исследованиях. Здесь никаких предпочтений. И, к моему сожалению, я не могу отвлекать докторов от их работы. По крайней мере, не сегодня. Вы меня понимаете, мистер Паркер?
– Ах да, конечно. Мне уж пора. Извините, что отнял у вас время, – Питер встал с уютного кресла и направился к двери.
– Ничего страшного. Мне было приятно общаться с вами, – Осборн добродушным взглядом проводил его, а затем углубился в чтение бумаг на своем столе.
– Еще кое-что, мистер Осборн... Будьте осторожны. Возможно, это ничего не значит, но все равно. Вы же творите невозможное. А смерть вполне возможна.
– Помолитесь за меня.
Уэйд проводил девушку до метро. Он весь сиял от свалившегося на него счастья. Снова он чувствовал себя, чувствовал воздух, пусть и холодный, ледяной, но живой воздух, которым он дышал теперь полной грудью. Сегодня ему больше не хотелось напиться и лечь спать пораньше или же смотреть до поздней ночи телевизор. Он просто хотел быть рядом с Мэри. И дышать рядом с ней. Он был влюблен в это мгновение. Мэри и мгновение отвечали ему взаимностью. Все было хорошо.
– Ты работаешь в Дэйли Бьюгл? Большой журналист?
– Что-то вроде того, – она скромничала.
– Я знаю, ты просто стесняешься этого.
Она улыбнулась своей искренней улыбкой. Прошло всего пару часов с момента их знакомства, но Уэйду уже казалось, что он знал абсолютно все о ней. Как она была прекрасна!
Они болтали обо всем подряд. Уэйд рассказал ей о своем приятеле, один из немногих, кто не отвернулся от него в момент отчаяния и предложил свою помощь. Уэйд Уилсон был многим обязан Питеру. Тот был его настоящим другом. Таких как он в городе не сыщешь, будь ты лучшем в мире детективом.
– Он мой приятель. Частный детектив. Если тебе что-нибудь будет нужно: информация какая-нибудь или проследить за каким-нибудь тайным поклонником, чтобы отметелить его, он с радостью тебе поможет. Держи... – Уэйд протянул девушке визитку с номером офисного телефона Питера Паркера.
– Ты же сказал, вы вместе снимаете квартиру. Зачем мне визитка?
– Дома он редко бывает. Занятой человек. А мобильным телефонам не доверяет. Говорит, излучение от них вредное.
– Надо же. Весь мир обречен, – Мэри улыбнулась.
– Да... – кивнул Уэйд, понурив голову. Он попытался было улыбнуться в ответ на шутку, но не смог. Голова заболела, а дышать стало тяжело.
– Что-то не так? – испуганно спросила девушка.
– Нет, все нормально.
Поезд подошел к платформе. Девушка еще раз посмотрела жалостливо на Уэйда, но тот успокоил ее, сказав, что все хорошо. С ним все хорошо. И вот она уехала, оставила его наедине с этой адской мучительной болью. Ему срочно нужно было лекарство.
Когда Уэйд Уилсон начал свое лечение, он был тогда готов ко всему. Но к боли нельзя быть готовым. Постоянное облучение, постоянное принятие лекарственных экспериментальных препаратов не могли не давить на него. Что-то помогало, что-то отправляло его прямиком в геенну огненную. Боль была невыносимая. Казалось, что голова разлетится на куски. Кровь отвердевала. Его рвало собственной кровью.
Доктор Коннорс прописал ему особые таблетки. Поначалу он принимал немного. Боль утихала, он даже забывал о ней до следующего проявления, но затем что-то изменилось. Таблетки слабели, но он их пил. Все больше и больше. И тогда боль вновь утихала. Ненадолго. Док говорил, что нельзя так... Говорил, что нельзя так издеваться над собой. Поэтому он перестал давать их.
– Это все ради твоего же блага, Уилсон, – говорил он ему, убежденный в своей правоте. В боли не правых. Есть только чувство боли, но док не понимал этого и твердил свое.
– Вы не знаете, что такое боль. Вы не знаете, что есть ожидание смерти. Боязнь ее... И страх желания смерти, когда начинается боль.
– Мы переходим с тобой на новый метод. Более прогрессивный. Мы вылечим тебя. Только ты сам должен освободить себя. Переступи через этот барьер. Боль лишь в твоей голове.
– Именно. В голове. Которой сейчас не станет, – и он закричал. Он всегда кричал от этой боли. Он гневил и бога, и даже мать в тот момент, за что Уэйду было стыдно. Только доктору Коннорсу не было стыдно.
Поэтому Уэйд мог просить помощи только у одного человека. Флэш Томпсон... Он часто помогал Коннорсу в его исследованиях.
Именно он мог достать для Уэйда таблеток. Если попросить, все-таки Уилсон верил, что в каждом человеке можно выявить что-то хорошее, если найти нужную точку и надавить на нее. Боль сковала его тело, и ему было не до психологии. Также он верил, что все люди до какой-то степени психи, тут и точку искать не надо. Жизнь сама давит на них, раскрывая все дерьмо.
– Мне нужны мои таблетки, Флэш. Мне они очень нужны. Голова раскалывается, меня всего разрывает. Пожалуйста, помоги мне. Господи... – Уэйда всего трясло, пот ливнем стекал по его покрасневшему лицу, а дышал он тяжело и часто.
Флэш ехидно улыбался, наблюдая за муками Уилсона, с нескрываемым наслаждением смотрел, как тот корчился, едва удерживаясь на ногах, коленями падал на снег. Они оба были в переулке за баром, куда по своему обычаю после работы Флэш отправлялся после работы. Уэйд заявился к нему и упал на колени. Стал просить о помощи. С разбитым носом он вышел на улицу, а следом за ним пошел Флэш.
– Уэйд, это для твоего же блага, – тяжелым голосом проговорил Томпсон, склоняясь своей огромной фигурой над хрупким и болезненным телом Уэйда. Тот посмотрел на него снизу вверх, не моргая, сверкая глазами. Его кровь из носа капала на белоснежный снег.
– Кончай с этим дерьмом, Уэйд, – продолжал Флэш в своем тоне. – Я не принес тебе таблеток. Не потому, что не хочу помочь тебе. Наоборот, я пытаюсь помочь тебе.
– Я умираю... – стонал Уилсон.
– Ты умираешь. И ты излечиваешься. Это называется очищение. Ты на заключительной стадии, самой сложной и мучительной. Именно сейчас ты поймешь, будешь ли жить дальше или умрешь. Пересилишь себя, свою боль, и тогда, быть может, боль отступит.
– Мне все равно. Я не могу это терпеть.
– А знаешь, мне тоже. Мне тоже все равно, сдохнешь ты или нет. Надоело врать. Мне тоже надоело это терпеть. Смотреть, как кто-то плюет в мою сторону, пренебрегает моей помощью, пользуется моим доверием...
– Что ты такое говоришь, Флэш? – слова Томпсона пугали его сильнее, чем прежде. Казалось, он обращался не к нему, он смотрел сквозь Уэйда, а говорил будто с кем-то другим. Затем он перевел взгляд вниз, на мучавшегося Уилсона, испуганно смотрящего наверх. Так они стояли несколько мгновений, поглощая друг друга глазами, каждый думал о своем в тот момент.
– Скажи, что тебе нужно, – прервал молчание Уэйд. – Скажи!
– Мне нужна она.
– Она? О ком ты говоришь, Флэш? – Уэйд искренне старался уловить полет мыслей Томпсона. От этого зависела его жизнь. – О ком?!
– Мэри. Я видел тебя с ней, – голос Флэша изменился. В нем стало больше злости и терпеливой ненависти. Голос скрежетал. Медленно. Остро, как острая боль пронзала тело Уэйда.
– Ты ее знаешь?
– Конечно, знаю. Еще бы мне не знать Мэри Джейн Уотсон. Та самая дрянь, лишившая меня глаза. А ведь я люблю ее. После стольких лет чувство не ушло. Я до сих пор испытываю к ней это чувство. Она предала меня... – Флэш задумался. – А ты приведешь ее ко мне. Сам, я ведь не маньяк какой-нибудь, чтоб за девкой бегать.
– Что? Хрен тебе, Флэш! Хрен тебя, я приведу Мэри! Пошел ты, – плюнул Уэйд в сторону Флэша, но не попал.
– Пошел ты и твои вонючие таблетки. Тебе их все равно никак не получить, и не надейся на дока. Вся надежда сейчас только на меня. Понял, Уэйд? Пошел ты, Уэйд. Мучайся и подыхай.
Уэйд Уилсон не ответил ему, просто смотрел, все так же тяжело дыша.
– Я надеюсь, ты подумаешь, Уилсон. И подумаешь хорошо. Десять часов. Здесь же, – уходя, сказал Флэш Томпсон и бросил на снег две маленькие капсулы столь желаемого лекарства на радость Уилсона.
Труп на земле. Старый приятель. Испачканный кровью некогда белоснежный снег. Забавно, снег, словно дар с небес, такой чистый, такой светлый, но стоит ему коснуться земли, как он покрывается грязью и начинает таять. Кровь на снегу... Безумство в глазах маньяка, изрубившего тело парня. Зверство. Этот город повидал многое. Такое убийство не редкость.
Однако это дело не казалось плевым. Питер что-то упускал. Мельчайшую, но очень важную деталь.
Гвен с силой захлопнула дверь своего кабинета, едва не выбив стекло, затем спустила жалюзи. В кабинете были они двое: Гвен и Питер. Тот сидели смирно на стуле, уставившись на картину на стене. Пауки, черные пауки. Огромные, страшные насекомые, безжалостные твари. Плетущие свою паутину. И снег. Вокруг был снег, как и за окном.
– Как ты мог, Питер? – прервала его мысли Гвен. – Как ты мог не сказать мне, что знал убитого? Как ты мог заявиться без разрешения к Осборну?
– Прости, я не был уверен, – снова соврал Питер, но сейчас ему было все равно.
– Это неважно. Я должна была предугадать и отправить за тобой кого-нибудь, – казалось, Гвен успокоилась. – Чем можешь поделиться?
– Гм, собственно, мало чем. Есть мнение...
– Чье мнение? – тут же его перебила Гвен.
– Мое, – Питер ошеломленно замялся, но продолжил: – что в дело, возможно, замешаны последние исследования в области изучения раковых клеток и их обезвреживания. Мне кажется, или кто-то имеет зуб на них, или просто банально пытается стырить лекарство от рака.
– Убитый Томпсон был санитаром в центре, маловероятно, что он злоумышленникам могло бы понадобиться ради своих целей его устранение.
– Как бы ни так. Дело в том, что Флэш Томпсон работал вместе с доктором Коннорсом, ведущим специалистом в этой области. Значит, имел доступ ко многим исследуемым препаратом. И... – тут Питер сделал паузу. – Я заметил, что тот паук, которого мы обнаружили на его теле, внешне похож на аимовские образцы. Это предположение, но мне кажется... Флэш Томпсон потихоньку таскал с работы не только стикеры и скрепки как все.
– Все, что я слышу от тебя, безосновательно. Где факты? На каком основании ты вообще оказался в центре АИМ?
– Меня пригласили.
– Это дело не кажется мне простым, – Гвен выглядела озадаченной. Она бродила по кабинету из стороны в сторону, внимательно рассматривая каждую деталь пола под своими туфлями.
– Выяснили, что за паук? – спросил ее Питер.
– Еще нет. Я сообщу тебе, когда узнаю что-нибудь.
На этот раз Гвен Стейси была спокойна, после своего недавнего скачка негодования она быстро притихла и задумалась. На лице Питера расползлась улыбка. Именно такой она ему всегда нравилась: задумчивая, спокойная и рассудительная. То, чего ему недоставало.
Они сидели вместе в баре, слушали музыку и пили холодное пиво. Мэри весь вечер молчала, лишь иногда пошмыгивая своим маленьким носиком. Уэйд с нее глаз не сводил. Она не хотела уходить. Наверное, ей было просто приятно в тот момент сидеть с ним рядом, но не тесной квартире. Чтобы не заплакать, подумал Уэйд.
Вечером она пришла к нему вся в слезах, рассказала ему, как на работе к ней приставал директор. Обычное дело, особенно для известного бабника Джеймсона, но Уэйд действительно пожалел ее, выслушал внимательно, обещал помочь. Она не хотела оставаться с ним одна в квартире. Хоть Мэри и испытывала к своему соседу влечение, она его боялась. Как и каждого в этом городе, что сам пугал ее до смерти.
Они оба вышли на улицу, держась друг за друга. Мэри была уже весела, она негромко смеялась. Уэйд крепко обнял девушку за плечо, чтобы самому не упасть на холодный снег.
– Надо же, как раз вовремя, – прозвучал знакомый тяжелый голос сзади и из тени показался Флэш Томпсон. Мэри, увидев его лицо, испуганно попятилась назад, держа за руку Уэйда, но тот стоял как вкопанный, пристально вглядываясь в лицо Флэша. Девушка уперлась спиной в кирпичную стену, она разжала вспотевшую ладонь. Томпсон неспешно подошел к Уэйду на шаг, но не более.
– Что это значит? – с дрожащим голосом выдавливала из себя Мэри, хватая ртом воздух. – О чем он говорит? Кто это?
– А ты разве не узнаешь? – Флэш уставил свой гневный взгляд в ее сторону. – Мэри...
– Бог мой, это ты... – вдохнула она резко ледяной воздух и зажмурилась.
– Не подходи близко, – расчетливо произнес Уэйд, стараясь выглядеть устрашающе. Все его мускулы напряглись. Он был готов к выпаду. – Я не дам тебе причинить ей вред.
– Искренне верю. Погоди ты... – Флэш достал что-то из кармана и протянул Уэйду. Тот посмотрел на ладонь. Маленький черный мешочек некрепко лежал в крупной руке Томпсона.
– Что это?
– Это твоя последняя стадия. Хочешь, наконец, покончить со своими муками? Тогда возьми.
– Я просил принести таблетки, – с недоверием проговорил Уэйд.
– Я предлагаю тебе большее. Раз и навсегда покончить с этим дерьмом. Выжить или сдохнуть к чертям собачьим, но прямо сейчас, прямо здесь. Это твой шанс.
Мэри открыла глаза, на которых выступили слезы. Все перед ней размылось. Она хотела бежать, но колени отчаянно дрожали и не слушались ее.
Флэш Томпсон... Она всегда помнила его. Его лицо всегда было перед ее глазами, когда она ложилась спать. Это был ее кошмар. Однажды он хотел ее, но когда ему не удалось заполучить ее ни своей красотой, ни силой, он захотел убить ее. И тогда Мэри пришлось ответить. О, Боже... Она всегда будет помнить его лицо. И кровь... Кровь, брызнувшую ей на лицо прямо из глаза Флэша. Блеск лезвия в ее руке. Теперь она жалела, что не убила его тогда.
Уэйд раскрыл мешочек, и на его ладонь выпрыгнул большой черный паук. Прежде, чем Уилсон осознал это, тот успел укусить его и спрятаться за его рукавом. Уэйд затряс рукой, сбрасывая насекомое. Флэш смеялся во весь рот.
– Теперь ты помечен, Уэйд. Теперь мы узнаем, насколько ты силен, – самодовольно говорил он.
– Что это за хрень такая?!
– Ты же хотел избавиться от боли.
– Ты меня убить вздумал?! Ни хрена не выйдет. Я все расскажу... Пусть люди знают.
Блеск лезвия... Флэш вытащил нож, огромный нож из-за спины. Он был настоящим зверем, чтобы носить с собой тесак, вдруг подумала девушка. Напряжение в воздухе нарастало. Мужчины не двигались. Они о чем-то спорили. Уэйд кричал о каких-то таблетках... Затем звук удара, и Уэйд упал перед ее ногами. Мэри резко зажала рот, чтобы не закричать, хотя это было бы луче всего в тот момент.
В груди Уэйда торчал этот огромный нож. Кровь текла ручьем и вдруг прекратилась. Он распахнул глаза и встал так быстро, что Флэш от неожиданности отскочил назад. Мэри чуть не упала в обморок...
Когда уже Уэйд набросился на Томпсона, Мэри пересилила себя, тут же схватила телефон из сумочки и, на короткое мгновение задумавшись, набрала номер Паркера. В трубке звучали длинные гудки. Казалось, это длилось часами. Из-за бури не было видно, кто кого именно избивает, но Мэри трясло от ужаса. Она боялась за Уэйда и за себя. Никогда ей не было так страшно. Всю жизнь она считала себя если не бесстрашной, то вполне сильной женщиной.
Ладони ее замерзли и онемели... Наконец, в трубке ей в ответ что-то щелкнуло, и раздался мужской голос. Автоответчик.
Питер Паркер подошел к своей двери, медленно вставил ключ в скважину и повернул, тяжело дыша от усталости. Глаза его слипались, он еле держался на ногах. Он щелкнул выключателем, но свет не включался. Для верности он щелкнул еще раз. Внутри была тьма тьмущая, двигаться можно было только на ощупь. За много лет детектив так и не привык бывать дома, чтобы ориентироваться в собственной квартире даже с закрытыми глазами.
Кое-как он добрался до дивана в гостиной и завалился на него, не снимая пальто. Рукой Питер нащупал кнопку автоответчика. Редко ему кто-то звонил, но все же проверять стоило. Прошлый звонок стоил жизни Флэшу Томпсону. Но он так и не выяснил ничего.
«Питер, нам нужно встретиться. Это очень важно, – говорил голос Гвен по автоответчику. Питер устало кивал ей в такт: надо, так встретимся, думал он, но не сейчас. За этот долгий день он порядком устал от нее. – Тот паук... Им не удалось определить его вид, но они заявляют, что в природе таких нет. Самое главное, Пит, он радиоактивен. Еще мы получили результаты анализа той крови: это была кровь не убитого Томпсона, Питер. Ты должен кое-что знать... Это подвергшаяся радиации кровь... Ты должен скорее связаться со мной. Я не могу обсуждать это по телефону».
Она просила скорее. Она ждала его. Питер за долгое время испытал, наконец, это чувство... Не знал, как описать его одним словом, но это чувство, когда кто-то нуждается в нем, он не испытывал очень давно. Даже будучи детективом.
Иногда Питер задумывался, иногда, зачем он вообще стал детективом. Он не знал сам, получал ли от этого удовольствие. Всегда воспринимал это просто как работу, как средство заработка. Как многое другое.
Люди умирают, люди изменяют друг другу, люди не верят друг другу, а Питер Паркер просто выполняет свою работу. И остается только кровь на снегу.
Позади ему послышался шорох. Питер быстро встал с дивана и попытался приглядеться сквозь тьму. Он ничего не видел. Что-то упало, он обернулся на звук. И вдруг его ударили чем-то тяжелым по затылку... Питер Паркер вырубился и очнулся намного позже.
Тихо играла музыка, навевающая на рождественский лад. Приятно запахло снегом, но было тепло. Пот стекал по лбу, по его влажным волосам. Кто-то рядом с ним разговаривал. Речь шла об Уилсоне. По крайней мере, он расслышал его имя. Питер постарался прислушаться, но голова болела. Звуки стали вдруг тяжело различать. Кто-то направился в его сторону.
– Зачем ты притащил его сюда? – крикнул куда-то в сторону приближающийся голос.
– Босс приказал, – послышалось издалека.
– Ты вообще думаешь головой? – голос обретал взволнованные нотки. – На кой черт мне нужен он? Где Уилсон? Нам нужен Уилсон, образец для моих испытаний.
– Спокойно, док. Будет вам образец для испытаний.
Питер Паркер распахнул глаза. В нескольких метрах от него стояли ученый в белом халате и здоровяк в черном костюме, который пальцем указывал на него. Он усмехнулся, обнажив свой острый оскал из ряда золотых зубов. Ученый прытким шагом подскочил к Питеру, сверкая на свету своими круглыми старомодными очками.
– Вы проснулись?
– Доктор Коннорс? – удивился Питер. Судя по столь же улыбчивому и добродушному выражению лица доктора, тот тоже был рад видеть Паркера.
– Мистер Паркер, какая неожиданная встреча. Жаль, что при нынешней ситуации, да и поболтать у нас времени особо нет, но вы не отчаивайтесь.
– Меня будут искать. Гвен...
– Нисколько не сомневаюсь, – пробасил здоровяк, стоявший в стороне. – Особенно после того, как она обнаружит в твоей квартире труп молодой девушки.
– Кто?.. – Питер вдруг почувствовал себя сраженным.
– Ты ее не знаешь. Но ее знал Уилсон.
– Господи, разве необходимо было убивать ее, Рино? – доктор кричал на здоровяка, но не поднимал на него своих глаз. – Иногда твоя увлеченность меня просто поражает. Мы тут между прочим жизни спасем, а не отнимаем их.
– Так велел босс. Что велит босс, не обсуждается.
– Босс? – спросил Питер. – Мистер Осборн? Это он ваш босс?
– Это не имеет значение, мистер Паркер, – в голосе доктора чувствовалась глубокая усталость и отстраненность. Он говорил медленно, причмокивая и гуляя взглядом. – Сейчас нет. Вам бы выжить, согласитесь со мной. Мы на последней стадии, – величественно декламировал доктор словно заведомо подготовленную речь, заполняя шприц чем-то розовым и угрожающим. – Эксперименты на мистере Уилсоне, в кои-то веки, принесли положительный результат, но мы должны сначала все проверить-перепроверить, дабы убедиться в стойкости формулы и, естественно, привезти назад вашего друга. Теперь его кровь очень ценна для всего человечества.
– Зачем я вам? Уэйд не придет сюда за мной. Он не знает... Он не дурак.
– Да, не дурак. Но кто может сказать наверняка? Боль каждого сводит с ума. Его тело все еще нуждается в болеутоляющих, а главное – в нем нуждается его сознание. Ну, явится ли он сюда или нет, скажу точно одно: пока наш опытный образец гуляет на свежем воздухе, мы испробуем лекарство... на вас, мистер Паркер.
– Но у меня нет рака! – настаивал Питер.
– Конечно, нет, – согласился доктор, спокойном тоном что-то приговаривая, и занес иглу Питеру прямо в шейный позвонок. По всему телу пробежала дрожь. У него резко начался озноб. Шея и плечи онемели.
– Что вы делаете?! Что вы мне вкололи?
– Расслабьтесь, мистер Паркер. Пускай будет больно, но вы сделаете огромную услугу всему миру. Долгое время мы бились лбом об стенку непонимания, но сейчас мы, наконец, нашли способ активировать полученную сыворотку в теле человека, и с вашей помощью мы докажем эту теорию на практике.
– Над Уэйдом вы тоже самое проделали?
– Мы, – доктор сделал ударение на это слово, – ничего с ним не делали. Уилсон был сам виноват. Он не желал лечения, он лишь хотел притупить боль. Жалкий человек, он не думает о будущем. Вы же не такой, вы же думаете о будущем, мистер Паркер?
– Я думаю о том, что вам своего будущего не видать, – злобно изрек Питер.
– Угроза?.. – удивленно спросил Коннорс, положив свою руку на плечо Паркера.
– Тонкий намек.
Здоровяк поднес к его ногам металлический ящик, с грохотом опустил его и поднял боковую крышку. Питер внимательно вглядывался внутрь. Что-то ползло к нему. Доктор, похлопав по щеке Питера, уже успел скрыться вместе со здоровяком Рино. Питеру стало страшно, гораздо страшнее. Он испытывал настоящий ужас... Целый рой черных как смоль пауков выползало наружу из ящика, стремительно они подползали к нему, цокая по холодному кафелю своими лапками. Питер закричал, забился в истерике. Его всего затрясло.
Боль ужалила его, затем руку ошпарило еще раз. И еще раз. Пауки кусали его повсюду. Они заползали под одежду, приникали по всему телу в каждый закоулок. Он тонул под ними, уже переставая чувствовать свою кожу. Боль стала уходить, оставался только холод. Но Питер кричал что есть сил.
Пауки расползлись по его лицу, но сквозь мохнатые острые лапки он заметил некое красное пятно, прошмыгнувшее подле него. Прозвучали звуки выстрелов, за ними последовали смачные удары будто кухонным топором по свежему мясу... Затем все стихло, и только острая боль по всему телу и изнутри осталась.
Звук грома заставил его сердце биться быстрее. Оно стучало бешено. Все чаще, все быстрее. Питер раскрыл глаза, и белый свет ослепил его. Он хотел вдохнуть, но не мог. Что-то не давало ему... Что-то склеило его рот. Он не чувствовал своего тела. Гром продолжался. Звук капельницы бил по ушам. Он дышал носом, очень резко, в такт своему сердцу. Что-то пищало...
Приходя в себя, Питер понял, что лежал в больнице. Он был весь перебинтован. Тело он до сих пор не чувствовал. В глазах был туман. Странные звуки, чьи-то голоса, знакомый голос. В его палату вошел Уэйд. Его лицо было испугано. Он не смотрел другу в глаза. Он боялся.
Уэйд осторожно подходил ближе и что-то бубнил. Питер не слышал его.
– Прости меня, Пит. Это моя вина, – едва расслышав это, понял из его речи Питер. – Прости меня, – он прикусил губу, взгляд опустил себе под ноги. – Полиция меня разыскивает, Пит. За убийство Мэри, черт бы их побрал. Я ведь полюбил ее, как никогда в жизни.
Уилсон схватил стул и подпер его близко к койке. Его глаза сверкали яростно и отчаянно, он смотрел полным испуга и горечи взглядом. Питер помнил этот взгляд: в тот день, когда Уэйд узнал, что болен раком, его взгляд был тогда тем же. Но сейчас все несколько иначе.
– Когда умерла моя мать, я верил, что это была честная сделка. Господь дал мне второй шанс, взамен забрав ее у меня. Я не вправе не сердиться на него, не вправе подвезти. Я верил, я думал, что я особенный... Я верил, но теперь, когда он отнял у меня любимую женщину, когда мой лучший и единственный друг умирает от рака, я больше не верю в это. Мне кажется, я схожу с ума. Это моя вина. Я не тот, кому Господь должен был доверить эту жизнь. Я не оправдал доверия.
– Ты ни в чем не виноват, – прошептал Питер. – Это все они... – но Уэйд не обратил внимания.
– Помнишь, что ты говорил мне? Все мы здесь ради чего-то... Ты помнишь, говорил, что не стоит оканчивать свою жизнь лишь кровавым пятном на снегу? Я должен заплатить за все. Ублюдок должен умереть.
– Не переживай, Уэйд, – сказал Питер, но его слова так и не были услышаны.
– Мы с тобой теперь как братья, – словно поняв его, произнес Уэйд и положил свою руку на грудь Питера. – Я докажу тебе и всем, что я – не пятно на снегу.
Уэйд попытался улыбнуться другу. Жалостливая улыбка, полная сострадания. Но нет, Питер не готов был опускать руки. Каждый должен отвечать за свои грехи. Эта мысль придавала его телу силу. А сила налагает ответственность.
Норман Осборн сидел допоздна в своем кабинете. Работы было много, а стакан виски был лишь наполовину полон. Пробило уж полночь, но он даже не собирался домой. Часы раздражительно тикали, напоминая о времени.
Уж сколько лет он проработал в центре в качестве директора, но никогда не чувствовал себя в таком неведении как сейчас. Казалось, он не видит вообще ничего, что происходит у него под носом. Когда такое случается, говорил он себе, понимаешь, что ты больше никто. Тот, кто власть держит в своих руках, должен доказывать, что того достоин, но он не чувствовал себя больше ни достойным власти, ни обладающим ей. Все уходило из-под рук.
Затем приходит частный детектив и своими презренными намеками угрожает или же предостерегает, что не суть важно. Раздавить бы его как букашку, да гордость не позволяет. И мораль, выдуманная дьяволом, чтобы люди чаще всего ею пренебрегали. Какова ирония. Но Норман никогда не позволял себе выйти за ее рамки. Он мог многое, но не обмануть совесть.
Подул холодный морозный ветер из распахнувшегося настежь окна, пол под ним сразу засыпало снегом. Норман вскочил, чтобы запереть окно, как вдруг он почувствовал чье-то присутствие в полумраке ночного офиса. Он медленно осторожно повернулся, держа руки поднятыми на уровне груди...
Незнакомец громко и тяжело задышал. Его лица под тенью широкополой шляпы не было видно, руки были спрятаны в карманах пальто. Сам он весь сгорбился и выглядел болезненно.
– Как вы попали сюда? – серьезным голосом спросил Норман. Гость не ответил и даже не пошевелился. Тогда Осборн сам к нему подошел, краем глаза смотря под ноги. Звук его дыхания стал раздаваться все громче и громче. – Кто вы и что вам нужно?
– Это ты... – прохрипел незнакомец. – Ты во всем виноват... Не так ли?..
– Да что вы несете такое? Убирайтесь отсюда, пока я не вызвал полицию, – Норману это совсем не нравилось. Он выждал пару секунд молчания, затем быстро подошел к своему столу, где он хранил револьвер. Только он потянул руку, как в его ладонь вцепилась какая-то липкая дрянь, похожая на паутину, и прилепила ее к столу. Паутина больно обжигала кожу.
– Что за чертовщина!? – поразившись, изрек Осборн и повернулся в сторону незнакомца. Тот уже снял шляпу и расстегнул пальто, под которым по всему телу были только больничные бинты и даже на лице, а на месте глаз – темные круглые очки, зловеще отблескивающие тусклый свет от настольной лампы. Норману стало страшно.
– Убийца...
– Нет. Это не так. Я ничего не делал, клянусь.
– Клянись, если... того хочешь... Это неважно... Ты недостоин жить.
– Господи, да за что?! – закричал Осборн, пытаясь высвободить руку из-под паутины. Он от злости долбил по столу из красного дерева, надеясь разбить его в щепки. – Кто ты такой?!
– Я твой шанс на спасение... – хрипел зловещий гость, подходя ближе. – Который ты упустил...
Гость поднял свои руки ладонями перед глазами Нормана, и в следующее мгновения липкая дрянь обожгла ему лицо, рот, облепила глаза и уши. Он ничего больше не видел и не слышал. Он отчаянно не понимал, что происходит. Норман Осборн хотел проснуться, он хотел, чтобы все это оказалось дурным сном, но боль противоречила этой надежде. Быть может, подумал он, настало время его искупления за все то зло, что он совершил во имя науки... Если бы только знать, что было злом и в чьем оно понимании зло.
Ветер обувал ее лицо, румяня щеки. Ее покрасневшие глаза неподвижно уставились на тело Нормана Осборна, на ее лице ни одна морщинка не сдвинулась. Гвен тоскливо смотрела сквозь поднявшийся ветром снег на мертвеца и отчаянно пыталась понять, что же происходило, что же она упустила. Питер исчез, однако врачи говорили, что долго он не проживет. Уэйд Уилсон скрылся, а в их с Питом квартире был обнаружен труп соседки по имени Мэри Уотсон. Совсем еще молодая была. Не самое лучшее рождественское утро.
Уоллес копошился над трупом, присев на корточки. Эдди Брок фотографировал, что-то помечал в своем блокноте и изредка поглядывал на детектива Стейси. Все занимались работой, и только Гвен пыталась найти ответ. Кровь на снегу мертвого человека на месте предыдущего убийства... Привели ли его сюда, или он сам напоролся здесь на роковое стечение обстоятельств – неизвестно. Ни свидетелей, ни орудия убийства, ни мотивов. Просто кровь, и ее много. Жестокая смерть.
Багровое пятно на белом снегу под лежащей ладонью Нормана, это не было похоже на его кровь. Возможно, это кровь убийцы. Гвен подошла вплотную к следу и пригляделась. Цвет крови чем-то отличался от обычного вида, а запах... То был некий резкий неестественный аромат, немного приторный.
Гвен положила свою руку на грудь убитого. Сердце, естественно, давно уж перестало биться, но что-то шевелилось внутри. Словно не один... сотни пауков внутри него пытались проскрести себе выход наружу.
Две фигуры со стороны наблюдали за ней. Обмотанный с головы до ног бинтами, Питер Паркер закутался в пальто, чтобы согреться, но морозно не было. Уэйд Уилсон поддерживал своего друга, но тот откинул его руку. Они не разговаривали. Оба и так понимали, что это конец. Теперь каждый должен идти своей дорогой, пока не докажет, что не зря им дана была новая жизнь. Питер еще раз посмотрел на Гвен Стейси. Он вспомнил то теплое чувство, которое когда-то испытывал к ней и сохранил его в своем сердце, внутри которого все покрылось инеем как у мертвеца.
На самом деле, он впервые тогда почувствовал, что жив по-настоящему. Как если бы вся его прежняя жизнь оказалась сном, а теперь он проснулся. И впереди еще целый день...
Кстати, спасибо за критику, хоть я надеялся на нечто большее, чем просто "ты не умеешь писать".
Мда, наверное это камень и в мой огород. А ведь я такого не говорил. Говорил про куболитры "воды", но даже это не проблема. Ладно, попробую еще раз.
(засучиваю рукава) Ну-с, начнем:
Скрытый текст - Мано-мано:
Цитата:
Сообщение от Snake_Fightin
Снег кружится, серебристый снег, игривый и холодный... Неприятно липнущий к щекам.
Кружится снег - серебристый, игривый и холодный... Так вот надо. При том, что указаннные в предложении прилагательные эпитеты создают о снеге благоприятное впечатление. И тут сразу "Неприятно липнущий к щекам"
Цитата:
Сообщение от J3RICHO
Вокруг слоняются люди, кто-то спешит за покупками, за новыми товарами и скидками, за давкой в очередях, за брань, за кошелками своими и чужими, за рождественскими елями и за подарками своей семье.
Вокруг слоняются люди. Кто-то спешит за покупками: за новыми товарами и скидками, за давкой в очередях, за брань, за кошелками своими и чужими, за рождественскими елями и за подарками своей семье. Так вот надо. И еще: а что такое "за брань"?
Цитата:
Сообщение от J3RICHO
Просто в это время года даже преступники становятся добрее и терпимее в ожидании праздника. Это несколько сокращает обычное число шальных пуль, которых ты можешь получить, просто прогуливаясь по городу в будний вечер.
Все таки стремно жить НЙ-сити, кроме, как на рождество. Вчера в интернете прочитал прогноз погоды в ЮЭсА. Метеорологи обещают на будни проливные дожди из "шальных пуль".
Цитата:
Сообщение от J3RICHO
Грязи не становится меньше, ее укрывает плотным слоем снега.
Красиво, но к чему оно здесь? Если это метафора по поводу уменьшения все тех же шальных пуль, то как-то не с первого раза вьезжаешь. Кстати, тогда после "меньше" добавь "просто" или тире.
Цитата:
Сообщение от J3RICHO
Иногда плохо без машины, думал он, но еще хуже, когда денег на машину нет.
Большинство ньюйоркцев пользуются такси или метро, а не личным транспортом - уж больно жосткие у сити автопробки. Поэтому в данном контексте немного не в тему. Но может и прокатит.
Цитата:
Сообщение от J3RICHO
Это было не то, что он ожидал увидеть.
А что он ожидал увидеть? Выше по тексту никакого намека, даже полурасплывчатого саспенс-флера по этому поводу.
Цитата:
Сообщение от J3RICHO
Питер огляделся внимательно.
Питер внимательно осмотрелся. Так вот надо.
Цитата:
Сообщение от J3RICHO
Между людьми с фотоаппаратом наперевес ловко просачивался Эдди Брок.
Где запятые после "людьми" и "наперевес"? А будь я строгомыслящим читатклем, то поинтересовался бы еще по поводу: насколько ловко просачивался мистер Брок?
Цитата:
Сообщение от J3RICHO
Пройдоха Брок из Дэйли Бьюгл, смертельный яд города Нью-Йорк в лице добродушного журналиста.
Экзорсизмус Диабликус! Противоречие - пройдоха, смертельный яд в лице добродушного журналиста. Оставь что-то одно. Скорее про пройдоху и смертельный яд
Цитата:
Сообщение от J3RICHO
– Так, кто-нибудь объяснит мне, почему посторонние на месте преступления?! – знакомый до боли голос раздался, как раскат грома, облив холодом последние теплые чувства, успевшие нахлынуть на него, когда он вновь на мгновение увидел ее.
Вот такие "красивости" здесь никто не любит. Сразу кричат "Фуфел! Ату его! Ату!" и науськивают цепных чихуа-хуа-отрывателей гениталий. И они по-своему правы - дух эпохи диктует свои условия.
Цитата:
Сообщение от J3RICHO
Гвен уже величественно стояла над трупом
Из разряда все тех же "красивостей".
Цитата:
Сообщение от J3RICHO
– Много крови… – тихо прошептал Питер, едва увидев картину убийства. – Смотрите, тут тоже кровь, – он указал на едва ли заметную лужицу крови в паре метрах о убитого.
Хреново работают буржуйские копы -в паре метрах такую шнягу не разглядеть. На работу с бодуна... Где говоришь дело - В Бронксе, не в Брайтон Бич?
Цитата:
Сообщение от J3RICHO
Ехидная ухмылка Брока исчезла с его лица, оставив вместо себя подрагивающую от гнева бровь и оскалившееся стучащие от холода зубы.
– Есть след от укуса паука, – высказал слово судмедэксперт Уоллес.
– К чему бы это? – задумался Питер.
Наверное, к деньгам. Все таки капиталистические загнивающие судмедэксперкты на голову выше наших. Вот так, посреди улицы, без всякой там тест-лаборатории определить, что укус именно паука, а не, например, калифорнийской м*ндавошки - это приходит с годами и опытом. Ставлю в пример.
Вообщем, вот такие вот дела, друг. Почитай, вылови ошибки - стилистические и орфографические, состыкуй логику. Разбей текст на кусочки и отдели зерна от плевел.Что-то наклюнется. Атмосфера мультика на ТНТ, там где песенка была веселая: "Спэйдермон, Спэйдермон, бла-бла-бла-бла Спэйдермон" есть. А это уже неплохо.
Последний раз редактировалось Линолеум; 22.11.2009 в 18:58.
Один из первых рассказов в собственной вселенной (глоссарий на 50 страницах не прилагаю), написанный много лет назад. С тех пор много работал и писал, дрался с двумя критиками на дуэли, выработал систему вторичной обработки текста... Но всё же интересно впечатление читателя о началах ;-)
Скрытый текст - spoiler:
ВСПЫШКА
02.07.3482 г. Планета Амалия, окрестности города Ниид. Полевой штаб 12-ой ударной армии Земной Федерации.
В помещении штаба было душно и накурено. Старшие офицеры смолили сигарету за сигаретой, а младшие либо поглядывали на них с завистью, либо втихаря придвигались к двери и окнам, где концентрация дыма была послабее – в зависимости от того, как они относились к курению. На стене перед офицерами висела огромная карта детально изображавшая город Ниид и позиции противников. Город находился точно в середине, между красной и синей линиями, обозначавшими границы территорий, контролируемых войсками Империи и Федерации соответственно. Полковник Йормальсон, отвечающий за стратегическое планирование, возил по карте световой указкой.
- Таким образом, - вещал он, - наше положение является крайне выгодным. Отступать дальше имперцы уже не могут, иначе фронт разорвется. И в то же время у них недостаточно сил, чтобы остановить нас. Если мы нанесём удар в течение ближайших пяти дней, мы сможем прорвать фронт, разгромить двадцать вторую имперскую армию и взять в котёл двадцать седьмую, шестьдесят третью и пятую бронетанковую. А это будет означать полный разгром имперской группировки на Амалии.
- Вы сказали – в течение пяти дней? – спросил генерал армии Иващенко, командующий двенадцатой ударной.
- Да. По истечении этого срока противник может получить существенные подкрепления, что затруднит нашу задачу. Но не сделает её невыполнимой.
- Паттон, Гринсвальд, сможем ли мы уложить начало крупного наступления в эти сроки?
- Так точно, сэр. – Отозвались поименованные гененерал-лейтенанты.
- Можем уложиться и в два дня. – Уточнил Паттон. - В принципе, всё готово.
В этот момент в дверь штаба сунулся посыльный. Иващенко заметил его.
- Заходите, лейтенант. У вас какое-то сообщение?
- Так точно. – Отрапортовал посыльный. – По донесениям разведки противник начал отступление и покидает ранее занятые позиции. Так же их силы очищают город.
Генералы удивлённо переглянулись… 01.07.3482г. Генеральный штаб императорской армии на Амалии.
…- Таким образом, потеря Амалии будет означать крушение всей линии обороны и утрату нескольких стратегически важных звёздных систем. – Закончил рапорт штабной офицер.
- Спасибо, вы свободны. – Устало кивнул маршал фон Кропп, командующий группировкой императорских сил на планете.
Как только офицер покинул кабинет, вошёл полковник Браунс, глава местного отделения Службы Императорской Безопасности.
- Ваша светлость, по закрытой линии пришёл ответ на ваш запрос.
- И что там?
- Да, они подтверждают предыдущий приказ. Это не ошибка, а личная воля Императора.
Маршал закрыл лицо руками и сидел так несколько минут. Затем тяжело выдохнул и сказал уже привычным стальным голосом несгибаемого полководца:
- Ну, что ж. В таком случае, приступим… 04.07.3482г. Позиции армии Федерации.
…День шёл к концу. Солнце ещё не опустилось за горизонт, но краски мира потускнели. Вот-вот должны были начаться сумерки.
- И всё-таки я ничего не понимаю. – Покачал головой генерал Иващенко, задумчиво глядя на зубчатый силуэт далёкого города. – Почему они ушли? Здесь и только здесь они могли надеяться хотя бы задержать нас. Здесь город, холмы, выгодная позиция… Дальше – только плоская как стол равнина. Там не за что зацепиться. Мы просто раздавим их!
- Логики в их действиях действительно немного. – Согласился стоящий рядом Йормальсон. – Единственное, что приходит на ум – они чего-то ждут, на что-то надеются и поэтому оттягивают сражение.
- Вполне возможно. Но что? Наша доблестная разведка, похоже, в очередной раз лопухнулась. Однако мы должны быть готовы к любой пакостной неожиданности. Разведывательные части сейчас проверяют город, а авангард уже в пригородах. Пусть они займут Ниид, а там посмотрим…
- Хм, я думаю… Что это?!!...
В лицо генералам ударил ослепительный свет. Казалось, вспыхнули тысячи тысяч прожекторов, направленных от города к позициям федератов. Тени стали невероятно длинными, потянулись НАВСТРЕЧУ теням от солнца. Иващенко в тот миг отвёл взгляд, и потому вспышка не ослепила его полностью, как Йормальсона. Генерал поднял глаза и увидел…
- Это невозможно… - Выдохнул он. – Просто не возможно…
Его рассудок всё ещё не верил увиденному, а тело уже действовало согласно вбитым в него рефлексам. Иващенко схватил Йормальсона за воротник и швырнул его под защиту корпуса стоящего неподалёку тяжёлого танка, куда и прыгнул следом. Спустя секунду до них добралась ударная волна… 04.07.3482г. Город Ниид.
Разведывательный вертолёт Ми-17Р «Неясыть» парил над городом. На сером корпусе яркими пятнами выделялись трёхцветные гербы Федерации и чёрный силуэт меча с крыльями, символа федеральных ВВС. Пилот «Неясыти», старший лейтенант Нина Сомова, очень серьёзная для своих двадцати трёх лет девушка, беспрерывно вертела головой, бдительно оглядывая окрестные крыши и переулки. Считалось, что вражеских сил в городе уже нет, однако, разумеется, нельзя быть в этом полностью уверенным до завершения разведки. А пока бдительность являлась единственным залогом здоровья и жизни. Позади и выше девушки сидел лейтенант Мин, обвешанный своими экранами и индикаторами, на которые стекалась информация со всего следящего оборудования, коим был увешан вертолёт. Вообще, любую угрозу, будь то запуск ракеты ПЗРК, облучение лазером наведения или просто появления в зоне видимости вооружённых людей, должен был заметить он. Однако девушка вполне справедливо предпочитала полагаться более на свой опыт и интуицию, нежели на электронику. Когда возникает необходимость увести из-под удара такую тяжёлую и то же время чуткую к штурвалу машину, как «Неясыть» (фактически, переделанный одноместный ударный вертолёт Ми-17 «Коршун») важны любые мгновения, которые может дать именно интуитивное понимание происходящего.
- Квадрат семнадцать – чисто. – Бодро сообщил Мин.
- Отлично. – Сказала Нина, не отрывая взгляда от города. - Теперь пусть наземная разведка проверит. А мы пойдём в сектор девятнадцать.
Вертолёт лёг набок и сменил курс. В полукилометре от них пролетел другой борт, тоже шедший в новый квадрат.
- Сейчас… - Начала девушка, но её прервала ослепительная вспышка где-то справа, сзади. Светофильтры сработали вовремя, но глаза пилотов навернулись слёзы. Бортовой компьютер неожиданно заверещал: « Угроза для жизни!!! Фиксируется проникающее радиоактивное излучение!!!».
- Что это, Мин? – Потрясённо спросила девушка, смахивая слёзы тыльной стороной ладони и моргая. На сетчатке глаза ещё гас фантом вспышки, а Нина уже видела, как на том месте набухает нечто вроде гигантской опухоли, и от неё, словно волна от брошенного в воду камня, расходится, подминая по себя стоящие вокруг здания… Налетевшая ударная волна подхватила вертолёт и швырнула его вперёд и вверх. Многотонная машина заплясала, как сухой лист, поднятый ветром, кружась в невероятных зигзагах. Нина моментально забыла о вспышке и «опухоли», сосредоточившись на попытках остановить падение. В наушниках шлема тревожно гудели зуммеры, и механический голос вещал: «Быстрая потеря высоты! Опасная высота! Немедленно поднимитесь!», «Гироскопические системы в красной зоне, возможна потеря контроля!». И радио почему-то молчало, в наушниках не было даже привычной шуршащей статики. Но ей было не до того. В распоряжении пилота было всего несколько секунд. Судорожно работая штурвалом и педалями, лейтенант пыталась заставить вертолёт лететь прямо и ровно, и перестать снижаться. И что-то у неё получалось. «Неясыть» перестала безумно вертеться вокруг своей оси и неконтролируемо заваливаться вбок, стремясь опрокинуться вверх тормашками. В какой-то момент девушке удалось полностью восстановить контроль над машиной. Она потянула штурвал на себя, но было уже поздно – вертолёт как-то вскользь ударился брюхом о мостовую и странно, боком отлетел от неё. В лицо Нине бросилась стена какого-то дома. Она инстинктивно вскинула перед собой левую руку, пытаясь защититься. В следующий миг последовал удар… 04.07.3482г. Город Ниид. Подвал многоэтажного дома.
- Возможно, уже следовало бы выйти из этих катакомб? – Мрачно спросила Марта своего мужа. Муж никак не прореагировал, так как слышал этот вопрос уже в сто первый раз. Кроме них в добротном бетонном подвале находилось ещё с дюжину человек - в основном, жильцов соседних квартир. Все они спускались туда каждый вечер. И каждый день, когда слышали сирену воздушной тревоги. В импровизированном бомбоубежище имелось всё для более или менее комфортной жизни, но защиту оно давало скорее моральную. Нормального укрытия в городе, увы, не было – война накатилась на него столь стремительно, что никто не успел приготовиться. Активные боевые действия закончились, не начавшись, и строить бомбоубежища опять же не стали.
- Никто больше не будет нас бомбить. – Продолжала нудить Марта. – Наши войска уже ушли, федералы вступают в город… Что же они, на себя бомбы сбрасывать будут?
- Ну, поймите, дорогуша, - сказал пожилой Юлиус, сосед с третьего этажа, бывший военный, вышедший на пенсию ещё до войны, - сейчас в городе тем более небезопасно. Эти федералы – трусы. И сейчас наверняка будут палить во всё, что шевелится. У них нервы на пределе. Лучше ещё немного потерпеть. И вообще, вам никто не мешал эвакуироваться. Сами захотели остаться.
- Но здесь же мой дом! – Всплеснула руками Марта. - Я не могу бросить его, не могу бросить вещи… Да и как бы перенёс путь Саша? – Она посмотрела на пятилетнего сына, возившегося в углу с игрушками.
Одной из главных бед временных обитателей подвала была скука. Розетка в подвале была всего одна, и от неё работал кондиционер, а получать удовольствие от чтения могли далеко не все. Кто-то то и дело взбирался на ящик, поставленный под подвальным окном, и подолгу смотрел на улицу. Вот и сейчас мисс Алия встала на импровизированную подставку, чтобы выглянуть наружу.
- Слышите стрёкот? – спросила она. – Над нами сейчас пролетел вертолёт! На нём гербы Федерации! Низко-низко!
- Ну всё, значит. – Хмыкнул Юлиус. – Если они летают над городом на такой высоте, значит, ничего не боятся.
- Ой! – Неожиданно вскрикнула мисс Алия и упала с ящика. Кто-то из мужчин успел подхватить её. Во все узкие оконца ударил яркий свет, заливая помещение подвала. И почти тут же затряслась земля, заходили ходуном бетонные стены, посыпалось что-то с потолка… А потом что-то с невероятной силой ударило в дом… 04.07.3482г. Город Ниид.
Тонкая рука в серой пилотской перчатке высунулась из недр разнесённого в хлам вертолёта и ухватилась за край разбитого фонаря кабины. Напрягая все силы, Нина Сомова смогла подтянуться и теперь полулежала в своём кресле. Ей было очень плохо. Всё тело болело после страшного удара, и это было естественно. Наверняка переломаны рёбра. Во рту стоял привкус крови. Левая рука была распорота какой-то железякой от запястья до локтя, глубоко, до кости. Рукав комбинезона пропитался кровью, а малейшее движение вызывало острую боль. Однако ко всему прочему девушку ещё и мучительно, невыносимо тошнило. «Не хватало только… Чтобы стошнило… - Подумала она с яростью. – Ты же боевой офицер. Держись!». Она крепко стиснула зубы. Сил двигаться не было, но Нина стащила здоровой рукой тяжёлый круглый шлем и медленно огляделась. Длинные чёрные волосы не только рассыпались по плечам, но и упали ей на лицо. Девушка убрала их и, наконец, УВИДЕЛА. Города больше не было. Вертолёт лежал посреди того, что когда-то было улицей, настолько широкой, что, падая, он даже не задел лопастями здания. Его задняя часть, вместе с местом оператора, а также правый борт оказались полностью засыпаны каким-то мусором. Видимо, это всё, что осталось от многоэтажки, в которую они врезались. Нина могла смотреть очень далеко – вокруг не осталось ни одного высокого здания… Только горы битого кирпича, мусора, щебня. Кое-где ещё возвышались отдельные фрагменты стен, порой с оконными проёмами. Лишь в глубине города более или менее сохранились целые коробки домов, но выглядели они так, словно их «выдуло» гигантским вентилятором. Правда, было неожиданно темно – как будто небо застилали плотные тучи. И сверху сыпались необычайно крупные хлопья пепла, а в воздухе висела пыль, и, казалось, можно увидеть потоки ветра, играющие ими. Во многих местах над развалинами поднимались столбы дыма, и даже языки открытого пламени. Совсем рядом с вертолётом виднелась какая-то оплавленная металлическая конструкция. До старшего лейтенанта не сразу дошло, что это автобус. ОПЛАВЛЕННЫЙ. Опрокинутый и брошенный, как игрушка. Смятый и расплющенный. Потом словно включился звук. Где-то кричали. Далеко и близко. Везде. Кричали отчаянно, страшно. Мужчины, женщины, дети. Только тогда она начала понимать. Борясь со слабостью и тошнотой, девушка заставила себя встать и поднять глаза. Она посмотрела в сторону земных позиций. Там, между тем, что осталось от города и тем, что осталось от наступающей армии, медленно поднимался, уходя макушкой в стратосферу, невероятных размеров пылевой гриб-облако… Она стояла, пошатываясь и держась правой рукой за корпус вертолёта, её иссиня-чёрные волосы, спадающие на спину, стали серыми от осевшей пыли, а в наушниках брошенного ею шлема голос бортового компьютера, уцелевшего в своей бронированной ячейке, твердил: «Смертельно опасный уровень радиации! Нахождение на открытом воздухе без защитного снаряжения более двух минут опасно для жизни! Смертельно опасный…» Содержимое папки №1384, особый архив Пятого отдела СГБ Федерации.
Уровень секретности – АБСОЛЮТ. Число лиц, имеющих доступ, ограничено.
ХРАНИТЬ ВЕЧНО!
Доклад командующего группировкой федеральных
сил на Амалии, генерала Прэтчеса от 06.07.3482г.
«…в тротиловом эквиваленте. Напоминаю, что термоядерный боеприпас такой мощности был применён в военных целях впервые за последние несколько сотен лет. Из-за высокой концентрации наших войск в данном районе эффект наверняка превзошёл все ожидания противника. Невосполнимые потери составили около 600 тысяч человек (данные уточняются) [пометка карандашом: см. вкладыш 8]. Из них
- Убитыми: 180 тыс. (здесь и далее – цифры приблизительные)
- Ранеными и пострадавшими от облучения:260 тыс.
- Пропавшими без вести [пометка карандашом: Читайте – убитыми. Район уже занят неройцами, спасательных работ не проводили]: 160 тыс.
Также имеется неустановленное количество жертв среди мирного населения.
Фактически, наступление провалено. 12-я ударная армия, точнее, её остатки, отступили на старые позиции, с которых начинали наступление. Потери и моральное состояние не позволяют предпринять новую атаку в ближайшее время. Враг уже занял покинутые позиции, в ближайшее время ему придёт подкрепление. К счастью, у Неройской Империи по-прежнему недостаточно сил, чтобы закрепить успех. Тем не менее, это событие может иметь следующие последствия…» Вторая страница
Несколько пожелтевших бумажек, наклеенных на лист ватмана
Служебная записка генерал-лейтенанта Сердюкова,
коменданта базы РВСН «Горячая точка-28» от 05.07.3482г.
Запрашиваю инструкции по дальнейшим действиям в связи со сложившейся обстановкой. Ответ на служебную записку
Никаких самостоятельных действий не предпринимать!!! Привести арсенал в полную боевую готовность и быть готовым к симметричному ответу по плану «Выжженные точки». Базу поддерживать в состоянии тревоги второй степени.
Министр обороны (подпись неразборчива) Вырезка из газеты «TERRAIN NEWS» от 07.07.3482г.
«…овищное варварство. Имперцы нанесли удар, фактически, по собственному городу! По самым грубым подсчётам, погибло более двух миллионов человек, не считая наших доблестных солдат. Несмотря на всю свою храбрость, они, конечно же, ничего не могли противопоставить такому невероятному коварству, такой ужасающей мощи. Напоминаем, что ядерное оружие такой мощности было применено впервые за последние 386 лет, со времён Таррийского инцидента. И было запрещено всеми мировыми конвенциями. Этот мерзкий поступок следует рассматривать как очередное свидетельство отчаянного положения Империи. Только применив запрещённое оружие, они смогли остановить наступление наших армий. Но стоило ли оно того? Что ж, в ближайшее время мы узнаем, какой ответ подгото…» Приказ коменданту базы РВСН «Горячая точка-28» от 09.07.3482г.
Снизить степень тревоги до пятой. Боеготовность поддерживать.
Министр обороны (подпись неразборчива) Третья страница
Пара обтрепанных газетных вырезок
Вырезка из газеты «TERRAIN NEWS» от 09.07.3482г.
«…ство, Император Нероя принёс свои искренние соболезнования народу Федерации и господину президенту лично. «Вот к каким ужасающим последствиям может привести излишняя инициатива высокопоставленных слуг. – Говорил Император. – Если бы маршал фон Кропп предварительно согласовал свои действия с генеральным штабом и лично со мной, то такой страшной ошибки не произошло бы». Кроме того, Император заявил, что такое преступление не может оставаться безнаказанным и все виновные будут найдены. Маршал фон Кропп, самовольно принявший решение о нанесении ядерного удара по Нииду заключён под стражу. Напоследок Император высказал надежду, что этот прискорбный инцидент не приведёт к необратимым последствиям и дальнейшему нарушению рыцарских правил ведения войны между цивилизованными державами.
Мнение нашего политолога и военного эксперта [пометка карандашом: Никого не интересует]…» Вырезка из газеты «Вестник Императора» от 12.07.3482г.
«…л фон Кропп осужден военным трибуналом и признан виновным в военном преступлении и преступлении против человечества. Мерой наказания признана смертная казнь через повешенье. Ввиду благородного происхождения маршала заменена обезглавливанием мечём. Ввиду него же правительству Земной Федерации было отказано в выдаче преступника. Судить дворян Империи может только Император! Также к смертной казни приговорены:
Генерал-майор Эстерзан
Полковник Браунс [подчёркнуто карандашом]
Генерал армии…»
Страница пятая (страницы за номерами 4 и 6 изъяты позднее)
Множество вырезок и бумажек разной степени сохранности, наклеенных на ватман Вырезка из сводки военных аналитиков СГБ
…В итоге можно заключить, что, за исключением самого маршала, а также полковника Браунса, не было приговорено или смещено с поста ни одного по-настоящему ценного и толкового офицера… Доклад третьего департамента Службы Императорской Безопасности
(фотокопия низкого качества)
Программа «Новая жизнь» к объектам «Тангрил» и «Шерман» применена успешно. Объекты освоились на местах и приступили к выполнению обязанностей. Наблюдение и охрану пока не снимаем. Применённые легенды см. на вкладыше 3 [пометка карандашом: К сожалению, добыть не удалось]. Донесение отделения внешней разведки СГБ
«…Подтверждено – поименованные объекты «Тангрил» и «Шерман» являются бывш. полковником СИБ Браунсом и бывш. маршалом фон Кроппом соответственно. Обоим была изменена внешность, имена, биографии. Оба работают советниками и консультантами при генеральном штабе. Фактически, продолжают свою прежнюю деятельность. Кто был казнён на площади под их именами – устанавливается…» Вырезка из газеты «TERRAIN NEWS» от 15.07.3482г.
«…подин Президент заверил своего «благородного соперника» (скобки проставлены от руки, карандашом), что понимает его тревогу. Он принимает его соболезнования и извинения и заверяет, что никаких столь же жестоких ответных мер предпринято не будет. Однако же, продолжил он, в случае повторения подобных инцидентов, Федерация оставляет за собой право…» Приказ коменданту базы РВСН «Горячая точка-28» от 16.07.3482г.
Состояние боевой тревоги отменить. Состояние боеготовности поддерживать на дежурном уровне. Конец содержимого папки
* * * 21.07.3482г. Планета Земля. Новый Сидней, резиденция правительства.
…- И всё? – Приподняла бровь премьер-министр Свеенсон. Президент, неподвижно стоявший у окна, из которого открывался великолепный вид на сиднейскую бухту, ответил, не оборачиваясь:
- На этот раз – да. Мы подготовили несколько тайных акций, которые заставят Императора задуматься. Но впрямую мы не ответим.
- Но нельзя же так. – Покачала головой премьер-министр. – Оставлять ТАКОЕ фактически, безнаказанным…
Президент резко обернулся.
- А что? – Сказал он быстро. – Следовало в ответ разбомбить какую-то их армию? И нарваться на ответ? Это ведь ядерная война, понимаете вы?
- А теперь они обнаглеют от безнаказанности…
- Безнаказанности? О нет. Они будут наказаны. Но о том, что это именно НАКАЗАНИЕ, причём именно за этот взрыв, поймут лишь в верхах. И сделают выводы. Вот, например, на атомной электростанции «Эхо-6», что построена на личные средства Императора, давно уже не проводилось профилактики и ремонта… – Президент усмехнулся. - Кто же виноват, если однажды там произойдёт… авария? – Он покачал головой. – А, кроме того, мы теперь ЗНАЕМ, что ЭТО, – Президент постучал ногтем по лежащей на столе фотографии атомного гриба, - было сделано с разрешения самого Императора. И что ни какая ЭТО не ошибка. И они ЗНАЮТ, что мы ЗНАЕМ. Эта папочка, собранная СГБ, ещё долго будет оставаться оружием пострашнее дюжины атомных бомб. Независимо от того, чем закончится война…
Выложил чтоб послушать критику, стоит ли это начало чего-нибудь? незакончил
Скрытый текст - djn-djn:
Пролог
Дело о серийном убийце.
Петров Константин Викторович.
Камера допросов.
- В первый раз, - опрашиваемый делал частые паузы, когда говорил, - он пришел… ко мне 3 года назад, через 40 дней… после смерти. Он сказал, что я должен отомстить за него… Он показал, кто виноват в его смерти... Я отомстил. Второй раз… он пришел летом. Сказал,… что люди грешны, в них демоны... очистить их можно…. лишь убив, и я должен стать человеком, который очистит… мир от демонов.
- Значит, вы утверждаете, что убивать вас заставлял ваш покойный брат, т.е. его призрак.
- Да это так… но он не просто призрак… он ангел!!!!! Он правая рука Михаэля.
- Он приходил к вам в своем обличии?
- Да! Иначе я бы не служил ему!!! – человек постепенно сходил с ума, это было видно по его манере говорить, повышает голос тогда, когда говорит, то во что сам не очень-то верит.
- Хорошо, допрос окончен, – босой мужчина в белой мантии встал со стола, оставив ответчика наедине, и вошел в соседнюю комнату, где сидел следователь и его стажер.
Комната была темной, за односторонним окном был виден считающий «бесов» ответчик.
- Ну что? В психушку? – спросил следователь.
- Наверное. Так лгать, и при этом искренне верить своим доводам, это…
- Даже не узнает тебя? – перебил его следователь.
- Нет. Ты только не говори ему, что это я его допрашивал, хорошо,
- Хорошо.
Удовлетворившись ответом следователя, призрак растворился в воздухе.
Стажер уставился на своего наставника.
- Кто это?
- Это мой одноклассник и брат Костика…
1. Неизбежная смерть
Она держала мою охладевшую руку и плакала. Я не слышал, не видел её, не чувствовал тепла и касания её руки, но ощущал её присутствие и каким-то неимоверным способом понимал что она рядом.
Я закончил своё существование, но только таким образом смог понять, что ей не безразличен. Она любит меня. Мне тоже хочется как-то выразить ей свою любовь, но что я могу?! Истекающий кровью труп, который потерял жизнь…
Вечность спустя…
Надо мной издевается время. То она проходит быстро, то терзает, откусывая куски воспоминаний.
(Воспоминание 1)…Вижу девушку. Она стоит передо мной, держа в руках тяжелый холодный предмет. Я свалился на такой же холодный пол, но глаза отказываются воспринимать новое изображение, и я всё ещё вижу её. Моё лицо погрязло в теплой жидкости, ни что иное, как собственная кровь. Произношу слово «Олеся» и издыхаю последний вздох…
Я был на грязном полу, теперь в чистом гробу. Это перемещение было длиной в секунду, в сравнении, сколько я лежу в своей «тюрьме». Вечность – он забрал у меня все воспоминания, но забыть то, что запечатлено в глазах не возможно…
Вечность спустя…
Вокруг мрак и больше осознать ничего не возможно. Шесть граней моей тюрьмы так и хотят забрать пространство и заполонить её мраком. Боже. Я проклинаю того человека, кому пришла в голову идея погребать мертвых в гробы, под землю.
Мрак. Он пугает меня, хочу отвлечься, но отвлекаться не на что, разве что на Мрак. Неужели я буду осознавать его всегда.
Хочу вырваться наружу, но что может сделать иссохший труп? Если даже я шевельнусь, мои кости тут же обратятся в пыль.
Почему!? Почему, я не могу перестать осознавать…
Вечность спустя…
Я осознаю и это мое предназначение. Неужели так было всегда?
- Да, всегда, - отвечаю своему собеседнику.
- Не верю, - отрезает мой собеседник, которым являюсь я.
Я лишь смутно припоминаю Свет, в котором жил я. Но был ли это я?
- Да, ты, - отвечаю собеседнику.
- Верю, - говорю я…
Вечность спустя…
…Впереди фонарь, он не горит. Я иду босой в руке шпага. Справа дорога, по ней едет автомобиль известной марки. Чудным образом понимаю, что я водитель. Еду. Впереди фонарь он горит, я торможу. На соседнем сиденье сидит пес. Он лает, - фонарь потухает, ещё один «Гав», - фонарь снова горит…
Что за бессмыслица, неужели это сон? Их стало много, таких бессмыслиц. Но что-то случилось, не могу понять, т.е. не могу вспомнить, как назывались эти ощущения, и вообще знал ли я эти названия.
Мне сняться сны и это чудно. Недавно я понял, что такое мозг. Сейчас знаю, что он у меня есть. Ещё есть один глаз и скоро будет второй. Ой, чудно, я знаю что такое «глаз».
Когда у меня появился мозг, я стал знать много вещей, но почему-то мне они казались ненужными. Почему?
Знаю слово воспоминания, коих у меня нет. Наверно это и причина, из-за которой вещи, которые я знаю, приходятся для меня не нужными.
Надеюсь, воспоминания не так важны для меня.
Мгновение спустя…
(Воспоминание 2)…Я Алексей умер в 24 года. Родился в результате отношений моей матери Инны и отца Петрова Виктора. Петров Алексей Викторович. Музыкант, играю на гитаре. Активный, ленивый, добрый, игривый, разговорчивый, сговорчивый…
Очень много прилагательных, они характеризовали меня, сделали таким, какой я есть, каким был…
Мгновение спустя…
Увидеть окружающий меня свет. Вот что пришло ко мне в мозг после создания моих глаз. Теперь я понял, что в состоянии это сделать, раскрыть веки.
…Я вижу девушку. Она стоит передо мной, держа в руках тяжелый холодный предмет…
- Расслабьтесь, - говорит незнакомый голос, - вы только что видели последнюю картину своей жизни. Ученые «Станции 21» пытаются изучить этот странный эффект «Последний издох». Впрочем, не воспринимайте его всерьёз, он вам ни чем не поможет в вашей новой жизни.
Наваждение расплылось, и я смог видеть. Видеть жизнь, что постоянно в движении. Человек в белой мантии, он дышал, скрыть это от моих новых глаз невозможно, его грудь то вздувалось, то раздувалось, он моргал, веки то скрывали, то раскрывали такие же подвижные глазные яблоки. Всё тело шевелилось, немножко, но шевелилось. Полностью замереть невозможно, как не старайся.
Только глаза стали привыкать к вечному движению, как появился новый раздражитель, всё вокруг стало детализировано. Я видел всё до мельчайших подробностей; мантия человека была длинной, но его босые ноги она не скрывала; кожа на ногах была молочного цвета, как и лицо, и руки, которые держали стеклянную табличку с меняющимися красными буквами и мигающими при касании.
Увидев лицо человека, я понял, что он мужчина. Густые брови, толстые губы, карие глаза, короткая стрижка и грубый крупный нос, который придавал орлиный вид и мужественность, - всё свидетельствовало о том, что передо мной именно человек мужского пола и, кстати, моего возраста.
С него моё внимание перешло на окружающее меня помещение. Комната, небольшая, но просторная. Способствовало этому парадоксу выкрашенные в белый цвет стены, пол и потолок. Мебели почти не было: тумба и постель, на которой я лежу. Странно не было видно двери.
- Где я? – вдруг выкидываю.
И на мгновение замираю в полном восторге от этого чувства говорить, от чувства умения высказывать свои мысли. Не могу понять умения смотреть или умение говорить лучше.
- Значит сразу так да? Если у вас нет иных вопросов, то я пойду, а на вопросы о вашем местонахождении ответит аппарат что в тумбе, там же одежда для вас.
- Угу – говорю я.
Мужчина повернулся и зашагал к дальней стене, одев по пути очки. При его приближении часть стены пропала и образовала проход, в которой мужчина и пропал. После стена снова вернулась на место.
Я остался один не понимая, что делать. Ворошу память и вспоминаю, что должен ответить на вопрос «Где я?» с помощью аппарата, что в тумбе.
Но вдруг осекаюсь, за всё то время что был здесь, я ни разу не шевельнулся, разве что мышцы лица, - чтобы открывать глаза и издавать звуки ртом. Ни разу не попытавшись шевельнуться, я понял, что упустил из виду тот факт, что сижу в постели, а не лежу. Резко спрыгнув с неё, улыбнулся потому что стоял абсолютно голый. Пол не был холодным, чего я остерегался изначально, поэтому я смог насладиться всеми прелестями движений. Вдоволь походив по комнате, я всё-таки решаю заглянуть в тумбу.
В ней было две полки, на верхней лежали очки, на нижней - мантия. Неспешно вытащил оба предмета. Одел мантию не раздумывая, ибо голым чувствовал себя не комфортно а, одевая очки немного колебался…
Где я…
Космическая Федерация.
Население 1600 млрд. 034 млн. 546 тыс. 113 человек.
«КФ» включает в себя 1705 планет, 144 из них заселены.
Вы находитесь на планете «Земля-1». Значит, вы рождены в 21 столетии на «Земле-0», соответственно на «Земле-2» рожденные в 22 столетии и так вплоть по «Землю-144» где живут рожденные в 164 столетии.
В 16400 году, то есть сегодня возрожден последний человек для «Земли-!», т.е. вы.
Завтра по указу совета КФ люди перестанут рождаться, по следующим причинам.
1) Люди, начиная с 21 кончая 164 столетиями, жившие на «Земле-0», возрождены и заселены на прототипах «Земли-0».
2) Заселены все планеты годные для проживания людей.
3) Люди будут каждые 3 года перерождаться на возраст 24, что означает бессмертие человеческого народа.
Все заселённые планеты расположены в разных концах вселенной, но соедины одной телепортационной сетью. Поэтому вы можете свободно отправляться на любую планету…
Краткий курс из истории…
16300 год создана армия миссионеров указом совета Галактической Федерации (ныне Космическая Федерация) – на тот момент в неё входили лишь планеты Солнечной Системы. Каждая планета не земного образца была изучена и максимально подогнана для человеческого проживания.
150 легионов отправились на поиски планет земного образца. Легион нашедший такую планету ставил на ней портал соединяющий её с «Землёй-0» (ныне «Земля-144»).
Таким образом, через 36 лет было найдено 143 планеты, и каждая из них подходила для человека.
6 легионов вернулись с новостью, что вселенная имеет грань, за ней вакуум.
1 легион погиб перейдя эту грань.
В 16337 году ученый-ядерщик сделал открытие об индивидуальности частицы, в основе его открытия лежали работы некого Саргона.
Отрывок из теории.
...Когда человек умирает, его разум впадает в глубокий сон, который может быть бесконечным. Разум находиться не в голове у человека, а во всем его теле, примерно такого же мнения люди и о душе, но назвать душу разумом ошибочно, ибо разум от тела не разлучен. Но это не значит, что если тело уничтожить, разум погибнет. Ибо ничего на 100% не уничтожается. Если человека, например, сжечь, частицы его сгорят и превратятся в дым, а некоторые в пепел - в этих частицах и будет храниться его разум…
С помощью этого открытия стало возможно возрождение людей живших в прошлом. Вплоть до 21 века, по неким причинам возрождение людей живших до 21 века невозможно.
sargon, перебор с цифрами, слишком примитивный язык, напоминает сухую аннотацию - просто пересказывание сюжета. Раздражают некоторые моменты, например повторения "вечность спустя".
16000ый год))) Кто дальше)) Единственное, что заинтересовало))
sargon - djn-djn
-------
Многоточия советую расставлять с умом. Разграничивая не как попало, а цельные по смыслу фразы.
- В первый раз, - опрашиваемый делал частые паузы, когда говорил...
- Да! Иначе я бы не служил ему!!! – человек постепенно сходил с ума, это было видно по его манере говорить...
- Хорошо, допрос окончен, – босой мужчина в белой мантии встал со стола, оставив ответчика наедине, и вошел в соседнюю комнату, где сидел следователь и его стажер.
Поработать над атрибуцией. Не мешало бы, в нужных местах, начинать с заглавных букв и где-то доставить точек.
босой мужчина в белой мантии встал со стола, оставив ответчика наедине...
1. Босой?
2. Расхаживает в белой мантии?
3. Сидел на столе?
Одной фразой такую волну подняли. Это концептуальнее, чем проснуться тараканом и выпить за завтраком завтрашний день.
Комната была темной, за односторонним окном был виден считающий «бесов» ответчик.
Имелась ввиду комната допросов с зеркальной перегородкой, как в голливудских криминальных сериалах?
- Наверное. Так лгать, и при этом искренне верить своим доводам, это…
Удовлетворившись ответом следователя, призрак растворился в воздухе.
Наблюдается косность языка.
Она держала мою охладевшую руку и плакала. Я не слышал, не видел её, не чувствовал тепла и касания её руки, но ощущал её присутствие и каким-то неимоверным способом понимал что она рядом.
Много, много, много - тьма, а всё равно не Толстой.
неимоверным способом
Не те слова, не в тех местах. Понять такое трудно и бессмысленно.
Вечность спустя…
И далее такие же фигуры не прибавляют веса. Автор хочет повысить значительность текста, а выходит наоборот. Не стоит всеми правдами усиливать филосовский подтекст и глубину сцен и мыслей. Всё равно это делается иначе.
Даже я не знаю как! (тру!)
------- Итого: А не отправиться ли автору на Сахалин, пострелять пингвинов! Пользы и смысла больше!
__________________ Когда выйдет - даты выхода фильмов и сериалов
Vasex, Toraton,
спаисбо за кртитику, текст на свалку, как насчет вот этого
Скрытый текст - djn-djn 2:
Посреди неба осыпанного звездами парит необычайно яркий и громадный месяц. Веет теплый ветерок. Со стороны гор плывут облака, одно из них медленно заслоняет луну, на мгновенье становиться темно, но вскоре облако проходит мимо и луна снова загорается с ещё большей силой.
Я иду по тропинке, которая ускользает куда-то в темную чащу леса. Послушно иду по ней. Резко окружающий меня пейзаж меняется. Неба уже не видно, она скрылась за широкими и густыми ветвями деревьев. Становиться темно. Несколько лучей луны пробиваются через гущи, и освещают здешние прекрасные, ярко-розовые, вечно бодрствующие цветы. До меня доходит их дивный аромат. Пересилив желание остаться, я прохожу мимо.
Уже через минут пять ходьбы лес редеет. Но того волшебного и завораживающего света луны нет. Она потухает, а из-за горизонта показываются первые проблески зари.
Тропинка заканчивается дальше обрыв.
Я стою на краю утеса, смотрю, как внизу об него бьются могучие волны моря Тис. Голова идет кругом, хватаюсь за железный прут, который я когда-то воткнул здесь, чтобы, зацепив за него трос, спуститься вниз. Помню, задумка не удалась. Разбился. После этого мой труп искали около недели, чтобы возродить.
Головокружение прошло, чувствую, как ноги слабеют после долгого пути. Усаживаюсь на мокрую траву. Теперь я жду чуда, о котором мечтал в детстве, иного шанса не будет, ибо «Большая» умрет…
144 год нового имперского календаря.
- Полковник Саргон-Крут Большая Смит, вас вызывает генерал-губернатор в свой кабинет.
Я откладываю переговоры с губернатором «Царапульки», встаю и направляюсь в сторону двери.
Пусть я и Полковник работа у меня скучнейшая. Только и делаю что отвечаю на письма, принимаю уведомления и сортирую их в огромной Базе Данный «Большой».Грех это говорить, но я скучаю по временам войны, нет-нет не тем когда мы воевали на звездолетах и решали проблемы плазменными боеголовками, а тем когда мы штурмом брали Тех-Центры, когда съедающие пространство лучи «Омега» из андронных бластеров прошмыгивали над головой и кровь стыла в жилах, когда перед твоим лицом разрывались плазменные гранаты и проедали броню другого, когда в ушах зависали голоса ревущих от боли Солдатов, когда люди умирали за Империю, за родину.
Кабинет Зак-Аноба Большая Шишка обустроен на верхнем этаже Капитолия. Посреди просторного зала находился интерактивный стол, но Зак-Аноб за ним не сидел. Он стоял у окна, которое занимало всю заднюю стену и открывало превосходный вид на мегаполис Аноб.
- Я буду скучать по этому городу… по этой планете, - произнес Зак, не отрывая взгляда от окна. Только сейчас я заметил, что он одет в парадную форму. Я и забыл, из-за этих бумажных работ все перемешалось в голове, теперь Зак-Аноб Совет Империи. И сегодня он уезжает, чтобы ни когда не вернуться.
Наконец он оторвался от окна и улыбнулся.
- Ну что ты стоишь как не свой?
- Эээ… это всё моя дурацкая работа ни как не привыкну.
- Это хорошо, что ты ещё не привык, ибо теперь ты больше этим не занимаешься… - он стрельнул взглядом на интерактивный стол, - …ну ты и тормоз! Теперь ты Полковник-Губернатор сия планета, - с насмешкой добавил он.
- Серьёзно? – будто не верю я.
- Ты и вправду тормоз! Конечно! Человек который воевал против Сукарианцев за флаги Империи, Именно под твоим руководством был взят Тех-Центр Сукарианцев, без которого мы не одержали бы победу(здесь Зак привирает, взятие этого Тех-Центра, просто ускорило победу на 10 лет). Именно ты защищал права «Большой» во времена внутренних реформ Империи. И ты больше чем никто другой заслуживаешь быть Губернатором. Я так решил. Выпьем?
Не дожидаясь моего ответа, он подошел к открытому сейфу. Вытащил из него бутылку старо-образцового вина и два стеклянных стакана. Один подал мне. Жидкость, когда-то любимая мною после долгих битв, заполняла стакан. Наполнив мой и свой, он поставил бутылку обратно в сейф.
Отглотнув не много, он призадумался, ну а я опустошил стакан залпом.
- Знаешь, Жанка не хочет уезжать из от сюда, по крайней мере сейчас, видите ли у неё много не законченных дел, я не стал её переубеждать. Говорит, что через месяц будет готова. А Джуанна со мной ехать не хочет, ну я и сам не против, с мамой то ей лучше будет. Пообещай мне, что присмотришь за ними.
Я киваю.
- Эх… до центра два месяца лететь буду. Жду не дождусь когда Билл-Мажор, наконец, телепортационную сеть установит. Может выкроил бы время, чтоб тебя навестить. Хотя говорят, в центре я должен находиться круглые сутки в полной интерактивности. Да ну и ладно, теперь ведь на мне куда больше ответственности, чем эта планета, а целая Империя, 12 звездных систем, подумать только. А ведь не давно я, ты и Лол гуляли по трубам и, смотря на небо, говорили, что этот кусок звезд твой, этот мой…
- Мечты сбываются, - я помрачнел при мысли о Лоле.
- Мда, ну ладно я полетел.
- Прощай.
- Я говорю досвиданья, - как бы мне этого тоже хотелось.
Зак ушел, оставив меня одного посреди зала, с двумя стаканами для вина.
- Саргон-Крут. Вам звонок со станции Крут. Соединить?
sargon - Второй звонок (после третьего начнём вынос тела)
------- Посреди неба осыпанного звездами парит необычайно яркий и громадный месяц.
Сомнительное предложение. Красиво сказать - просто сказать. Отточенный минимализм требует практики.
Со стороны гор плывут облака, одно из них медленно заслоняет луну, на мгновенье становиться темно, но вскоре облако проходит мимо и луна снова загорается с ещё большей силой.
1. Сначала не спеша они себе плывут, потом опань-ки и быстро проскользнули под луной, при том, что автор зафиксировал неспешность данного события.
Быстро медлить! Я загорелся мечтой написать что-нибудь в таком же стиле!
2. Можно без патетики? Горел он себе и горел. Зачем преувеличивать?
Я иду по тропинке, которая ускользает куда-то в темную чащу леса.
"ускользает" - теряется, уходит из рук. Парень, кажись, контролировал тропинку.
Послушно иду по ней.
Кого наслушавшись, он идёт по ней? То, что он шёл, мы выяснили из предыдущего предложения.
Резко окружающий меня пейзаж меняется.
Чем дальше в чащу, тем громче звучит шаманский бубен!
Вдумайтесь: пейзаж резко окружает героя и одновременно с этим меняется. Орды пейзажев окружили добра молодца и давай в него тропинками метать!
Неба уже не видно, она скрылась за широкими и густыми ветвями деревьев.
Читаем оче-е-ень внимательно!
------- Итого: ПолуВаха из первого поста была посильнее! (расшифровываю: у меня настолько "высоких" матных слов в словаре нет, чтобы отзывы писать на подобные отрывки)
__________________ Когда выйдет - даты выхода фильмов и сериалов
Ну... Не буду придираться к стилю и миру, это индивидуальное... Я, например, на дух не переношу всякие "адронные бластеры" и высокопарные обороты - но это не значит, что это плохо. Дело вкуса. Но язык! Учиться, учиться и ещё раз учиться, товарищи!!! Не буду опять же разбирать, просто приведу пару примеров, сам оцени...
Она потухает
....................
голоса ревущих от боли Солдатов
....................
Жидкость, когда-то любимая мною после долгих битв
Самому-то не смешно? ;-)
Пролог "Охотника". Мысль закончена, нужно лишь отшлифовывать стиль. Жду здравой критики.
Скрытый текст - "Охотник". Недопиленный пролог.:
«Узри, господь, я жалок, мал и слаб.
Песчинка в море смерти – жизнь моя.
Когда б я мог бороться и швырнуть
В лицо тебе проклятье бытия!
Но нет, господь, я жалок, мал и слаб,
Бескрылый, одинокий и больной…
Господь, будь я твой царь, а ты мой раб,
Того б не сделал я, что сделал ты со мной,
Узри, господь, я жалок, мал и слаб…» Из неопубликованных стихотворений Феликса Ривареса
«Каждый из нас – игрушка в чьих-то руках. Однако когда игрушка внезапно становится игроком, мир становится с ног на голову…» Роланд Хеллман
Часть первая: Жертва.
Пролог
ПО ПРИКАЗУ ЕГО НАИСВЯТЕЙШЕСТВА
БОГА-ИМПЕРАТОРА ТЕРРЫ
ЗАКРЫТОЕ ДОСЬЕ ИНКВИЗИЦИИ
ДОСТУП ТОЛЬКО ДЛЯ АВТОРИЗОВАННЫХ ПОЛЬЗОВАТЕЛЕЙ
Поиск в базе данных: Кастус Дрейк
> Осуществляется поиск…
> Найдено документов, соответствующих вашему запросу: 10513. Уточнить параметры?
Ключевые слова для поиска: Одиннадцатый Полк Кафиссии, капитан.
> Осуществляется поиск…
> Документов найдено: 1.
> Документ открывается…
ДЕЛО: AX-18002-BTN.
ДАТА: 117.М39.
ПОДСЛЕДСТВЕННЫЙ СУБЪЕКТ:
Имя: Кастус Дрейк.
Возраст: 52 года.
Ранг: Капитан Имперской Гвардии, Одиннадцатый Полк Кафиссии V, личный номер – 667/19.
Причина задержания: Двойное убийство с особой жестокостью.
Запись допроса:
Ну и что вы на меня вылупились, как солдат на вошь? Мы не в стаз-музее, в конце концов.
Какого варпа я вообще здесь делаю? По какому обвинению вы посмели меня схватить и бросить в камеру для особо опасных преступников?..
… Заткнуться? О, заткнуться я еще успею! Не делайте отсутствующее лицо, я-то уже знаю, что мне светит смертный приговор!.. Но за что?..
… Убил? За что я их убил?.. Вы спятили? Я никого не убивал. Я законопослушный гражданин Империума, к тому же, уже тридцать второй год на военной службе. Я ветеран Войны в Болотах, вы об этом знаете, а?!
Ну конечно, не знаете. Вам, безликим ублюдкам, абсолютно наплевать, кто сидит в камере – будь то даже сам Его Святейшество Экклезиарх, папаша Бенедикт IV… Слышал, Lex Imperialis дурно на рассудок влияет. Могу посоветовать хорошего психиатра. Ах, у вас есть штатный? Тогда прошу прощения…
... И все же, я не понимаю… за что?..
Рассказать, как я попал в гвардию? Поройтесь в архивах, там все есть. Бумагомаратели все фиксируют, варп их подери… Хотите получить информацию, так сказать, из первых рук? Хех, никогда не думал, что придется выворачивать душу перед арбитрским Судьей…
Родился я в… Император, дай мне памяти… в шестьдесят седьмом году, точно!..
… Нет, вы слушайте! Я рассказываю так, как мне удобно, если вас интересует эта история, вам придется выслушать мою версию. И ничего вы со мной не сделаете. Мне-то наплевать, останусь я жить или нет. Вам тоже было бы все равно на моем месте.
… И даже не пытайтесь спорить! Или я расскажу все по-своему, или заткнусь, и тогда можете делать что угодно. Уяснили?..
То-то же.
Папаша мне еще в шесть лет сказал: сынок, мое дело – тебя выучить, зарабатывать на жизнь будешь сам. Все время трахал мне мозг этой фразой. Он был чернорабочим на фабрике, и своего обещания выполнить не смог – погиб в пьяной драке. Клинок раскладного ножа того токаря пришелся ему прямо в сонную артерию – шансов на выживание у моего отца просто не было. Кровь хлынула фонтаном, все стены, говорят, заляпала. Не подумайте, что я не люблю своего отца. Я, в некотором роде, его даже боготворю. Если бы он тогда не сдох, ни хрена из того, что я увидел за всю свою жизнь, я бы не увидел – такой вот печальный каламбур.
Тогда моя мамаша нашла единственный выход из сложившегося положения – пошла на поклон к парням Синдиката, чтобы они взяли меня под свою опеку, в обмен, эти бандюги потребовали, чтобы ее дети и дети ее детей впредь были верны делу работников ножа и топора. Нехило, а?..
С тех пор, жил я припеваючи. Шесть дней в неделе шлялся по Городу с самыми опасными головорезами жилого сектора (напомню, мне тогда было всего шесть лет), а на седьмой, по сложившемуся в преступном мире обычаю, наведывался со своими новыми друзьями в самые лучшие бордели с целью немного расслабиться и отдохнуть от «трудовых будней». Вы не подумайте чего – я тогда просто сидел и смотрел на проходящих мимо девочек. Ну а как подрос…
В общем, в эти дни ни один бандит не смел браться за нож. Кодекс, он и на нижних уровнях Кодекс!
Когда мне, наконец, исполнилось шестнадцать, они потребовали, чтобы я начал потихоньку возмещать те деньги, которые они в меня вложили. Выбора-то у меня особого не было, так что… ну да, рэкетом занимался, вымогательством, но до убийств не доходило, можете не беспокоиться.
Так прошло четыре года. Такая жизнь мне порядком поднадоела, и я начал рыскать в поисках новых удовольствий и возможностей как-то проявить себя.
И тут как раз в Город прибыли Имперские рекрутеры – стали набирать парней в Гвардию (как выяснилось позже, только в СПО). Все их обещания славы и прочей пафосной дребедени подкреплялись и более приземленными предложениями: тем, кто вступит в ряды славной Имперской армии, обещано гражданство и жилье рядом с губернаторским дворцом по окончанию срока службы. И я подумал – почему бы и нет? Терять, мне собственно, было нечего – не считать же потерей возможность избить непонравившегося тебе урода, а затем еще и с него денег за избиение спросить. Моя матушка ведь скончалась, как только получила благословление Синдиката – я этого не сказал? И сейчас, после стольких лет, я только начинаю понимать, что ей возможно «помогли»…
Короче говоря, я решился – поставил свою подпись в предложенных мне документах, сел в грузовик и отправился с пятью сотнями таких же раздолбаев, как я, в тренировочный лагерь.
Знаете, на что богата жизнь гвардейца? На промывки мозгов. Это такая стандартная процедура, когда толпу «мяса» строят на огромном заплеванном плацу, чтобы в очередной раз научить ее уму-разуму. На импровизированную сцену выкатывается жирный комиссар, смахивает со своего мерзкого лица капельки пота и начинает толкать речь о нашем незаменимом вкладе в дело защиты Человечества. Бог-Император, как же я ненавижу эту тыловую крысу… Большинство, знаете ли, спят на таких вот пафосных речевках, однако, несчастных новичков этому фокусу никто не обучал, так что…
После речи нас повели на склад, где каждому выдали по панцирному бронежилету и каске. На каждой каске красовалась широкая полоса белого цвета – как я выяснил позже, это был отличительный знак. Если ты носишь такую каску, значит, ты курсант. Или, как еще говорили, кадет.
Впереди меня в очереди стоял невысокий паренек с идиотскими усами. Подметил его потрепанную одежду, придурковатое выражение лица и, знаете, такой легкий налет засранства – обычно эти признаки выдают потомка бывшего аристократа. Ха-ха-ха, удивлены? Ну, господин Судья, не разочаровывайте меня! Рыбак рыбака видит издалека. Вы что, не читали моего дела?!
Ну, вы ведь помните, как все тогда было – беспорядки, погромы, полный бардак - гражданская война весь мир вверх дном перевернула. Благородных тогда резали, как свиней. Все выжившие аристократы тогда сразу к вам, Арбитрам, и бежали. Верили, что вы, блюстители Закона, вернете нашего зарвавшегося губернаторишку на место… Ан нет. Не судьба. Пальцы у этого подонка во всех пирогах – да вот только отпечатков нигде нет… Ребят, как же вы так умудрились оплошать? Вроде бы, и крепость была великолепно укреплена, и астропат живой – могли ведь перед обороной послать сигнал о помощи! Послали, значит? И никто не откликнулся? Собственно, а на что вы надеялись? Наш мир – это зияющая дыра на теле Империума. Отсюда не возвращаются. Свет Императора уже давным-давно покинул Кафиссию… Впрочем, к черту лирику.
Обнесли себя стенами, укрепились кое-как в своей Башне, понаставили везде автоматических пушек – думаете, что обезопасили себя и своих друзей? Черта с два. Губернатор и его подельники в Синдикате просто так не сдадутся – да что я вам говорю, вот уже шестьдесят два с лишком года у вас «перемирие»! А Изгнанники все еще боятся возвращаться на улицы Старого Города…
Вернемся же к теме нашего разговора. Мой папаша уйти не захотел. Принципиальный был. Решил остаться в Старом Городе – сказал, что его дом здесь и ни одна сволочь не посмеет его отсюда выгнать. Синдикатовцы, узрев подобную храбрость, решили оставить его в покое. Только отобрали все – титул, привилегии, имение, деньги… Все отняли – кроме чести.
А через десять лет родился я. Тогда мой отец уже работал на заводе. Спустя еще шесть лет его не станет.
Как вам эта сказочка, а, Судья?..
… Да мне плевать, что это не для записи! Вы не посмеете меня заткнуть! Ни меня, ни…
*продолжение допроса через тридцать минут*
… Да, я спокоен… Извиняюсь, я немного напряжен…
Воды можно? Спасибо.
На чем я остановился?.. Ах, Лекс Риппер… припоминаю…
Его семья в свое время была на территории Оцепления. То есть, под вашей, арбитровской, защитой. Внезапная провокация со стороны Синдиката, десятки убитых с обоих сторон… вы помните… Они тоже погибли… Поэтому Лекс и подался в Гвардию… Чтобы защитить других…
… Нет, ничего, я спокоен. Позвольте мне продолжить…
Он был достаточно странным парнем. Все время ходил с дурацкой лыбой на лице, словно весь мир вокруг него сделан из сахара и сладкой ваты. Может быть, его так приучила жить его мать – не знаю, но он, пожалуй, был самым жизнерадостным человеком, из всех, которых я когда-либо встречал.
Судьба любит играть нашими жизнями словно игрушками. Вы не находите это забавным, а, Судья? Мы ничего не можем сделать наперекор ей, ведь даже если мы думаем, что сделали СВОЙ выбор, то в следующую секунду оказывается, что так и было задумано…
Я стал гвардейцем, и жизнь внезапно потеряла привычную размеренность – словно все, что произошло со мной до этого, было лишь прелюдией, вступлением к чему-то большему. Я до сих пор с трепетом вспоминаю, какие это были лихие дни! Утром – подъем, зарядка, десять кругов вокруг футбольного поля, завтрак, снова зарядка, строевая ходьба, стрельбище…
Судья, скажите, чего вы надеетесь от меня добиться? Признания? Ладно, вот оно вам. Я убил. Что от этого изменилось? ДА, СКАЖИТЕ МНЕ, ЧТО ОТ ЭТОГО ИЗМЕНИЛОСЬ?..
Кафиссия – это Ад. Нет, не тот игрушечный ад, который проповедники постоянно упоминают в своих напыщенных речах. Он был придуман, чтобы заставить людей считать, что их судьба не так уж и плоха, в сравнении с судьбой замученных насмерть в застенках Инквизиции грешников…
Наш, людской Ад – это нечто другое. Это даже не капкан – это могила. Я питаю к Кафиссии очень мало теплых чувств. Была бы моя воля, я бы высадился здесь с двумя-тремя полками и разнес все это место к варповой матери! Однако, Империуму так глубоко на нас плевать, что он даже не удостаивает нас такого внимания…
Не верите? Зря. Я ведь гвардеец. Я знаю, о чем говорю. Последний раз Имперский флот над орбитой Кафиссии видели тридцать лет назад – как раз во время Войны в Болотах. И то, тогда это случилось только потому, что экспедиционный флот сбился с курса и был вынужден выйти из варпа нашей системе. Увидев огни войны, они решили вмешаться. Когда все закончилось – они снова улетели... И я был вместе с ними.
Судья, вы не были тогда там, вместе со мной, в этой изматывающей жаре, где царствуют смерть и москиты. Вам не понять. Представьте, когда ваш боевой товарищ, с которым вы записались в гвардию, с которым вы воевали плечом к плечу, внезапно погиб? И не просто погиб – был сожран проклятыми жмурами, мать их… А потом, когда на базу наплывала следующая волна, то, что от него осталось, воевало на ИХ стороне! Представьте эти искаженные гримасой ненависти лица живых мертвецов, которые шли один за другим, сотнями, тысячами, десятками тысяч! И нас, Одиннадцатый полк Сил Планетарной Обороны Кафиссии V, да экспедиционный корпус Третьего Военно-Космического Флота Сектора Зеро… Нас в полку было около пяти тысяч. Всего пять тысяч, Судья. Против почти миллиона жмуров.
Если бы не Флот, я бы с вами тут не разговаривал…
Да что говорить… Вы уже добились от меня признания... Какие причины побудили меня убить двух педагогов Схолы Прогениум Кафиссии V? Что же… Судья, у вас есть дети? Уверен, есть. Наша планетка уже давным-давно отошла от Имперских традиций, так что удивляться тут нечему. Ну да, формально-то власть еще в руках губернатора, да только сам губернатор – сволочь, заправляет он сволочным городом, и на службе у него одни сволочи… Пожалуй, это даже хорошо, что Империум не питает к нам интереса. Мы живем историей, которую создаем сами. Вы, Арбитры, и Синдикат – два вечно противоборствующих лагеря. Вы рвете друг другу глотки ради клочка земли, но обывателям никогда не увидеть этой борьбы, ведь формально, мир уже был давно подписан. Вы верите, что представляете Закон, Имперский Закон, но разве имеет смысл, какой закон вы представляете сейчас, в данных условиях? Вы лишь стая дворняг, которые никак не могут поделить кость, в то время как ваши хозяева с отрешенностью наблюдают за вами издалека…
Так я еще раз повторю свой вопрос – есть ли у вас дети? Мальчик и девочка? Я вам завидую, Судья. Что же… поймите меня правильно… те двое не были конкретно в чем-то виновны, но…
… Как только закончилась война, флот начал сворачиваться и перед нами встал выбор – остаться ли нам обычными СПОшниками или же переименовать полк в Одиннадцатый Кафиссийский и, в конце концов, стать настоящими Гвардейцами? Живыми легендами, стоящими на страже границ Его Величества Императора… Мечта. За мечты нужно бороться, Судья. Единогласным решением, из Одиннадцатого Полка Сил Планетарной Обороны мы превратились в Одиннадцатый Полк Кафиссии V. С этого момента, мы потеряли дом.
В жизни гвардейца нет такого понятия как «постоянное место жительства». Он постоянно путешествует, где-то постоянно нужно военное вмешательство… Если бы нам повезло, мы бы завоевали во имя Императора какую-нибудь захолустную планетку и сделали бы ее своим новым домом. Однако…
Двадцать восемь лет наш полк мотался по всему сектору, усмиряя мелкие бунты, то там, то здесь! Мы, ветераны Войны в Болотах, были вынуждены утихомиривать толпы тупых панков, да разгонять разбушевавшихся подростков водометами! Для нас… это было не просто унижением, казалось, что людей ничтожнее нас не существовало…
Собственно, как капитан, я отчитываться только перед Лордом-Командиром Сектора, ну а он… да плевать, перед кем он отчитывался. По сути, у нас должна была быть нормальная военная иерархия, как у остальных полков – рядовые, сержанты, младшие офицеры, старшие офицеры и высшие офицеры… Но мы были ветеранами. Мы побывали в Аду – и сумели вернуться живыми. И если бы к нам приставили слащавого лейтенантика, месяц как закончившего учебу, чтобы следить за нами… вы сами понимаете, какие могли быть последствия. Именно поэтому я был единственным высшим чином в нашем полку. Солдаты мне доверяли – как-никак, я был тогда вместе с ними. Многим я спас жизнь…
Итак, наше унижение могло бы продолжаться еще очень и очень долго… пока, наконец, на пост Лорда-Командира не заступил Александр Рамирез. Опытный вояка, был двенадцать раз тяжело ранен… Слуга Императору, отец солдатам и все такое.
Вы, наверное, слыхали о кампании на полярном круге Северуса? Он тогда командовал небольшим отрядом разведчиков, заброшенных в тыл, чтобы саботировать артиллерию еретиков. Когда задача была наконец выполнена, он и его люди начали тактическое отступление. В этот момент, по тревоге была поднята вся база противника, и вслед за его отрядом бросилось несколько тысяч самых свирепых подонков в этой галактике.
Потери со стороны противника – три тысячи человек, плюс минус еще сотня солдат. Потери со стороны отряда Рамиреза – ни одного бойца. Александр был гением тактики и планирования. Когда он вел своих людей в бой, в воздухе чувствовалась некая эйфория, солдаты, увидев его, сражались в два раза свирепее, а враги в панике покидали поле боя. Несомненно, Рамирез был самым лучшим кандидатом на пост Лорда-Командира.
Услышав о том, что теперь мною будет командовать самый успешный боевой генерал за последние двести лет, я даже на некоторое время потерял дар речи. Это был наш шанс – прославить свое имя на века или умереть в смертельном бою, с оружием в руках, как и положено гвардейцу.
Рамирез прекрасно знал потенциал войск, которыми он командовал. Нас заменили бестолочами, которые только и умели орать в матюгальники, да в воздух из винтовок постреливать. А мы были отправлены на войну. Войну, которую мы так долго ждали. И местом войны была Кафиссия V…
Как только мы прибыли, оказалось, что никто к этой войне готов не был. Деревенские раздолбаи все так же беззаботно резались в карты, а жители Города были настолько заняты решением своих ежедневных проблем, что проморгали извещение по гиперволновому телевидению о приближении к планете огромного космического тела, напоминающего астероид Орков. Тут бы и начаться панике и прочим сопутствующим эвакуации вещам, да только о том, что нужно эвакуироваться, никого не предупредили. В сердцах обматерив губернатора и всю Синдикатовскую братию, я взял бразды управления в свои руки (благо, их бывшие хозяева не рыпались) и быстренько приказал вооружить всех мужчин возрастом от восемнадцати до сорока четырех. И только после того, как у меня были готовы три тысячи ополченцев, я начал эвакуацию. В это время наши ученые подсчитывали траекторию падению злополучного астероида. Оказалось, что он упадет… догадайтесь куда?.. Правильно, всего в пятидесяти километрах от действующей Схолы Прогениум, которую какой-то идиот догадался построить на берегу моря! Проще говоря, для ее обитателей путей отхода не было. Каким-то непостижимым образом их астропат не принял нашего сообщения об эвакуации, так что они находились в счастливом неведении.
Судья, если бы там не было детей – я бы не отправился на помощь. Почему? Потому, что это не их война. И если они в ней пострадают – мне придется винить себя и только себя. К тому же, внезапно проснулось острое желание пострелять по ксеносам, так что я недолго размышлял, лететь туда или нет.
Когда я и сотня моих ребят уже заканчивали посадку на «Валькирии», в ангар внезапно ворвалась молодая женщина. Я узнал ее. Черт возьми, ну зачем?!
… Это была Лора. Та самая, из-за которой меня чуть не выкинули из Гвардии двенадцать лет назад. Так уж повелось, что гвардейцам запрещены отношения с населением планет, которые они защищают. Это мешает работать. Личные чувства, привязанности и все такое. Поэтому у гвардейцев нет дома…
Черт возьми, господин Судья, вы ведь даже не представляете, как я вам завидую! Вы, в отличие от других Имперских Судей по всему Империуму, служите на своем родном мире, у вас есть дети, у вас есть семья. Плевать даже на то, что всю свою жизнь вы проведете в Башне Правосудия, каждую секунду опасаясь, что Синдикат все-таки наберется смелости (размером, этак, с семь-восемь миллионов человек) и разнесет ее к чертовой матери. Плевать и на то, что ваши дети будут пытаться, как и вы, вылезти с этой планеты и докричаться до Империума ради восстановления вожделенного порядка! Увы. Им этого никогда не достигнуть. Впрочем, Синдикат тоже не пойдет на такие жертвы, ради несчастной кучки запуганных до смерти Изгоев и опасных, но слишком уж нерешительных Арбитров.
Что я могу сказать о Лоре?.. Она была просто чудом. Даже самые лучшие девочки из борделей никогда не дарили мне такого наслаждения. Увы, наши отношения не могли длиться дольше двух месяцев – именно столько мы пробыли на Рэйвен XVIII. Но я пообещал себе, что буду помнить ее всю оставшуюся жизнь. Спросите, как она оказалась на Кафиссии?.. Я тоже подумал об этом, как только она появилась в ангаре. А потом она сказал мне… Она сказал мне, что прилетела ради меня. И… и привезла… привезла с собой нашего сына… моего сына… сюда…
… У меня был десятилетний сын. Она отдала его в Схолу, как только прибыла на Кафиссию. Думала, что «там безопаснее».
Ха-ха. Отличная шутка. Там безопаснее…
… «Камушек» уже был на поверхности. Оркам лишь нужно было перегруппироваться, чтобы разнести хрупкое здание Схолы к чертовой матери – то есть, времени у нас было не мало, а очень мало.
Мы сдерживали этих чертовых тварей на протяжении тридцати минут, непрерывным огнем не позволяя им кучковаться, пока другая группа загоняла беженцев в «Валькирии». Когда мы всех эвакуировали, я лично собрал всех своих людей, каждому вручил по огнемету и приказал сжечь здание. Проклятым ксеноублюдкам не достанутся ценности, принадлежащие Империуму…
Вандал внутри меня ликовал. Взрывались витражи, возрастом около двух тысяч лет, шелковые занавески, которые не мог себе позволить купить даже сам господин губернатор, весело полыхали, подожженные моим огнеметом… Вид взрывающегося здания всколыхнул во мне старое забытое чувство войны, когда даже воздух был пропитан запахом смерти…
Я дал команду на взлет, и мы наконец покинули негостеприимное побережье. Под нами бушевало живое море зеленокожих – было очевидно, что они были неудовлетворенны результатами боя. К сожалению для них, удача сегодня улыбалась людям.
Когда мы прибыли в Город, я решил найти своего сына. Я упорно рыскал по разношерстной толпы детей, спрашивая у каждого из них, где мне найти Джека Рихтера – десятилетнего мальчика с темными спутанными волосами (так мне его описала Лора). Но кого бы я не спросил, все дружно указывали мне на педагога – мол, «спросите у дяди-учителя, он все знает». При этом, у каждого ребенка был некий испуг в глазах. Даже идиот бы догадался, что они что-то скрывают.
Я нашел педагога и задал ему тот же вопрос. Его реакция меня необычайно удивила: «Какой Джек Рихтер? Не знаю никакого Джека! Его вообще никогда не было, я не понимаю о чем вы!». Было ясно абсолютно все. Сломав подонку нос, я перевернул вверх дном весь его багаж, в поиске хоть какой-нибудь вещи, которая бы доказала мои догадки. И я ее нашел.
… Ах ты чертов негодяй…
А вы бы выдержали?! Вы бы выдержали, если бы узнали, что вашего единственного сына… трогают какие-то неудовлетворенные извращенцы с комплексом неполноценности, а?!
И… что хуже всего… они не взяли его с собой… мой сын остался в Схоле… И даже если он избежал пожара, то от Орков мало кто уходил живым…
Я… понимаете, Судья… я убил своего сына… Пусть даже не напрямую, но все это произошло из-за меня… Мне было нечего терять. После этого я убил обоих ублюдков. Убил и подвесил на собственных кишках…
Это все. Делайте со мной что хотите… мне плевать…
Чёрные называли себя Issenil, самоназвание, видимо, не переводилось. Латупель попытался было перевести слово «человек». Увы. Он ещё припомнил, что родной полуостров Чёрных называется Иссенильрионом.
А её звали Мир Этериан, и она постоянно обитала в Городе Фонтанов.
Чёрная, по-видимому, ничего не знала о странной напасти, приключившейся с Бутузом. «Или она ничего не хочет говорить…» - вскользь подумал Кундук.
- Расскажи мне о своих друзьях, Латупель.
- Нас было пятеро. Двое только что погибли. Это было ужасно! – с ходу выдал Кундук – Мы выехали из Астуора меньше недели назад, переправились через Аош, и вот уже второй день, как прошли под огромным страшным василиском – он посмотрел на Чёрную. Та кивнула – Мы замечали какое-то движение в лесу, всё это время…
Он облизал губы. Как бы ем половчей перейти к главному? Чёрная свободно сидела на своём пеньке. Ни намёка невозможно было прочитать в янтарных глазах.
- Послушайте, Мир, вы…надеюсь, вы что-нибудь объясните. Это злая земля, злая! Никто не может здесь выжить! А вы живёте. Ах да, вас много? Я хочу сказать – сколько ещё Чёрных выжило? Простите…
- Вы все такие любопытные… - странно ответила Чёрная.
- Кто? Что вы хотите сказать? – оторопел Кундук.
- Здесь живёт уйма народа, пришелец. Не только иссенилей, но и людей. А вот извне – к нам редко кто захаживает.
- Оно и понятно! Стоп, вы говорите – множество?!
- Простые обыватели не решаются перейти Аош. К нам лезут, обычно, далеко не простые люди. Как правило – мародёры, грабители, солдаты Федерации… - Чёрная встала – Кто ты, Кундук?
Латупель попятился. Страх, почти растаявший, вспыхнул вновь. Его чувства путались. Существо, стоящее перед ним, казалось ему то почти человеком, то жутким чёрным чудищем.
«Очень опасны…» - вспомнились ему слова Кронера.
- Я журналист. Знаете, что это такое? Ищу сенсацию… - быстро сказал он, и запнулся. Что ей ещё сказать? Про клад наркотика? Про Город Фонтанов, обнаруженный федеральной экспедицией? Если это правда, то он окажется в щекотливой ситуации, а если ложь, то Чёрная решит, что он лишь запутавшийся во лжи мародёр - …Да, я ищу сенсацию! – просто закончил он.
Чёрная улыбнулась и, хотя улыбка была скорее снисходительной, Кундук почувствовал, как спадает напряжение.
- Журналист…журналист из Федерации. Пойдём со мной! – она схватила его за руку. Латупель едва удержался, чтоб не отшатнуться – Я покажу тебе сенсацию.
- Подождите! – возопил Латупель, безропотно идя за Чёрной – Нужно подождать моих товарищей.
- Кто они?
- Иураллан, врач и алхимик, и Сат Кронер, военный человек из королевства Астуор.
- Не нужно. Их встретят! – отрезала Чёрная – У них ещё есть время. А ты нужен мне прямо сейчас.
- Нужен? Что вы имеете в виду? – «Беги! Беги сейчас же!» - требовал внутренний голос – «Эти создания залили кровью полмира!»
Чёрная выпустила его руку, и неторопливо отошла к фаркам.
- Человек, пойдём со мной. Ты не пожалеешь, поверь – мягко сказала она.
- Как вы пережили Прав…э-э, геноцид?
- У нас есть защита.
- Вы не обижаетесь на нас? – покраснел человек.
- Обижаемся, журналист, обижаемся! – в её глазах вновь вспыхнуло янтарное пламя – Ещё как обижаемся…
«Какого я это делаю?» - подумал он, взгромоздившись на фарка – «Ах, да! Я собираюсь пришпорить фарка, и рвануть подальше от этого…этого создания!»
- Не бойся, - Чёрная, похоже, легко прочитала его мысли – никто тебя не обидит. Не будь дураком, я отведу тебя в Эссиншаарат, город фонтанов. Если ты не за этим сюда пробрался, то что ты вообще искал за Аошем?
Кундук стиснул поводья.
- Ну же! – она запрыгнула на кронерова фарка.
- Вы расскажите мне обо всём, что здесь происходит? – решился Латупель.
- С удовольствием. Не представляешь себе, с каким.
- Ведите, Мир! – вздохнул Латупель - Покажите мне свою страну.
Это было совершеннейшим безумием. У них нет теперь даже еды, нет никаких вещей, даже самых необходимых. Они в неделе пути от ближайшего человеческого поселения. Даже если бы это не были проклятые земли, опасность была огромна. Алхимик негодовал.
- Сат, что вы собираетесь кушать в дороге, а? – ныл он, шагая за сувереном Краака.
- У нас есть арбалеты. Добудем еду.
Доктор споткнулся на камнях.
- Да куда же вы так спешите?!
Кронер тяжело вздохнул.
- Понимаете, там мой дом. Моя земля, мои люди. Я всегда думал, что все они уже десять лет как мертвы, но теперь…возможно, они страдают от проклятия, возможно, им нужна моя помощь, а я десять лет – проклятых десять лет, слышите – прохлаждался в Астуоре! Я должен увидеть Краак, доктор. Теперь, должен. Любой ценой! – он ускорил шаг.
Доктор шёл за ним молча, некоторое время.
- Расскажите про Краак – попросил он, наконец.
- Нечего тут рассказывать – пожал плечами Кронер – Замок построил мой дед. Он получил земли от народного собрания, когда стало ясно, что для защиты от Чёрных нужна твёрдая рука. И дед, и отец погибли в боях с Чёрными, во время первой кампании. Тогда я и стал сувереном. В четырнадцать лет. Помню… - улыбнулся Кронер - …помню, как всё было. Краак – крепость на стрелке реки Тош, притока Аоша. В междуречье лежало множество фольварков и поселений. А местность на левом берегу реки называлась Буркехе. Тамошние обыватели долгое время жили своим умом, и лишь незадолго до Праведного геноцида – попросили у меня покровительства. Я покинул Краак со всей дружиной, ушёл на защиту Астуора. В замке осталась моя мать. Когда пошли слухи о проклятии, я попытался вернуться домой, но король задержал меня. Я подчинился, по колено в крови мы отстояли Астуор. Но не Краак.
- Соболезную.
- Это чудесное место.
Алхимик возмущённо фыркнул.
- Это было чудесное место, гарн. Сейчас там, скорее всего, одни печки стоят, как это было на пути из Астуора. А даже если там и обитают какие-то Чёрные – вам что, легче станет?
- Вы не поймёте, доктор… - вздохнул Кронер – Вы умный человек, вне всяких сомнений, но у вас никогда не было ни верноподданных, преданных вам, ни вотчины, за которую умирали ваши предки. Вам не понять. Мы – я, и Краак – одно целое! – он сжал кулаки – Все эти годы мы были мучительно разъединены, и я не могу не увидеть свой дом, если уж я здесь.
Алхимик пожал плечами. За свою жизнь он сменил не один дом, и не собирался рисковать жизнью ради возможности вновь увидеть любой из них.
- Надвигается буря – сказал он, наконец, равнодушно взглянув на небо.
Кронер проверил арбалет.
- Не беда, переночуем под Василиском. Я не спешу. А сейчас – самое время подстрелить чего-нибудь, покуда окончательно не стемнело.
Суверен Краака сошёл с дороги.
- Скоро узнаем, водится ли здесь кто-нибудь, кроме косолапых.
Доктор вооружился.
- Верно, косолапого мне кушать неохота.
Кронер кивнул. Вспомнив что-то, встрепенулся.
- Доктор, а кто вас научил так метко стрелять?
Алхимик потупился.
- А, это…жизнь научила. И вообще – в моей работе глазомер нужен.
- Надвигается буря! – Латупель уверенно ткнул пальцем в небо – Нам далеко ехать? А то мне нехорошо, что-то.
Его начало мутить, кажется, ещё с нападения Бутуза. Сперва, недомогание было малозаметно, но последний час Кундук едва удерживался, чтоб не упасть лицом в фаркову шею. Дурная голова тяжело варила какие-то смутные мысли да образы, к горлу то и дело подступала тошнота.
- Вы не знаете, отчего нормальный человек может, вдруг, броситься на своих товарищей? – буркнул он.
- Просто так может.
- Э-э, нет. Я хочу сказать – один из моих товарищей, он был несколько не в себе, кажется. Ну, как это объяснить – странно себя вёл. А потом напал на нас. Убил своего друга, пытался убить меня…о-о-х… - не закончил журналист. Приступ головокружения заставил его повалиться на фарка. С трудом вытянув ноги из стремян, он сполз на землю. Солнечный свет, приглушённый дымкой, казался ему головнёй, выжигающей глаза.
- Простите, Мир, мне плохо! – простонал он.
- Немедленно поднимайся. До нашего лагеря уже недалеко.
У Латупеля слёзы на глаза навернулись от боли.
- О-о! Я не могу!
- Вставай, или фарк пройдётся по тебе когтями.
- Что? О боги, смилостивитесь, как больно! – Кундук свернулся комочком.
Чёрная, пожав плечами, тронула фарка. Тот шагнул вперёд. Кундук едва успех откатиться в сторону. Вскочив на ноги, он в два прыжка убрался с дороги.
- Видишь, тебе уже хорошо. А теперь быстро сел, и поехал. Время не ждёт – Чёрная улыбнулась – Надвигается буря.
- О боги!
Жалостно стеная, журналист вскарабкался на фарка.
- Что вы делаете? – возмущённо проныл он – Зачем вы меня мучаете?
Чёрная уже тронулась.
- Если останешься здесь – сойдёшь с ума и умрёшь.
- Великие боги, милостивые и милосердные! Что происходит? Я ничего не понимаю. Мне тяжело думать. Нужен врач. Один из моих спутников – врач. Нужно вернуться, пока ещё…
Дорога перевалила через холм, и теперь, глазам путником открывалась широкая долина, что раскинулась за ним. В самой её середине – дымил кострами небольшой лагерь. А вдалеке, за горизонтом – высились искореженные временем стены и башни.
Кундук даже перестал стонать от восхищения. До лагеря было ещё довольно далеко, но теперь, по крайней мере, он знал, куда держит путь. А дальше…
- Это город фонтанов, да? – он указал на строения вдалеке.
Чёрная покачала головой.
- Нет.
- А что…
- Если будешь много знать – рано умрёшь.
- А…
- Очень рано.
Когда они добрались до лагеря, у Латупеля уже не хватило сил даже на то, чтобы сосчитать его обитателей. Там были и люди, и Чёрные. Он слышал фразы, обронённые на эндориор, но не мог разобрать сути. Ему было плохо.
Кровавые брызги прочертили дорожку на палой листве.
«Беги, беги, зверушка!» - ухмыльнулся Кронер, преследуя козла. Он не спешил. Стрела еже понзила животное, и лёгкие его неумолимо наполнялись кровью и смертью.
«Гляди-ка, а ведь не так уж здесь и страшно, в проклятых землях. Где выживают козлы, смогут выжить и люди».
Суверен Краака легко бежал вдоль опушки леса. Азарт охотника, страсть свободы, сладкие воспоминания из далёкого детства овладели им. В былые времена, он часто охотился в этих краях. Особенно он любил соколиную охоту. Нелёгкое это было дело – вышколить молодого сокола. Его брали из гнезда, сразу по рождении. После первой линьки, подрезали когти, привязывали к лапке колокольчик, и зашивали веки. Чтобы хорошо выучить птицу, ее нужно сделать временно слепой. И лишь затем начиналась, собственно, выучка: сокола приучали сидеть на специальной жердочке и на руке, обучали посвистываниям, которые он должен уметь различать; далее, освободив веки, заново приучали его к свету, дразнили при помощи искусственных жертв. На все это уходил почти целый год.
Наконец наступало время первой охоты. Сокол, накрытый капюшоном, сидел на руке хозяина. Когда появлялась дичь, накидку снимали. Птица взмывала в небо, выслеживала жертву, бросалась на нее и терзала до тех пор, пока свист хозяина не приказывал вернуться обратно…
Козёл лежал брюхом вверх, зарывшись в сырой валежник. При приближении Кронера, он попытался заблеять, но выдавил лишь кровавое бульканье. Кронер прижал его голову к земле, перерезал глотку.
«Еда…моя еда» - мелькали мысли в голове – «моя земля!»
Выпустив кровь, он взвалил тушу на плечи, и поплёлся в сторону бивака.
Здесь можно было жить, совершенно точно. Что бы не случилось с его подданными, они живы – Кронер чуял это неким таинственным, скрытым чувством.
Играет, пляшет среди ветвей огонёк далёкого костра. Доктор кипятит воду. Сегодня, Кронер не опасался никаких невзгод, что могли быть им приманены. Тепло было для него просто теплом – родным, домашним.
Суверен улыбнулся, хмыкнул, а затем, вдруг, громко, счастливо расхохотался.
И хохот его разнёсся по лесным чащобам.
Тяжело загребая ладонями он выкарабкался из густой, липкой пучины. Сырой вонючий мрак, сожравший, медленно переваривающий его, отступил, натянулся и, наконец, поддался, шлёпнувшись в прохладную пустоту. А потом, был удар.
Латупель упал с кровати. Рядом валялось липкое одеяло.
«Где я?»
Он смутно помнил маленький лагерь, боль, горячку. Воспоминания зияли лысыми прошлёпинами, как бока шелудивого пса.
Он огляделся.
«Ясно, я пленник!»
Небольшая каменная комната освещалась масляной лампой, висящей под потолком. Единственная дверь была затворена. Вдоль стен стояли нары и, на двух из них, кто-то лежал.
Кундук встал, слегка пошатываясь. Всё ещё немного мутило, но ему уже было лучше, много лучше. Не без робости, он медленно приблизился к спящим Чёрным.
- Простите… -начал, было, он, но запнулся. Нет, не Чёрные! Оба узника – а это, несомненно, были узники – были людьми. Один – истощённый, скрюченный парень в утлых лохмотьях. Он приподнялся на голос, и Кундук вздрогнул – ужасные кровавые глазницы! У человека больше не было глаз. Он, верно, стражно страдал. Вырванный из забытья голосом журналиста, человек теперь мученически стонал.
- Прости, пожалуйста! Успокойтесь. Успокойтесь… - растеряно бормотал Кундук.
Проснулся второй. Этот – здоровый, на вид, сразу же пробудил у Латупеля угасшую, было, надежду. Надежду, что всё обойдётся.
На мужчине была форма вооружённых сил Федерации. Свой, солдат, десантник – с ним не пропадёшь!
- Привет – буркнул солдат, и такая тоска прозвучала в этом коротком слове, что Латупелю захотелось вновь, лучше, обратить взор на кровавые глазницы.
- Кто вы? Что здесь происходит? – хрипло прошептал он.
Солдат приподнялся с нар.
- Мы в гостях, дружище. В гостях. Нас здесь не будет никто обижать… - он растёр покрасневшие глаза – Я Снирре, Кокел Снирре, я был воином Федерации.
Мерзкая ватность в ногах. Кундук рухнул на нары, рядышком с солдатом. Что-то в груди рвалось наружу – лютая, бешеная паника, требующая немедленно бросится к двери, царапаться, колотить в неё в приступе клаустрофобии.
- Снирре… - он скосил глаза на шеврон – лейтенант Снирре, пожалуйста, объясните мне, что здесь происходит? Куда я попал? Что эти создания сделают с нами? Что…
- Они нас не обидят – уныло перебил его Снирре.
- Да?! – захлебнулся воздухом журналист – А этот бедняга? – он ткнул пальцем в несчастного слепца, лежащего в обмороке – О боги, как же они могли…
- Он сам это сделал – снова перебил его офицер.
- Что?!
- Он сам. Выколол глаза.
«Сошёл с ума. Он сошёл с ума…» - тупо повторял про себя Кундук. Он не мог чётко определиться, относилас эта мысль к слепому, или к Снирре, или к обоим – «Что же такое твориться! Боги, как я в это впутался?!»
- Мы в гостях. Нас не обидят…
Кундук застонал, обхватив голову руками.
В этот момент, дверь заскрипела. В отворившееся окошко невидимый тюремщик просунул тарелки.
- Buagash!
- Обед – пояснил Снирре. Поднявшись со своей лежанки, он прошёл к двери, и забрал еду. Окошко сразу захлопнули.
Кундук скривился. От движущегося офицера тянулся густой мускусный дух. Похоже, он уже давненько не мылся, не переодевался.
Снирре протянул тарелку. Держи, друг. Тебе нужно подкрепиться. Скоро, за тобой придут.
От капусты с мясом пахло вполне аппетитно, но к горлу журналиста подкатила тошнота. С трудом, заставил он себя есть.
- Придут? – буркнул он, ожидая какого-то продолжения. Снирре ничего не сказал.
- Вы знаете, кто такая Мир Этериан? – снова попробовал Кундук.
Солдат вяло кивнул. Он явно не хотел развивать эту тему.
- А ты кто, вообще? Как ты им попался? – быстро спросил он.
Кундук отставил пустую тарелку. Оловянный звяк растревожил слепца, он тяжело застонал. Латупель передёрнулся.
- Я – Латупель Кундук, журналист. Мы, с друзьями, организовали…мм…научно-исследовательскую экспедицию в этот район. Перешли Аош бес приключений, а потом…
- Хи-хи-хи-хи! – истерично, безумно рассмеялся офицер. Кундук удивлённо смолк. «Что смешного?»
- Что? Что? – и сорвался, вдруг, на крик - Да что ж такое?!
Жалобно мычит слепой.
Снирре отёр грязным рукавом выступившие от смеха слёзы. На вопросы журналиста он только отмахнулся.
Кундук почувствовал, как тяжело ему дышать. Душно, очень душно! Он рванул воротник.
Стены сдвигаются!
- Выпустите меня! – заорал он.
Снирре опустился на нары.
- Потерпи, дружище, после заката пойдёшь гулять. Нашим друзьям нужна компания.
Кундук зыркал на стены шалым взглядом.
- Мы сможем убежать!
- Прости, дружище…
- Не сдавайся! – яростно зашипел на Снирре журналист – Ты же офицер Федерации! Ты же десантник! Нам нечего терять, мы убежим, убежим!
- Ты не понимаешь… - лицо офицера страдальчески исказилось – Мы в гостях.
Ревел, завывал человек, который выколол себе глаза.
Adsumus, заметил кое-что. Вроде и написано неплохо, несуразностей нет, но, тем не менее, не складывается впечатление литературного произведения. Вот читаю и вижу, как легко это написано. Может, для кого-то это "легко" тянет на большой плюс, но мне кажется, что это - первый черновик, в котором автор даёт рукам работу, не особенно ломая голову над результатом. Нет описательности, которая и отличает текст от литературного произведения. Разговаривают журналист и чёрная, а картинки не видно. Диалоги, незначительные действия - и всё. Висят ли они в безвоздушном пространстве? Стоят на фоне "синего экрана"? Ничего не понятно. Нет взаимодействия героев с окружающим пейзажем.
С психологией героев ситуация получше. Фразы, вроде "облизал губы" и т.п. достаточно говорящи, и не являются диагнозами. Этого у тебя не отнять. Но насчёт декораций, как мне кажется, стоит подумать. Было в Мастерской задание про пейзаж, тайной целью которого, как я догадываюсь, и являлось развитие этого самого умения, проводить параллели между персонажами и природой. Ведь ни для кого не секрет, что пейзаж в классике расписывались не просто так, они создают атмосферу, подводят читателя к чему-то, помогает лучше понять героя.
Вот.
Да, ещё. Вспоминаю Кронера. Как мне кажется, слишком уж он пиитично рассуждает о родовом гнезде и о подданных. Что ето с ним стряслось?
__________________
— А ты ниче.
— Я качаюсь.
— Как думаешь, для чего мы в этом мире?
— Я качаюсь.
Вот читаю и вижу, как легко это написано. Может, для кого-то это "легко" тянет на большой плюс, но мне кажется, что это - первый черновик, в котором автор даёт рукам работу, не особенно ломая голову над результатом.
Ну, ещё бы. На то и Марафон)
Цитата:
Сообщение от Винкельрид
Разговаривают журналист и чёрная, а картинки не видно. Диалоги, незначительные действия - и всё. Висят ли они в безвоздушном пространстве? Стоят на фоне "синего экрана"? Ничего не понятно. Нет взаимодействия героев с окружающим пейзажем.
Понял. Я, честно говоря, специально так делал. Урезал описания до минимума, хотел добится большей динамичности. Очевидно, дурная затея. Добавлю описаний.
Цитата:
Сообщение от Винкельрид
Вспоминаю Кронера. Как мне кажется, слишком уж он пиитично рассуждает о родовом гнезде и о подданных. Что ето с ним стряслось?
Ну, он годами был изгоем, а тут - оказался, практически, дома. Возможно, к этому недостаточно ясно подводится мысль?
Не знаю только, как бы, тогда, больше расписать харктер персонажа. Мысленными монологами и диалогами текст и так перегружен, а как это через действие передать - не знаю. Что думаешь?
Незнаю, можно ли считать это произведеним. Скорее это даже отрывочек к большому рассказу.
В общем, поясню. Это сон одного больного из больницы. Не представляю какую роль он сыграет в моем сюжете, но, один человек из пяти... сказал. что вроде нормально... Но сами понимаете, что "нормально" - это никак.
Скрытый текст - Поскрипим?:
Скрип. Почему-то хочется назвать его одиноким. Хотя скрип идет ото всюду. Каждое дерево скрипело. Тихо так. И еще какой-то отдаленный шум. Что-то похожее на ветер. И эхо. Все такое серое, пасмурное, холодное... одинокое. И скрип одинокий. И я одинокий... Но кто я? И почему один?
Неизвестное в неизвестном месте...
Скрип... Скрип, наполняющий рощу черных деревьев, становился живым, смотрящим в глаза. Прямо и неотрывно. Мимолетный ужас. На короткое мгновение. Показалось... Да... Но они казались реальными. Там, за спиной... Кто-то есть... Кто-то промелькнул. Призрак? Он черный. Они все черные. В мантиях. Да... Еще один сбоку... Нет... Это глаза... Это скрип...
Нет!.. Тиканье! Слышишь? Отчетливо и ясно. Часы. Где-то здесь. Я слышу. Надо бежать... Надо. От этого щелканья стрелок стучало в голове, в висках, во всем теле...
Тиканье! Нет... Оно отдалилось... Я спрятался? В спину кто-то смотрит... Вроде никого. Черные стволы, серая завеса неба и легкого, едва различимого тумана над травой... Это трава? Пепельный цвет... Запах... Не чувствую. Может у меня нет носа? Тело дрогнуло - трава рассыпалась под ладонью. Пепел! Она из пепла!..
Скрип... Одинокий скрип... Он смотрит на меня. Да. Я вижу там. Кто-то дышит. Тяжело. Призраки? Снова?.. Может я сумашедший? Слышу чей-то топот. Будто множество маленьких ножек бегут по дереву. Где-то сверху. Где-то... Повсюду. Они везде. Топот и скрип... Я сумашедший?.. Нет?.. Но она смотрит на меня. Смотрит в меня. В самые глаза... Она... Пустота... Снова мантия! Да! Я видел! Самый край! За деревом!.. Пусто... Снова щелканье... Справа? Слева? Нет... Сзади?... Нет... Я один... Именно я... Бежать... Да... Куда угодно... Бежвть... Кто-то дышит... Тяжело... Я слышу... Скрип. Ветка дерева. Я на нем. Прыгаю? Как-то странно. Далеко. Легко. Скрип. Мой... Да... И легкий топот... Тоже мой... Нет... Еще где-то... Точно такой же... Справа? Мантия! Она! Я видел! Видел!.. Призрак. Тоже прыгал... Скрип... Тиканье!.. Бежать! Без оглядки! И глаза! Глаза закрыть! Плотно!..
Боль... Лицо горит от нее. Тиканье. Часы совсем рядом. Сквозь щель мутно вижу что-то золотое... Круглое... На цепочке... Тянется из меня... Кармана... Тикает... Голова тяжелая. Кое-как поднятая. Различаю что-то черное. Оно тоже лежит. Тоже смотрит... Так же... И золотая цепочка из кармана... Скрип... Тиканье... Тяжелое дыхание... Скрип...
Последний раз редактировалось Matt Barley; 05.12.2009 в 13:49.
Matt Barley, мой вам совет....................... ЗАВЯЗЫВАЙТЕ... С... МНОГОТОЧИЯМИ!11
и не стоит так часто повторять мотивы. Приедается и отдаёт Сальвадорщиной.
__________________ Та, та-ба-та, та, та-да(с) Wha-ha-ha
MAXHO, XD морально готова к этому ору. Чем там отдает, незнаю.
Скрытый текст - На тему драконов. Описание местности...:
Бледно-голубое нежное небо раннего утра обещало быть таким же безоблачным и ясным до самого вечера. Еще темнеющая в уходящем ночном мраке сосновая роща тихо шелестела на прохладном свежем ветерке своими песнями. Сероватая влажная трава чуть покачивалась, волнами покрывая холмистую поверхность равнины.
Пробившийся сквозь зубцы хребта на самом горизонте первый луч скользнул по стеклянному, покрытому белесой пленкой, глазу. Он не закрылся от ослепляющего света, не поднялась лапа, пропустившая бы через пару челей меж костями кисти свет.
Утро. Утро, значащее для всех пробуждение, жизнь, расцветание... Большая облезлая голова плавно опустилась к самой земле, все так же смотря на восходящее солнце. Будто в жутких конвульсиях содранная чешуйчтая шкура парой клочьев покачнулась на шее с зияющими дырами.
Утро. Утро здесь значило сон. Тихий, чуткий сон, который не нарушало даже дерзкое стрекотание кузнечика.
Меж покрытыми зеленоватой тиной клыками, многие из которых давно уж стали осколками, пробежала черная струйка крови. Ящер бессмысленно, невидяще обернулся назад, встретив такой же взгляд.
Солнце все поднималось, скользя по блеклой чешуе, прорываясь сквозь изорванные плотные крылья, падая тенью на примятую чернеющую траву.
Рептилии обменялись ничего не значащим рыком. гулким, утробным, хрипящим, будто тонущем в болоте. Блестнув белой костью, животное сделало шаг вперед. Лишенный всякого смысла и необходимости. С плеча капнула пара капель, беззвучно скользнув по стеблям травы.
Тишина. Лишь шумящий лес отдаленно напоминал о существовании движения. Живого, рождающего...
Тишина, мертвая и полная звуками того мира. Мира мертвых. Их музыкой. Их голосами. Их мыслями. Их страданиями. Их желаниями.
Два вечных врага, вражда которых, казалось, длится вечность - дракон и ящер, - встречали еще один рассвет. Бесконечный и такой однообразно-слепящий мертвые глаза. Дракон и ящер. Те, кому надлежало рвать друг другу глотки, убивать и ненавидеть, лежали вместе на вершине холма, слепо смотря на восток...
Скрытый текст - Возможно, пожалею, публикуя это.:
Я - человек. Я тот, кто вкусил запретный плод, поддавшись на искушение. Я тот, кто любил природу и знания, любил самого себя, как одно из творений Божих, как часть Вселенной и вместилища духа всего. Я тот, кто любил, но потерял любовь истинную, любовь первородную. Я - человек. Я разрушил знания, копившиеся тысячелетиями в древних библиотеках моих родителей, я изменил представления о религии. Я извратил все. Я стал частью змея-искусителя. Я стал им самим. Я пал из рая, потому что был достоин падения. Я эгоистичен в своих желаниях и только на краю гибели и полного истребления смогу понять истину и боль мира, которую принес в него. Я - человек. Я самодоволен и жалостен, самовлюблен и знаю, что весь мир согнется предо мной, встанет на коленях и спасет от исчезновения. Я верю в величайшее спасение, уподобившись крысе в клетке. Я порчу планету, на которой живу, все еще пытаясь спрятать ее страдания делами своими, сохраняя леса и животных. Я порчу ее, чтобы найти другую.
Я истреблял древние народы, истинных последователей Бога, носителей редчайших способностей, веруя в ложные познания и слепо смотря в несуществующее будущее. Я - человек. Я глуп и немощен. Я тщедушен и слаб. Я доказываю самому себе насколько я силен и одурманен своей властью над миром. И буду страдать я за все грехи свои, потому что достоин этого. Буду верить в место в раю, где был уже и пал, буду надеяться и молить о втором шансе, но буду страдать как Сатана в аду, ведь я - человек...
Последний раз редактировалось Matt Barley; 05.12.2009 в 14:08.
Скрытый текст - Расчленение почти по всем параметрам:
Цитата:
Сообщение от Matt Barley
Пробившийся сквозь зубцы хребта на самом горизонте первый луч скользнул по стеклянному, покрытому белесой пленкой, глазу. Он не закрылся от ослепляющего света, не поднялась лапа, пропустившая бы через пару челей меж костями кисти свет.
Давайте будем вычитывать вместе.
Луч не закрылся? оригинально. я фантастику люблю.
Пару челей меж костями кисти? 0__0 это вообще что? X-лучи что ли?
Цитата:
Сообщение от Matt Barley
покачнулась на шее с зияющими дырами.
что-то здесь дырявое, только вот никак не пойму что именно: шея или шкура?
Цитата:
Сообщение от Matt Barley
Блестнув белой костью, животное сделало шаг вперед. Лишенный всякого смысла и необходимости.
Лучше объединить в одно предложение.
Цитата:
Сообщение от Matt Barley
Живого, рождающего...
Рождающего что? Нет, я конечно ценю многозначность и люблю литературу именно поэтому. Но не до такой же степени!
Цитата:
Сообщение от Matt Barley
дракон и ящер
Давайте всё-таки с родо-видовой классификацией/характеристикой определимся?
Цитата:
Сообщение от Matt Barley
Те, кому надлежало рвать друг другу глотки, убивать и ненавидеть, лежали вместе на вершине холма, слепо смотря на восток...
А вот теперь пройдёмся по логике.
Если автор хочет показать логику ящера/дракона, то тема не раскрыта. С какого перепугу им "надлежит"? Кто приказал? Зачем всё это нужно, если действия их "лишены всякого смысла"? Если уж совсем выдрючиваться по литведу, то можно предположить, что автор хотел сказать нам о том, что нужно всё это для движения "живого, рождающего...", но тема опять утонула!(извиняюсь за пунктуационный бедлам).
Теперь пройдёмся по композиции. Если вы хотите показать дуальность, то у вас нет антитезы. К тому же человеческое сознание больше привыкло к цифре 3. К тому же нет некого повествовательного ритма, который бы все это оправдывал -
Цитата:
Сообщение от Matt Barley
Утро. Утро, значащее для всех пробуждение, жизнь, расцветание... Большая облезлая голова плавно опустилась к самой земле, все так же смотря на восходящее солнце. Будто в жутких конвульсиях содранная чешуйчтая шкура парой клочьев покачнулась на шее с зияющими дырами.
Утро. Утро здесь значило сон. Тихий, чуткий сон, который не нарушало даже дерзкое стрекотание кузнечика.
Цитата:
Сообщение от Matt Barley
Тишина. Лишь шумящий лес отдаленно напоминал о существовании движения. Живого, рождающего...
Тишина, мертвая и полная звуками того мира. Мира мертвых. Их музыкой. Их голосами. Их мыслями. Их страданиями. Их желаниями.
Пробежавшись по тексту, я ставлю ключевой вопрос: а что мы вообще пишем?
У нас есть каноны. Они носят звучные и громкие имена: "повествование", "описание", "рассуждение". Не надо пытаться свалить всё в одну кучу - это многие пытались сделать.
Подводим итоги:
Для повествования - мало действия
Для рассуждения - действия не нужны
Согдится для описания с элементами, но на кой чёрт эти элементы нужны?
Matt Barley, по поводу второго текста - неплохая зарисовочка для бложика/газетки/чего-то ещё, но всё тонет в отсутствии знания философии. К тому же некоторые части сами себе противоречат.
Пример:
Цитата:
Сообщение от Matt Barley
Я - человек. Я тот, кто вкусил запретный плод, поддавшись на искушение.
Цитата:
Сообщение от Matt Barley
Я истреблял древние народы, истинных последователей Бога, носителей редчайших способностей, веруя в ложные познания и слепо смотря в несуществующее будущее.
Древние народы - не люди? Оригинально. Человек истреблял человека, заведомо зная о базисах религии и существовании "ложного знания". Зачем? Молчок.
Если копнуть глубже, то окажется, что мы читаем исповедь детерминиста, который понял всю абсурдность своего учения. Если это человек, то человек конца 19ого/начала 20ого века.
При всём этом человек, понимая разность двух "причинностей", всё равно кидается в религию и говорит о том, что "высшая причинность" лучше. Где логика? Разве не поэтому он негодует?
__________________ Та, та-ба-та, та, та-да(с) Wha-ha-ha
Последний раз редактировалось Markfor; 26.12.2009 в 18:33.
Причина: объединение сообщений
Раз уж тут занялись отрывками, выложу-ка и я. Иногда записываю пришедшие в голову эпизодики безо всякого сюжетного соединения, потом нахожу им место...
Вот один такой, в последствии нашёл своё место как воспоминание героя.
Скрытый текст - 1:
…Продуктов у нас оставалось на три дня, а держать засаду начальство приказало до победного конца. В смысле, на четвёртые сутки нам предлагалось перейти на питание «природным растительным и животным кормом». Друг другом, наверное. Какой, к ваарнийской макаке, «природный корм»?!! Да из растительности в этих болотах разве что трава не ядовита, и то, не вся. Из фауны – одно тараканьё. Здесь всё кишит членистоногими, усатыми и жесткокрылыми. Именно они, а не вражеские патрули и излишне бдительные местные жители были нашей главной бедой. Лежишь в кустах, дышишь в одну ноздрю, и максимум, что можешь сделать – это пошевелить пальцами (не рукой!), чтоб не затекли. Любое другое движение может разрушить сложную маскировку, и о том, что бы отогнать гадов ползучих нечего и думать. Несмотря на то, что до ближайшего города километров десять, (правда, есть ещё деревни, штук пять в округе), на дороге, которую «держит» наше отделение, весьма оживлённое движение. Каждые десять-двадцать минут по грунтовке проносятся то армейские ховерджипы с чёрно-жёлтыми неройскими эмблемами на дверцах, скользя на воздушных или новомодных магнитных подушках, то громыхают крестьянские телеги (аграрная планета, что возьмёшь), запряжённые лошадьми либо местными тягловыми животными – огромными ящерицами хэту, то ещё кто-нибудь со свистом промчится. Перед отправлением нам выдали какие-то мази и порошки, якобы отгоняющие местных ядовитых жуков, но беда в том, что НЕядовитых видов здесь тоже хватает. Я и раньше слышал выражение «муравьи в штанах», но лишь теперь понял, что оно отнюдь не иносказательное… Но мы терпим, лишь порой завистливо поглядываем на единственное у дороги крупное дерево. Гуго, со своей «снайперкой» укрывшийся в его кроне, может хотя бы спокойно почесаться. Богохульства в адрес командования облегчения не приносят, возможно, оттого, что произносятся не вслух, про себя…
Ждём. Вечереет. Теперь машины видно издалека, по отсветам фар. Слышится тройной крик филина – командир даёт отбой. Это значит – те, кто не спал прошлой ночью могут прикорнуть, остальным – бдеть. Я в их числе. Поудобней перехватываю свой «брэндвей», готовлюсь к бессонной ночи. Пятые сутки засады. Чёрт бы драл это командование! Их бы сюда – тараканов шевелением ягодиц отгонять! Это ж надо – поставить засаду на болоте, в открытом месте. Но следует учитывать, что территория изначально была вражеской, и противник знает наперечёт все места, удобные для засады – там, где дорога проходит через холмы, леса и так далее – и давно нашпиговал их минами, детекторами, патрулями и тому подобным. А здесь нас никто не ждёт – только идиот будет терпеть столь свинские условия – голая равнина, трава ниже колена да топкие места. Терпим и мы. Но всё равно – поймать бы этих теоретиков из штаба и… У-у-у-у-у!!
Тишина. Незнакомые созвездия. Они всегда незнакомые – на каждой планете свои. И каждый раз захватывает дух. А далеко справа, за горизонтом, вспыхивают зарницы – там, как говорит ефрейтор Шмышлишмашлич (о происхождении фамилии которого спорит весь полк) «шкубаются» войска Его Величества Императора Нероя, шоб ему ночью по ошибке в гей-клуб забрести, да там и остаться, и основные силы нашего десанта. Эх, туда бы. Уж лучше под пулями ходить, чем гнить тут живьём, и кормить собой муравьев. Погружаюсь в воспоминания о последних боях, в которых участвовал, и чуть не засыпаю. Приходится проглотить очередную таблетку стимулятора, но действия почти не ощущаю – у меня допинг скоро вместо пота сочится будет. Потом греюсь по методике боевых пловцов – в строгой очерёдности напрягаю мышцы, при этом оставаясь неподвижным. Ску-ука! Опять начинаю засыпать, и вдруг слышу крик сойки – условный сигнал! «Готовность номер два!». Я опускаю на глаза ночную оптику и сразу понимаю в чём дело – с выключенными фарами к нам приближается штабной автомобиль. Но это явно не тот, который мы ждём – марка та же, но модель другая, и идёт один, без сопровождения. А когда подходит ближе, становится ясно – и номер не совпадает. Ждём...
Небо светлеет, звёзды блекнут. Я смотрю на часы в щитке ночного бинокля – через час будет совсем светло. С болот поднимается густой, липкий туман. Одна от него польза – разгоняет последних насекомых и их родственников. Но утреннее солнце рассеивает белесые языки, и всё возвращается на круги своя. Мне, в моём маскхалате, уже начинает казаться, что я и впрямь превратился в поросшую вялой травой кочку. В голову начинают забредать мысли о разных приятностях не то что гражданской, а даже казарменной жизни – горячая еда, кровать. Тьфу! От мыслей таких на душе становится совсем погано.
По дороге медленно проползают два грузовика, битком набитые неройскими морпехами в серо-синей форме. Как их занесло так далеко от моря?
Грузовики скрываются за поворотом, и, почти в ту же секунду, звучит сигнал манком: «Готовность номер раз!». Ну-ка… Я всматриваюсь в следующий кортеж. Это же… Точно – она! Чёрная «Акрана С500N», штабная, задние стёкла тонированы, номер – EF38411N. Две машины сопровождения. Впереди – военный ховерджип на магнитной подушке, пятиместный, со спаренным пулемётом на задке. Замыкающая – чёрный гражданский джип с военными номерами, не на подушке, колёсный. Номера совпадают. Всё, как сообщила разведка. Это они! Те, кого мы караулим почти неделю! В душе просыпается лютая злоба – это же, почитай, из-за них мы тут маринуемся. Тело приходит в боевой режим – исчезает вялость, усталость, скованность в суставах, обостряются все чувства и реакция. Сам не знаю, благодаря чему это происходит – наверное, дело в адреналине. В бинокль я различаю лица усатого сержанта-водителя и сидящего рядом с ним офицера Службы Имперской Безопасности. Дальномер определяет, что они в километре от места засады. При такой скорости будут здесь через полминуты.
Я приник к «брэндвею», привычно слился с оружием в единое целое. Даже прикосновения насекомых перестали беспокоить меня. Главное – провернуть всё моментально. На стороне охраны объекта – численное преимущество (нас – десять, их, по непроверенным данным, - пятнадцать-шестнадцать), и в профессионализме они нам точно не уступают – на такое дело лопухов не возьмут. У нас – только неожиданность. И ещё надо помнить – вокруг враждебная территория. Мало взять объект, его ещё надо донести до своих. А дальномер отщёлкивал метры. Восемьсот... Шестьсот... Триста... Сто... Ну! В двадцати шагах от меня земля вспучивается, как от взрыва, и на свет божий, сразу становясь на одно колено и вскидывая лаунчер на плечо, появляется Марвин. Всё. Началось.
Ракета из лаунчера влетает точнёхонько в лобовое стекло армейского джипа, и ховер превращается в огненный шар. Генератор магнитного поля отключается сразу, но машина по инерции пролетает несколько метров, утыкается носом в землю, кувыркается «через голову», с лязгом приземляется на багажник и, наконец, падает на бок. Всё это сопровождается грохотом, дрязгом, летящими пылающими обломками и взрывом топливного бака. Чертовски красиво и эффектно, как в кино. Вот вам и половина охраны. Водитель «Акраны» отчаянно тормозит, одновременно выкручивая руль влево, так, что колёса становятся почти перпендикулярно движению. Но дорога грунтовая, резина скользит, и движение прекращается буквально в метре от полыхающего корпуса джипа. Я ещё отметил, что тормозной путь авто заметно длиннее, чем должен бы был быть при такой скорости и массе (на «Акране С500N» я как-то ездил, и вес её примерно знал). Очевидно, штабная «Акрана» была тяжелее обычной, а следовательно – хорошо бронирована. Чёрному джипу вовремя затормозить удалось чистым чудом – ведь он был ещё тяжелее. Стоило джипу замереть, как по нему ударили оба наших пулемёта – ручной и станковый. Спустя секунду на машине охраны сосредоточили огонь и остальные. По «Акране» стрелять было нельзя – те, кто внутри неё, нужны нам целыми.
Пули разного калибра пятнали лакированные борта и тонированные стёкла звездообразными следами, но, судя по тому, как бодро стала разворачиваться машина, она тоже была бронирована. Тонированные стёкла приопустились, и в образовавшиеся щели охранники повели ответный огонь. Поскольку стреляли, в основном, по позициям пулемётов, а не в мою сторону, я решил совершить короткий марш-бросок до ближайшего бугорка, чтобы приблизиться к машинам. Я приподнялся на локтях, рванулся вперёд, и... не смог встать! Несмотря на все принятые меры, ноги затекли и не слушались. Я, чертыхаясь, уронил автомат, и принялся массировать себе бёдра. Тем временем джип попытался дать задний ход, и кто-то из наших догадался полоснуть очередью по колёсам. Джип дёрнулся и осел на левую сторону. Ай-яй-яй, какое упущение – машину бронировали, а про колёса забыли! «Акрана» оказалась в ловушке – объятый огнём остов перекрывал болшую часть дороги, и, чтобы его объехать, штабной машине требовалось сдать назад, но этому мешал «стреноженный» джип. Наступило нечто, вроде пата – огонь охраны прижимал нас к земле, а наш – не давал охранникам покинуть машину. Не прерывая растирания, я покосился в сторону Марвина, но тот ещё возился с перезарядкой лаунчера. Что же делать? Время тикает! Вдруг в канонаду вплелось гулкое «пук!» - кто-то выстрелил из подствольного гранатомёта. Граната скользнула по обтекаемому крылу и, взлетев почти вертикально вверх, сдетонировала прямо в воздухе. Это было опасно в первую очередь для нас самих – один осколок щёлкнул меня по каске, а другой срезал ветку с кустика у меня перед носом. Блин, кто ж осколочными по броне бьёт! Поймаю – убью!
Продолжая вертеть головой, я увидел, как Гуго спрыгнул зачем-то с дерева, широко расставил ноги и, игнорируя свистящие кругом пули, неторопливо целится. Зачем он вылез?! Снайперу место в укрытии! Гуго спустил курок, затвор отошёл назад, и гильза по дуге ушла в бок. Я различил цвет полоски вокруг дульца – зелёный. Бронебойно-зажигательная! А спустя мгновенье чёрный джип взлетел на воздух. Я был настолько поражён, что не сразу сообразил, в чём дело. А когда сообразил, то чуть не захлопал в ладоши – ай да Гуго! Снайпер попал точно в крышку бензобака! Тут даже не обязательно, чтобы пуля была зажигательной – эффект и так обеспечен. Ну Гуго! Это медаль, стопроцентная! Если выберемся…
И тут же раздалась команда лейтенанта:
- Вперёд!
Ноги, наконец, приходят в повиновение. Сыпля сквозь зубы нецензурностями, я, с грехом пополам, выбрался из-под маскировочной сети, и заковылял к штабному авто. С разных сторон к нему бежали наши, на ходу стреляя в воздух для психологического эффекта. Я не без удовольствия заметил, что не я один спотыкаюсь и прихрамываю. Пока мы бежали, водитель «Акраны» сумел частично обогнуть останки армейского джипа, и начал выезжать на свободную дорогу. Гуго моментально вскидывает винтовку. В лобовом стекле «Акраны» образуется аккуратная дырочка. Голова водителя неестественно дёргается, и он падает лицом в руль, обзаведясь третьим глазом во лбу. Штабная машина съезжает в кювет. У офицера на переднем сиденье не выдерживают нервы – выскакивает из машины, выхватывает пистолет и… роняет его, хватаясь за простреленное плечо. Я первым подбегаю к машине, ударами приклада под дых и по шее укладываю СИБовца и рывком распахиваю дверцу, которая, почем-то, даже не заперта. И тут же понимаю почему – на меня смотрят два ствола. Я резко уклоняюсь в сторону, и первая пуля проходит впритирку к виску, я даже чувствую горячий ветерок. А вот вторую пулю я ловлю-таки грудью. Бронежилет удерживает свинец, но закон инерции ещё никто не отменял, и я испытываю нечто, сродни удару копытом, который вышибает из меня дух. Лёжа на земле, я вижу, как стэлонец Кьяхэр совершает головокружительный прыжок, на который способно лишь существо с планеты, где сила тяжести – в полторы земных, и, оказавшись в двух шагах от «Акраны», зашвыривает в салон что-то маленькое, блестящее. Из машины начинают валить густые клубы дыма ядовито-жёлтого цвета. «Сонный газ!» - соображаю я, пытаясь подняться. Стрельба сразу обрывается, и подскочившие бойцы, зажимая носы рукавами, вытаскивают из машины трёх офицеров – двое в форме СИБ, и один – Штаба Имперской Армии. К руке штабного наручниками пристёгнут кейс. Лейтенант выстрелом перебивает цепочку наручников, и двумя ударами сшибает замки. В кейсе – несколько папок, диски и матовые сигары кристаллических архивов. Лейтенант берёт верхнюю папку, читает название, открывает, пробегает несколько строк и победно кричит:
- Есть!!! Оно!!!
Лицо командира сияет, как новенькая монета. Все мы вполне разделяем его чувства, но времени на эмоции нет – взрывы и стрельбу могли услышать те же морпехи, и, если мы не хотим сразу получить погоню на хвост, то надо спешить. Я и Марвин хватаем на руки штабного офицера, лейтенант берёт кейс, и мы бежим к роще в километре с чем-то отсюда, где нас уже неделю ждут два автомобиля-вездехода, накрытые маскировочной сетью. Двое тащат пленного, двое – пулемёт, остальные усиленно вертят головами. Не исключено, что это «ловля на живца», и на нас самих поставлена ловушка. Но нет – всё тихо. Лейтенант на бегу выхватывает плоскую стальную коробочку, и нажимает на ней единственную кнопку. И в космос уходит узконаправленный сигнал, который (чисто теоретически, конечно) невозможно перехватить, не зная частоты кода. Через четыре часа корабль невидимка прибудет в заранее условленное место, и заберёт нас с грузом. На обратном пути его могут засечь, но нам организует «окно» истребительная авиация. И мы дома! Болота забудутся, как кошмарный сон. И, наверняка, будут медали – задание выполнено на сто процентов, и потерь нет – только Кьяхэр из-за своего геройства схлопотал пулю в плечо. Но это всё впереди, а сейчас – бешеная гонка пешком и на машинах, почти гарантийно - с погоней, которая не заставит себя ждать, и неизвестно – все ли доберутся до места отправки. Но на душе легко, как никогда… Победа!..
22.01.2006, 01:44
Свои произведения: кто готов дать почитать и выслушать критику? (Архив 2)
), написанный много лет назад. С тех пор много работал и писал, дрался с двумя критиками на дуэли, выработал систему вторичной обработки текста... Но всё же интересно впечатление читателя о началах ;-) 
Похожие темы
